Кармический бумеранг

Зинаида плюнула с досады, приняв их поведение за издевательский ответ на её угрозу. «Шпана – она и есть шпана!», – в сердцах воскликнула вслух помощница повара. Увидев в окно, что немой парнишка жив и невредим, она успокоилась и занялась своими делами.

Даня, за которого так переживала помощница повара, не обращая внимания на стонущих ребят, подошёл к нежданному защитнику, упавшему на ступеньки крыльца, и протянул ему руку.

Мальчик встал и, глядя в доброе лицо незнакомца, смущённо краснея, произнёс: «Спасибо. Я цыга … то есть Шурка. А цыганёнком меня дразнят потому, что я смуглый и вообще… у меня чёрные волосы, – смущённо договорил он, отведя взгляд в сторону, и тут же с круглыми от недоумения глазами спросил, показывая пальцем на своих обидчиков: – Что это с ними?».

В ответ чужой мальчик лишь пожал плечами.

Высоко поднявшееся солнце, наблюдавшее за сценой на крыльце, своим теплом, будто заботливые руки мамы, принялось гладить по лицам приходящих в себя мальчишек. Они, как затравленные волчата, с непонимающим испугом поглядывали друг на друга и по сторонам, ища причину произошедшего с ними. Придя в себя, ребята почувствовали, что они уже не хотят драться ни с хилым цыганёнком, ни с приблудившимся пареньком. Они стояли молча, смущённо переминаясь с ноги на ногу.

Выручила всех, подъехавшая на собственных Жигулях, Софья Ильинична – заведующая детским домом. Встревоженно поглядывая на скопление ребят, она закрыла машину и двинулась в их сторону. Несмотря на её хрупкое телосложение и небольшой рост, не более ста пятидесяти четырёх сантиметров, эта сорокалетняя женщина с проницательными глазами цвета кофе и короткой стрижкой выбеленных перекисью водорода волос имела сильный характер. Она стремительной походкой подошла к своему беспокойному контингенту. Поздоровавшись с ребятами, пристально заглянула в глаза самому старшему. Затем взгляд её остановился на незнакомом, по-домашнему ухоженном мальчугане.

«А ты как к нам попал? – спросила она его, удивлённо подняв брови, и, не дождавшись ответа, стала рассуждать: «От населённых пунктов мы находимся далеко, можно сказать, в гуще леса. Подбросить тебя тоже не могли. Не маленький уже – сам, кого хочешь, подбросишь,– пошутила Софья Ильинична, оглядывая крепкую фигуру мальчика.– Вон, какой крепыш вымахал!». Слова заведующей вызвали у ребят весёлый смешок.– «Сколько тебе лет… пятнадцать, шестнадцать? – продолжала спрашивать она, и тут же удивлённо протянула, словно услышав из уст молчавшего парнишки ответ: – Двенадцать?»

В это время к заведующей подбежала запыхавшаяся Зинаида.

– Здравствуйте, Софья Ильинична! Это я его раненько утром на скамейке нашла. Сдаётся мне,– приглушила она голос,– что немой он.

– Как немой? Я ведь только что с ним…– начала Софья Ильинична, но осеклась, остановленная возгласами воспитанников.

– Ага, немой,– кричали они,– всё время молчит.

– Разберёмся,– чувствуя, как кровь прихлынула к лицу, ответила она и приказала Зинаиде:

– Пусть мальчик позавтракает со всеми, а потом приведи его ко мне.

Утвердив свой приказ строгим взглядом, она заторопилась в здание. Кроме странного мальчика, её ждала ещё уйма дел в непростом учреждении под названием детский дом.

После завтрака Зинаида привела к ней в кабинет приблудившегося мальчика. Между ними состоялся необычный разговор. Заведующая спрашивала, а он молчал. Но она бы могла дать руку на отсечение, что слышала его ответы. Говорить об этом она никому не собиралась – сочтут сумасшедшей. Но после такого разговора Софья Ильинична, боясь признаться в этом даже самой себе, узнала, что звать его Данила. На вопросы же о родителях и о том, как он, вообще, к ним попал, ответа не получила. Она протянула ему ручку и листок бумаги. Он написал красивым ровным почерком: «Я ничего не помню».

Отпустив немого парнишку, которого за дверью ждали любопытные воспитанники, она пришла к выводу, что у Данилы частичная амнезия. Поразмыслив, заведующая позвонила участковому, попросив его приехать. Потом набрала номер врача, которая подъехать отказалась, в связи занятостью, но успокоила её, сказав, что память к ребёнку обязательно вернётся, как только найдутся его родители.

Приехавший через час участковый – лопоухий молодой человек с живописными веснушками на лице – высказал предположение, что родителей мальчика, скорее всего, убили. И что сын их всё это видел, и поэтому онемел. «Так что, лучше будет, если парень останется в детском доме, чтобы его не нашли бандиты, – заявил милиционер и, подводя итог своим умозаключениям, добавил: – Ну, а если родители живы, то сами начнут его искать». Решив таким образом проблему с мальчиком, участковый с чувством исполненного долга отбыл в город, оставив заведующую с ещё одной головной болью.

Софье Ильиничне ничего не оставалось, как внести немого мальчика с амнезией в список воспитанников детского дома под именем – Данила, отчеством – Викторович. Отчество она придумала сама, не подозревая, что и оно было ей подсказано самим мальчиком, и фамилией – Приблудный.

Вскоре в устах ребят имя Данила превратилось в короткое – Дан.

Поздним вечером того же дня, когда галдевшие обитатели детдома угомонились и уснули, на краешек кровати Данилы, тихонько подойдя к нему на цыпочках, осторожно присел черноглазый Шурка. «Я… это…– заговорил он, бесстрашно глядя в широко открытые глаза, севшего на кровати, нового воспитанника,– я неправду сказал. Я… на самом деле цыган, и зовут меня не Шурка, а Шандор. Бабушка рассказывала, что, когда я ещё не родился, отца за что-то посадили в тюрьму, там его и убили осужденные: он у них в карты всё время выигрывал. А мама умерла, когда меня рожала. Я жил с бабушкой три года. Она у меня очень хорошая, добрая, но в четыре года меня забрал в свою семью барон: у него не было сына – одни девчонки. Я должен был, когда вырасту, стать бароном. А я не хотел стать бароном – я летать хочу. Лётчиком хочу стать, понимаешь?! Когда мне исполнилось шесть лет, бабушка рано утром разбудила меня, и мы пошли в лес. Шли, пока сзади ни стала сигналить машина. Бабушка остановила её, поговорила с женщиной, что была за рулём (звали её Софья Ильинична). Бабушка обняла меня, сказала, чтобы я исполнил свою мечту, и велела ехать с женщиной. Софья Ильинична мне наказала не говорить никому, что я цыган, и назваться Шуркой. Сказала, что это временно. Так что, ты прости, что я соврал тебе сразу».

Данила притянул к себе мальчика и обнял его. Сконфуженно освободившись из объятий крепкого парня, Шандор в благодарность за доброе отношение к себе, решил предостеречь нового воспитанника: «У нас главный среди ребят – Петька,– начал он приглушённо, боясь, что кто-то ненароком может услышать его слова. – Мы хоть и учимся в одном классе, но он старше нас – оставался на второй год во втором классе и в четвёртом. Ты осторожней с ним: он злой и очень вспыльчивый. Чуть чего – дерётся. А ещё у него нож есть».

Опасаясь, что откровения цыганёнка могут затянуться до утра, Данила показал жестом, что пора спать, и протянул ему руку. Смущённо пожав её, Шандор покидал нового воспитанника с затаённой надеждой, что он, наконец -

– то, встретил настоявшего друга.

Часть II

Взросление

Удивительные происшествия

Пять лет минуло с последнего посещения участковым детского дома. Страну накрыли кровавые девяностые – и ему было уже не до детских проказ. К тому же, тревожные звонки оттуда давно уже перестали поступать. Участковый был рад этому обстоятельству. Тем не менее, не имея привычки маркировать служебными обязанностями, он частенько звонил заведующей и неизменно слышал один и тот же ответ, что волноваться не стоит, так как у них всё в порядке. Милиционер, загруженный делами, облегчённо вздыхал и откладывал визит в детский дом на «потом».

Это неопределённое «потом» наступило лишь через пять лет тёплым майским солнечным утром, когда пышным цветом цвели каштаны и повсюду раздавался весёлый птичий гомон.

Подходя к детскому дому, капитан в замешательстве остановился, подумав, что заблудился. Он не увидел привычного глазу серого обветшалого здания. Здание детдома расцвело ярким розовым цветом. Целые чистые стёкла окон, обрамлённые белыми рамами, отражали солнечные лучи, а почти полностью разрушенные ступеньки крыльца, ведущие к входной двери, оказались такими же новыми, что и сама дверь. Потрескавшиеся серые облупившиеся колонны на крыльце превратились в величественных белоснежных красавцев.

Всегда захламлённый всякой всячиной двор стал чистым и уютным. Благоухали ароматом цветущие плодовые деревья; на ухоженных клумбах расцвели первые нежные цветы. Заброшенная спортплощадка, где раньше на столбе висело одно кольцо без корзины и стояли футбольные ворота с рваной сеткой, превратилась в серьёзную спортивную площадку с разными спортивными снарядами. Глядя на брусья, кольца, «коня», милиционер почувствовал тревогу. «Уж не наворовано ли всё это богатство?» – подумал он. Но сразу же отмёл данное предположение, вспомнив решительный характер заведующей. «Скорее всего,– рассудил участковый,– вездесущая Софья Ильинична в наше бандитское время смогла найти спонсора. Но предательские сомнения оставались, и он, чтобы не мучиться, отправился к заведующей за достоверными сведениями.

Навстречу ему, широко улыбаясь, в белом халате повара шла Зинаида. На голове её возвышался такой же белоснежный поварской колпак. Поздоровавшись, милиционер, памятуя о том, как помощница повара называла контингент детского дома, с улыбкой спросил:

– Что, Зинаида Григорьевна, ваша шпана всё безобразничает?

Перестав улыбаться, Зинаида недовольно поджала губы и, с видом до глубины души оскорблённого человека, обиженно ответила:

– Это вы кого же шпаной-то называете? моих ребятушек родненьких? Да как же у вас язык-то повернулся такое сказать?! И разговаривать я с вами после этого не хочу и не буду! – сказав, она, сердито нахмурившись, гордо удалилась.

Ничего не понимая, растерянный участковый поднялся в кабинет заве – дующей. Та, как и всегда, сидела за столом, утонув в бумагах. Она тепло встретила возмужавшего милиционера, пригласила присесть; и на его недоумевающие вопросы начала свой, не менее странный, чем поведение помощницы повара, рассказ:

«Всё изменилось с появлением у нас Данилы, ребята его зовут Дан. Вы, вероятно, помните – немой мальчик. Кстати, Данила заговорил буквально через неделю после вашего последнего визита. Господи, как давно это было! – перебила она себя задумчивым восклицанием, – 1990год! даже не верится! Ну вот, мальчик оказался спокойным, разумным, интеллигентным – таким, знаете ли, обстоятельным пареньком. Сама не могу объяснить, как всё происходило, но постепенно старшие перестали обижать малышей и окружили их вниманием и заботой, из лексикона воспитанников исчезли нецензурные слова, прекратились драки и побеги из детского дома. Благодаря ему мы имеем и хорошее питание, тогда как в других детдомах воспитанники живут впроголодь, поэтому и убегают»…

Ненадолго умолкнув, точно сомневаясь, стоит ли продолжать дальше, заговорила вновь: «Однако… было в поведении Данилы кое – что необычное. После ужина он частенько уходил по тропинке в лес, но к отбою всегда возвращался. Вы уж простите, но решила я за ним проследить. Ребёнок, всё – таки. Ступала тихонько, прячась за кустами. Так мы и шли, пока он не замедлил шаг и не остановился. Спряталась, жду, что дальше будет. Внезапно на тропинке появился высокий молодой человек. Откуда он взялся – не поняла. Я уже хотела выйти – мало ли что могло произойти. А тут пригляделась… и чуть вслух не рассмеялась. Представляете: юноша – то оказался деревом. Ветки так причудливо выросли, что издалека казалось – человек. … Данила к дереву близко подошёл, смотрит на него и молчит – любуется. Вот такой он у нас необычный парень». Заведующая умолкла, машинально проведя рукой по волосам. При этом взгляд её, устремлённый куда-то в одну точку, был полон недоумения и растерянности.

– Я не понял насчёт питания… что мальчишка-то мог сделать? Ограбил кого-то, что ли? Так за это срок полагается, как, кстати, и за укрывательство.

– Бог с вами,– вспыхнув, возмутилась заведующая. – Данила вместе со старшеклассниками пошли работать в здешнее фермерское животноводческое хозяйстве. Их никто не заставлял – сами так решили. Работают они там только после занятий. Поэтому мы и мясо, и молоко, и сметану на столе имеем.

– Ну а ремонт – то откуда такой? Опять же… спортивная площадка,– не унимался участковый.

– Так я в министерстве образования деньги «выбила», да ещё спонсоры помогли, – пояснила оскорблённая Софья Ильинична. Лицо её при этом покрыла пунцовая краска обиды, а губы крепко сжались. Не глядя на милиционера, она уткнулась в бумаги, демонстрируя всем своим видом, что разговор окончен.

Пока участковый, чувствуя неловкость за свой допрос, размышлял: как, не теряя лица, выйти из этой ситуации, мысли заведующей перенеслись в дни ремонта. «Однажды, задержавшись допоздна на работе, она решила переночевать в детдоме. Уснуть никак не получалось. Все мысли были обращены к предстоящему ремонту. Всё, что необходимо было закупить, она закупила. А вот где взять деньги, чтобы заплатить рабочим (которых ещё нужно было найти) за ремонт – она не знала.

Ворочаясь на диване, она постоянно слышала, появляющийся и вновь исчезающий шум. Он едва доносился то откуда-то со двора, а то из самого детского дома.

Набросив халат, она вышла из кабинета. На лестнице, ведущей со второго этажа на первый, – остановилась. Ей показалось, что она уснула на ходу. А во сне увидела, как незнакомый мужчина легко снял старую окованную железом входную дверь, а на её место без усилий поставил не менее массивную новую.

Изумившись, она, словно лунатик, вышла следом за силачом во двор.

На спортивной площадке кипела работа. Неизвестные мужчины с пугающей лёгкостью устанавливали тяжёлые спортивные снаряды. Неожиданно один из них оглянулся и посмотрел на неё. От его взгляда она попятилась назад. Потом бегом «взлетела» на второй этаж и, вбежав в кабинет, рухнула на диван. Долгое время она гнала от себя пугающие воспоминания, твердя, что это был всего лишь сон. Но глядя на бесплатный идеальный и трудоёмкий ремонт, она пугалась ещё больше, лишаясь сна и аппетита.

Успокоилась лишь тогда, когда к ней подошёл Данила и заговорил о ремонте. Парень повинился в том, что сам, не спросив у неё разрешение, уговорил спортсменов – тяжелоатлетов (что выступали тогда в городе) помочь с ремонтом. А так как они днём тренировались, то делали всё ночью. Ещё Данила попросил, чтобы она никогда, нигде и никому не говорила об этом, иначе у спортсменов, нарушивших режим, будут крупные неприятности».

Сейчас, вспомнив обо всём с улыбкой, она, глядя на участкового, сконфуженно топчущегося на месте, весьма приветливо спросила, есть ли у него к ней ещё вопросы.

Сбитый с толку участковый, отрицательно покачал головой и, поблагодарив заведующую необычным детским домом, поспешил покинуть её кабинет.

Во дворе он столкнулся с тремя юношами, горячо обсуждающими что-то на ходу. Молодые люди ему были незнакомы, хотя один из них – смугловатый, с копной чёрных волос на голове – напомнил капитану нелепого парнишку по прозвищу «цыганёнок».