Главная роль

– Как вы считаете, Париж лучше или хуже?

– Милая Арабелла, – старьевщик замедлил шаг. – Какие простые вопросы задает юность. Париж – огромный город со своей жизнью. Здесь небезопасно молодой девушке гулять в одиночку по некоторым районам.. Таков Париж – вот и все.

Арабелла улыбнулась:

– И вы снова меня спасли…

– Удивительное совпадение, – пробормотал тот и взглянул на девушку. – Ты, в самом деле, никого не разыскивала?

– Я здесь никого не знаю, – ответила та. – Кроме вас… И тех людей, что живут в моем районе, как вы выразились. Но там я давно не гуляю, там ужасно вульгарно и скучно…

Жак слегка прищурил на неё синие глаза и прищурился от солнца, которое светило ему прямо в лицо. От этой гримасы его морщины, казалось, стали еще глубже.

– Почему же ты покинула родной город? – спросил он и, заметив, как сжала губы его юная спутница, прибавил. – Нет, не отвечай, если не хочешь…

– У меня не было выбора, – ответила коротко Арабелла после небольшого молчания и вдруг оживилась. – Скажите, Жак, вы знаете весь Париж, правда?

– С моей-то деятельностью, – улыбнулся тот, стряхивая со своего плеча какую-то козявку. – Конечно, знаю. Я тут всю жизнь прожил. Я видел революцию, я вижу драки по случаю бесплатной раздачи еды… – он внезапно замолчал и склонил голову к плечу, наблюдая за Арабеллой.

По лицу девушки прополз румянец.

– А вы покажете мне Монфокон? Я одна… – Арабелла вдруг смутилась и уже шепотом прибавила. – Немного боюсь туда идти…

Старьевщик явно опешил. Его суховатые бесцветные губы дернулись, показывая на удивление целые зубы, глаза прищурились, потом широко распахнулись.

– Городская свалка? – переспросил он. – Самая обширная из всех? Место, где забивают скот? – и пробормотал с легкой иронией. – Странное теперь молодое поколение, гниющие трупы лошадей им подавай…

Арабелла смутилась еще сильнее:

– Я об этом не думала…

– Очаровательная особа, – по-отечески пробубнил вдруг Жак. – Может, ты все-таки мне признаешься, что ты ищешь? И будем искать вместе…

Он как-то многозначительно похлопал по коробу у себя за спиной.

Девушка вздохнула:

– Ничего… Честно. Рассматриваю Париж…

Жак повернулся в сторону и взмахнул палкой:

– Видишь гипсовые мельницы? Монмартр… Была там?

– Пыталась, – сказала Арабелла. – Прошла половину пути, мне навстречу бежали крысы, я испугалась…

– Я могу сходить с тобой туда. Но не сейчас. Мне надо работать…

Девушка сконфузилась:

– Я не подумала о том, что докучаю вам, Жак, – сказала она, заломив пальцы. – Ваше ремесло требует времени, а я лишь бесцельно трачу свое, чтобы не находиться дома.

Старик постучал металлическим наконечником своей палки о мостовую, видимо, что-то обдумывая.

– Одна не ходи. Совесть меня измучает. Три дня назад я тебя случайно спас, сейчас снова… Ты слишком отчаянная. Я схожу с тобой на Монмартр, но не сейчас. И тебе нужно другое платье. Не такого уровня… – и так как девушка в недоумении взглянула на него, прибавил. – Ты выглядишь, как жительница своего округа. Это привлекает очень много лишнего внимания. Монмартр – район, где проживают рабочие. В таком платье не стоит там появляться…

Арабелла коснулась вышивки на лифе, что- то обдумывая.

– Все, что я ношу в Париже, шилось специально по этой моде, моих старых нарядов со мной не осталось… – потом вдруг кивнула. – Но, кажется, я придумала, Жак! Хорошо, я найду простое платье.

– Если ты сможешь пойти рано утром в среду. После восхода.

– Жак, – Арабелла вдруг стала серьёзной, и в ее голосе появилась болезненная суровость. – Я свободна практически двадцать часов в сутки. Я могу даже не являться домой. Не думаю, что Генриха встревожит мое отсутствие. В среду я вас буду ждать на этом месте, а сейчас мне неловко задерживать вас… Идите, благодарю вас, вы снова оказали мне услугу!

Старик взглянул на девушку со странной улыбкой, тряхнул коробом за плечами и, слегка шаркая стертыми подошвами сапог, свернул в проулок. Проводив взглядом своего нового знакомого, Арабелла наступила ногой на волочащееся по земле кружево платья, оторвала его полностью, столкнула носком туфельки в сточную канаву и уверенным шагом пошла в другую сторону. Её путь лежал домой.

– Матильда! – сказала она, едва завидев горничную, менявшую цветы в вазе. – Можешь подарить мне свое платье?

– Простите, мадам? – та бросила свое занятие и взглянула на молодую госпожу в легком недоумении.

– Мне нужно любое твое платье, – спокойно повторила Арабелла. – Из тех, что ты надеваешь, когда выходишь в город…

Матильда сжала тонкие губы и кивнула:

– Хорошо, мадам, – ее по обыкновению суровое лицо сохраняло хладнокровие. – Вам нужно принести его сейчас?

– Нет. Как освободишься, – сказала Арабелла и шевельнула бровями.

– Даже, если она и это доложит Генриху, – подумала девушка про себя. – То вряд ли его будет волновать какое-то платье. Удивлюсь, если он об этом вдруг спросит.

* * * *

Лакей Франк отошел от окна и поспешил открыть входную дверь. Действительно, уличное освещение не обмануло его, и это прибыл хозяин дома – Генрих Дюпен, возвращения которого из Нанта ждали не ранее завтрашнего дня.

– Месье Генрих! – слуга поспешил принять у него чемодан. – Рады вашему возращению!

– Добрый вечер, Франк, – устало сказал тот и прислушался. В большом доме стояла мрачная тишина, пламя от свечей рисовало на стенах причудливые фигуры. Мебель в бордово-коричневых тонах в это время суток навевала усталость и печаль.

– Как Жаклин? – спросил Генрих после паузы.

Франк принял у хозяина френч и, никуда не глядя, сказал:

– Был еще один приступ, месье. Мадам в постели… – он замялся. – Доктор сказал, что она уже не встанет…

Генрих сглотнул слюну, сжимая губы в полоску. Выражение его лица выражало прискорбную смиренность, гладкий подбородок дрогнул. Так мог выглядеть человек, который осознает реальность, смирился с нею, но иногда испытывает желание открыто протестовать. Он прошелся туда-сюда возле лестницы, потом пробормотал:

– Может быть, мне не стоило уезжать…

Франк бросил взгляд на своего хозяина.