Качаясь на качелях жизни

Надо на ушко, чтобы никто, чтобы мама с папой, не слышали, тогда это точно сбудется.

Я начинаю рассказывать стих, который учил.

Дед Мороз внимательно слушает, мама улыбается и снимает меня на телефон.

И я начинаю бояться заплакать, поэтому останавливаюсь.

Мама очень любит меня, я знаю: вот и сейчас она показывает мне «класс», ей очень нравится.

Мама шепчет:

– Дань, Дань, не волнуйся! Всё хорошо.

А я не могу говорить, я вспомнил, как мама ругалась с папой, и мне… Мне очень стыдно, потому что когда-то мама из-за меня потеряла два года своей жизни.

Качок

Сегодня в зале работали Виталик, значит, день точно не пройдёт без улыбки.

– Здрасти, у тебя щека в томатной пасте, – раздалось с порога, я дружелюбно подмигнула ему. – Ты не поняла, там рифма «здрасти-пасте», круто придумал?!

Он засмеялся, ликуя, что шутка удалась. По его мнению, удалась.

А минут через десять на весь тренажерный зал раздалось:

– Да, ладно, ты гонишь. – Виталик от удивления так разинул рот, что вода, которую он пил, намочила его футболку. Он с широко открытыми глазами уставился в стену, будто остолбенел и повторял. – Близнецы одинаковые, но думают по-разному. Охренеть!

Рядом с ним стояла клиентка и, как маленькому, поясняла:

– Ну, да, мы с сестрой монозиготные…

– Чё? Чё?!

– Говорю, сейчас делать тягу верхнего блока или…? – спросила Алена, решив больше не нагружать извилины тренера.

Он утвердительно махнул рукой, не меняя позы, и пока она выполняла упражнение, бубнил себе под нос:

– Живи себе вот так тридцать пять лет и думай, что близнецы и выглядят одинаково, и думают, и мечтают, и вкусы одинаковые. А потом раз, и всё! Капец. Я в шоке.

Виталик встал, выпятив грудь вперед, и подошёл к тренажеру:

– Ален, последний вопрос: вот, то есть ты любишь, ну например, мармелад, а сестра твоя его может не любить, да?

– Да, – раздался тяжелый вздох в ответ. – Мы только внешне схожи, а внутри, как ты и, например, вон мой Андрей, вообще разные.

Виталик усмехнулся, глядя на дрыщеватого сына Алёны, которому было лет пятнадцать, он пришел сегодня в зал первый раз.

– А что, Андрей твой не любит мармелад?

– Любит.

– И я люблю! Видишь, мы похожи.

– Виталя, я просто привела пример, видя, насколько вы не похожи, – женщина уже была не рада, что завела этот разговор.

– Да-да, – поддакивал Виталик, снова выпячивая грудь, потому что он сам видел себя качком, другие же считали его просто толстым.

Я смотрела на него, пытаясь, понять, как он может так профессионально и логично прописывать программы тренировок, но при этом быть таким болваном.

– Да, ты чего?! Как бабу понять можно, скажи? – доносились слова Виталика час спустя. Он пытался приободрить паренька, который расстался недавно с новой пассией.

– Просто всё же нормально было, а тут сидим в кафе и она: «Саш, мне с тобой скучно, давай останемся друзьями».

– Ну, ты даешь, – начал Виталя авторитетно. – У девушек же не мозг, а колесо обозрения. Сел ты в кабинку с начинкой «как Юлька-коза мне не помогла с рецептом пирога», засмотрелся на пролетающего голубя… и вот ты уже в кабинке «…а он, значит, такой: каре носят только феминистки». И ты сидишь и думаешь, погоди, это у Юльки каре? А пирог-то в итоге испекли? Одним словом, не мозг у баб, а карусель.

– Чё? Чё?!

– Я тебе говорю, Дим, что мы и они мыслим по-разному, поэтому и не понять тебе, отчего ей стало скучно с тобой… Плечи не поднимай так. – Виталик посмотрел в зеркало, не скрывая, что любуется сам собой, и напряг зачем-то гордо бицепс. – Книгу почитай про мужики с Марса, а они с Венеры… мне вообще зашла.

Я улыбнулась, подумав, что надо бы и мне прочесть, раз советует. Вдруг и я смогу разобраться, почему муж мне изменил.

– А я пробовал собачий корм. На вкус как наггетсы пересушенные, – раздался опять голос Виталика, разговаривающего с другим тренером. – Кошачий, кстати, бе-е-е.

Он стал театрально тереть свой язык ладонью, резко остановился и добавил:

– Кстати, а ты слышал про новые подходы к реконструкции пальцев кисти? Там такие инновации применяют сейчас японцы, мама не горюй. Они перемещают сегменты поврежденной кисти, и функции схвата пальцами в восьмидесяти трёх процентах случаев восстанавливается.

Виталик был доволен тем, что поразил коллегу такими знаниями, поэтому с чувством достоинства подошел к турнику и подтянулся на одной руке. Раз-два-три, а потом раздался его клич сквозь смех:

– Ау, ау, уа, уа, я горилла на лиане. А-а-а, ржака!

Я широко улыбнулась, Виталик работал у нас тренером уже второй год, но я так и не могла понять, «качок» он или все-таки умный.

Исповедь Снегурочке

– Когда взрослые перестают верить в Деда Мороза? – навязчиво крутилось в голове Ксюши, когда она пыталась рассмотреть в окне машины изящную маленькую снежинку, прилипшую с обратной стороны стекла. Поэтому она, не ожидая этого от самой себя, произнесла вопрос вслух.

– Капец спросила! Лет с десяти, мож, раньше, – донеслось до нее сбоку.

– Макс, нет же, я не про детей и переодетых мужиков с бородой, – пыталась она как-то пояснить.

– Ксюш, не сбивай тогда, если хочешь доехать. У нас два заказа, это неплохо для начала, а на дорогах – капец, прям капец какой-то.

Максим сидел за рулем недавно купленной в кредит машины в нелепом красном колпаке, при этом сигарета в его рту от его болтовни сдвинулась в бок.

– Взрослые перестают верить в Деда Мороза, Макс, когда в их душе перестает жить волшебство, – ответила Ксюша, поправив на голове кокошник, рассыпанный бисером, стразами и расшитый тонкими белыми атласными лентами, отдающими серебром. – Такой тяжелый, но в нем я чувствую себя прям Снегурочкой какой-то настоящей.

– Да-да, капец какая настоящая. От этого это тебя на лирику потянуло «перестает жить волшебство»? – передразнил Макс, приоткрывал окно, выбросил окурок и стал жестами показывать водителю другой машины, что тот ой как не прав.