Квадрат неба. Сборник антиутопий

«Как выглядел бы город без рекламы? Наверное, как и земля без теней», – задумался Сергей, изучая панораму проспектов.

****

Здесь должно быть что-то лирическое, но я ничего не помню. Акварельный набросок юности, дождями времени размытый настолько, что трудно угадать, что именно на нём когда-то хотел изобразить художник. Сплошная абстракция. И лишь по-прежнему сквозь прозрачные слои краски просвечивает белый лист неизвестности, перед которым каждый из нас испытывает почти животный страх и так стремится заштриховать, раскрасить его в цвета надежды и определённости. Я накладываю слой за слоем, но картинка не становится ярче, напротив, ей недостаёт солнечного света и лёгкости, я пытаюсь исправить положение, пока не дохожу в своём рвении до урезанной палитры. Чем больше цветов ты смешиваешь, тем быстрее рухнешь в серо-бурые будни. Но в акварели не бывает белого цвета, и значит, уже никуда не вернуться и ничего не вернуть. Ветер, запертый в комнате, утрачивает способность летать. Из воздуха, запертого в комнате, уходит кислород. Я задыхаюсь и… открываю окна. Счастье всегда зыбко, призрачно, неуловимо, неосознанно и неосязаемо, в противном случае это слово означало бы совсем иное.

Светало. Незнакомец брёл им навстречу по набережной, низко опустив голову и поёживаясь от утреннего холода и одиночества.

– Какой-то он неприкаянный, – пожалела его Наташа.

– Эй! А когда вы в последний раз видели небо? – окликнул прохожего Руслан.

Незнакомец попытался обойти шумную компанию молодёжи, но они спрыгнули с парапета, преградив ему путь.

– Небо лучше ботинок, – пошутил барабанщик Гриша.

Незнакомец медленно поднял голову, точно это стоило ему невероятных усилий, и столкнулся взглядом с Наташей. Она улыбалась так светло, лучисто, и прозрачное утреннее небо обнимало её за плечи. Казалось, она вот-вот улетит.

– Давно не видел такого, – усмехнулся прохожий. – Праздник у вас?

– Да, празднуем десятого поклонника нашей группы, – весело засмеялась Наташа.

– Правда, вы опоздали, шампанское у нас кончилось, – не к месту вставил Руслан, закинув за плечи гитару.

– Так это вы в парке поёте? Я проходил мимо, мне понравилось, – незнакомец остановил взгляд на пустой бутылке. – Знаете, я здесь недалеко живу. Могу подарить вам своё. Шампанское всё равно не пьют в одиночку.

Возможно, и он тоже когда-то отмечал каждый рассвет бокалом шампанского. Лёгкий напиток призрачной юности. Вряд ли кто-то способен вспомнить чёткие очертания рассвета минувших дней, вспоминается лишь этот напиток. Настоящего времени у юности нет, существует лишь неизбывная тоска по будущему. Мечта. Неутолённая жажда событий. Юность – это не возраст, а время вне времени. Когда кажется, что ещё не живёшь, а настоящая жизнь начнётся, как только поднимешься по ступенькам на сцену или зашагаешь по красной дорожке. Юность – это состояние ожидания перемен за каждым поворотом, и заканчивается она не по паспорту, а когда очередной поворот вдруг ясно и безжалостно откроет вид совершенно ровного поля с его неумолимой определённостью – прямой путь в никуда. Когда ты вдруг ясно и ярко осознаешь, что вчерашний поворот был последним. Но пока человек живёт ожиданием, он не стареет. Стареть он начнёт, как только почувствует время и пожалеет о его быстротечности.

Ребята так и не узнали, ждал ли ещё чего незнакомец или в его жизни уже пробил полдень с короткими тенями и резкими очертаниями, и солнце, не успев взойти, начало клониться к закату. Им было не до него, они пили шампанское на набережной маленького городка на берегу Волги и ждали полудня, а затем вечера, чтобы отправиться в парк играть очередной концерт, быть может, уже не для десяти, а для одиннадцати зрителей.

Порой в нашей жизни бывают встречи, похожие на пророческие сны, в точности воссоздающие образ будущего. Но мы забываем и то, и другое.

****

Воспоминания же Сергея за семь лет жизни в столице можно было разложить по ящикам письменного стола в маленьком тесном кабинете. Накануне переезда он неторопливо разбирал деловые бумаги: договора, счета, отчёты по своим проектам. За сухими строчками и цифрами чередой шли лица, лица, лица… от которых когда-то зависела его судьба.

…Переговорная. Идёт оживлённое обсуждение новой рекламной кампании клиента.

– А почему, собственно, менеджеры обслуживающего нас агентства СИДЯТ в НАШЕМ присутствии? – взвизгивает посередине фразы представитель клиента.

Все рекламисты вскакивают со своих мест навытяжку, как школьники, которых неожиданно вызвали к доске. Клиент для них – Царь и Бог, и если он сейчас скажет «спляшите!» – спляшут, «встаньте на голову!» – встанут, «разденьтесь!» – разденутся. Беспрекословное послушание на грани лизоблюдства неизбежно, иначе клиент, как распутная, капризная и пресыщенная любовница уйдёт к другому…

…Метель, воет ветер за окнами, три часа ночи. Телефонный звонок звучит, как взрыв.

– Быстро собирайся! Нужно заехать в офис, забрать пакет с наличными и отвезти его за город. Ресторан ты знаешь, у поворота на Рублёвское шоссе. Иначе завтра она отменит съёмки ролика, а мы и без того горим по срокам!

– Но как я поеду? Три часа ночи! У меня и машины своей нет.

– Ты хочешь, чтобы я занималась такой мелочевкой? Это твои проблемы, думай! Отвезешь – не звони мне, пошли смс, я хочу выспаться.

Выложив двухнедельную стоимость своих обедов и ужинов таксисту, он входит в ресторан. Актриса – пьяна, сидит одна за столиком, уронив голову на руки.

– А… это ты? Неужели с деньгами?

– Дайте мне расписку, иначе моё руководство решит, что я присвоил себе эти деньги.

– Какая расписка, мальчик? Ты знаешь, кто я? Иди себе.

Домой он бредёт пешком по длинной заснеженной дороге. Если бы таксист знал, СКОЛЬКО он вёз в пакете среди ночи, то, вероятно, обратной дороги вообще бы не было…

…Следующий контракт вполз под рубашку, словно змея, рукой стареющей поп-звезды.

– Ну и где вы видите морщины? И никакой пластики! Это потому, что я пользуюсь лучшей косметикой и вам советую! – вылетает вульгарная фраза из её уст далеко не первой свежести.

– Всё ещё хочешь продать душу? Она ничего просто так делать не будет, даже если у вас с ней договор.

– Я сделаю всё, чтоб эти кадры не вырезали! Это мой первый самостоятельный проект…

Шредер давился и захлёбывался, пережёвывая и уничтожая бумаги, стирая Сергею память. Всё. Остался последний ящик. Пластиковая папка с патентным свидетельством на технологию рекламы во сне. Он знал, что наступит день, и эта тоненькая бумажка уничтожит их всех, и работал-работал-работал без устали, стараясь сберечь каждую каплю пота и ненависти. Он выдвинул ящик подальше, чтоб уж точно ничего не забыть. У задней стенки ящика улыбалась жёлтая солнечная лошадка Пруха. Игрушка-талисман. Наташка подарила ему её на первом курсе университета…

… – Максимум три цифры – остальное держи в голове! Наши клиенты – занятые люди, никто не будет читать твою муть!

– Но моя идея? Её же утвердили!

– Вот, что ждёт твою идею! – Пруха летит в мусорную корзину под столом. – И чтоб никаких игрушек! Как в детском саду!

– Мой талисман! Я с ней все экзамены сдавал на отлично…

– Убери в нижний ящик и при начальнице не доставай никогда! А вообще, если хочешь, чтоб она тебя не унижала, постарайся не давать ни малейшего повода, а то вылетишь на улицу, и никто о тебе не вспомнит, – посоветовал старший коллега.

– Не давать повода? Да она ко всему цепляется, думать не даёт спокойно!

– А ты представь себя ею, думай, как она, предугадывай её желания, даже самые бессмысленные и непредсказуемые. Сам не заметишь, как пойдёшь в гору.

Ничего себе советы! И эта её фраза – как заноза в мозгу: «Я хочу, чтобы ты КАЖ-ДУ-Ю СЕ-КУН-ДУ помнил, какой чести ты удостоился, работая на нашу компанию». Сука!

Дверь в её бывший кабинет он открыл ногой. Она тоже собирала вещи.

– Рада, что не оказался непроходимым тупицей. Но зачем тебе мой кабинет? У тебя же теперь своё подразделение, своя команда, – попыталась она улыбнуться, пряча чуть дрожащие пальцы в картонной коробке с вещами.

– Должок вернуть, – и Сергей поставил Пруху на стол перед её носом. – Я сделаю всё возможное, чтобы тебя не только из кабинета, но и из компании вышвырнули!

– Это тебе никогда не удастся! – улыбка полиняла в жалкую гримасу. Она как-то очень уж суетливо подхватила коробку с вещами, намереваясь покинуть кабинет.

– Реклама во сне – теперь нью-бизнес, куда потекут все инвестиции компании. А ваш так называемый нестандарт с урнами кофе, мобильниками, стареющими певицами, с которыми нужно спать, чтоб они произнесли оду баночке косметики, актрисами неизвестно чего, которым нужно везти запредельную сумму денег за то же самое в три часа ночи за город, чтобы потом миллионы дур купили нашу дрянь, и всю прочую дребедень прировняли к неприоритетным медиа. Удачи в бою! – рявкнул ей вслед Сергей и хлопнул дверью чуть ли не по её пяткам.

Потом медленно прошёлся по кабинету и упал в кожаное кресло, закинув ноги на стол, как в плохом голливудском кино о небожителях Манхэттена. Персональное небо глянуло на него в высокие окна и нахмурилось.

– Ну и чёрт с тобой, – отвернулся от него Сергей и закурил, наполняя отвоёванный кабинет собственными маленькими облачками.