Дитя платонической любви

– Дуся, вы?.. А… вручать? Хе-хе, да вы шутник, оказывается? Разве их в кабинетах вручают? – как-то рассеянно проговорил главный. Затем вытянулся стрункой, одернул халат и даже стал волнительно заикаться. – Дус… ся… Мальчик наш… Ев… доким Пет… Петрович! Примите мои… поззздравления, хотя… Отчего ж так инкогнито? Как-то, я бы сказал, скрытно? И ведь все равно выяснилось, правда? А мы рады! Вот не поверите! Просто дико рады! Честное слово – рады, и все тут!

Дуся начал подозревать неладное. Такая «дикая» радость настораживала. В последний раз главный бурно швырялся поздравлениями, когда военный муж акушерки Симоновой получил повышение по службе. Вся семья Симоновых тогда срочно переехала в глухую деревушку на Дальнем Востоке, мужа направили именно туда. Сама акушерка ревела белугой, обивала пороги военного начальства и просила не трогать мужа с насиженного места. Но приказ есть приказ. Зато Матвей Макарович искрился бенгальским огнем: «Мы в тебя верим! Ты и там будешь славиться своим уменьем!.. Мы гордимся! Мы рады, что из нашего роддома!.. Мы рады, что твое мастерство!..» Конечно, мастерство! Симонова оканчивала медакадемию и имела все шансы согнать главного с кресла. Но Дуся-то!! За что ему такая радость? Ему уже расхотелось китайскую соковыжималку.

– Ну и чего вы онемели? – лукаво сверкнул очками главный. – Ах, да! Вы же еще ничего не знаете! А мы ведь вам сюрприз приготовили…

– Это зачем же? – насторожился Дуся. Никаких добрых сюрпризов работникам-мужчинам главный отродясь не готовил. – Что вам – заняться нечем было? Прям нельзя домой отлучиться, а они уже с сюрпризами!

Матвей Макарович торжественно вылез из-за стола и по-отцовски похлопал сотрудника по плечу, и даже пустил в правый глаз слезину.

– Евдоким Петрович… Дуся… Буквально вчера… вы стали отцом! У вас родилась дочь!

– Да что вы?.. – охнул Дуся и опустился рядом со стулом.

– Ну-ну! – кряхтел Матвей Макарыч, пытаясь поднять тучного Дусю с пола и переходя на «ты». – Чего уж сразу… об пол биться? Ты не мне кланяйся, Андрюшке спасибо скажи…

Дуся с трудом поднял голову с пола.

– Так это он удружил с дочерью, да? – побелевшими губами пролепетал он.

– Он, а то кто ж! Девочка родилась большая, четыре шестьсот, рост пятьдесят девять сантиметров. Вся в папу!

– А чего вы на меня-то смотрите?! – возмутился Дуся, отпихиваясь от главного руками и ногами. – Нет, интересно, Андрюшка там чего-то намутил, а папаша, значит, я получаюсь, да? С чего вы вообще на меня накинулись?! Я вам никакой не папаша! Откуда у меня дети?! У меня и жены никогда не было!

Главному надоело поднимать орущего санитара, он махнул рукой, устало опустился на стул и принялся объяснять.

– Не было у тебя жены законной, правильно! Она так и сказала – мы, дескать, отношения не узаконили, но ребенок Евдокима Петровича Филина! Так что нечего кривляться, иди в отделение новорожденных, я распорядился, девчонки там тебе покажут дочь.

Главврач как мог создавал своему работнику торжественное настроение, однако тот никак настраиваться на торжество не желал. Отчего-то возмущался, махал руками и даже не догадался поблагодарить главврача за заботу.

– Они пока-а-ажут! Это я тут всем сейчас покажу! – окончательно распоясался неблагодарный санитар. – Правильно! Как узнали, что у меня состояние имеется, так и давай теперь от меня рожать все кому не лень! А я ни сном ни духом! Прямо не знают, как денег лишить! Вы тоже, Матвей Макарыч! То вам носилки, то клизмы с пробирками! Где эта мамаша?!

– Так она это… в палате… Правда, она ничего не соображает сейчас, без сознания, ну то есть роды у нее сложные были, спит сейчас. А… а теперь ее тревожить ни в коем случае не рекомендуется! – растерялся главврач Беликов. – Так это что ж получается – ты не отец, что ли?

Дуся грозно смотрел на главного.

– Дуся, сынок… – все больше распалялся тот, видя такое недоброе лицо. Голос его звенел все выше, и в конце Макарыч даже пустил петуха. – Не смей на меня так глазеть! Я понимаю, ты мальчика хотел… Так это наш Андрюшка сплоховал! Уж не мог мальчугана вытащить… Дуся, какого черта ты молчишь?

– Не, я бы, конечно, мог ответить, но ведь вы вроде как начальство… Честно говоря, Матвей Макарыч, вы вот занимаете такой ответственный пост, а мозжечок у вас какой-то недоразвитый! Мальчик, девочка… Это же надо поверить, что я могу отцом стать! Не мой это ребенок! Прямо не мозжечок у вас, а какой-то… мочевой пузырь!

– Та-а-ак, – кончилось терпение у Беликова. – Пузырь, говоришь… В общем так, мамашу эту языками не трепать! Тему не тревожить! Тьфу ты, черт! Мамашу не тревожить, тему языками не трепать! Все! Иди работай! Ишь ты, анатом! Пузырь он у меня в мозжечке обнаружил! Чего стоишь?! Работай!

– Ага, работай! А ребенок моим считаться будет?

Дуся быком смотрел на главврача и прерывисто дышал. Главный не знал, что ответить. Честно говоря, он с самого начала сомневался, что ребеночек чистокровно Филин. Но и просто так согласиться…

– Так чье дитё? – чуть не бил ногой пол гневный санитар.

И тут главный нашелся.

– Пока в роддоме не появятся новые носилки, ребенок будет считаться… Филиной!

– Давайте лучше Беликовой ее запишем, и мне хорошо, и вам не… – пошел на мировую Дуся.

– Нет уж! Мамочка сказала Филина, значит, так и будет! И нечего женщине нервы трепать, а то и она нам арии голосить начнет! Все! Иди работай.

Дуся вышел из кабинета главврача взъерошенный, с трясущимся ртом и шальными глазами.

– С прибавлением вас, Евдоким Петрович, – немедленно высунулась из кабинета вредная медсестра Танечка. – А мы доченьку вашу уже видели! Вся такая пузатенькая, лысенькая, глазки заплывшие, и рот постоянно на сторону кривит – титьку ищет, ну вылитый вы! Я думаю, ее тоже Дусей можно назвать!

Дуся долго-долго на нее смотрел, потом по-лисьи оскалился и приторным голоском заговорил:

– Танечка, голубушка, а откуда вы узнали, что это я – тот счастливый папаша?

– Здрасте, откуда узнали! У вашей дамы же Юлька все данные записывала! И Людмила Ивановна еще, когда принимала. А ваша жена так и продиктовала, – вытаращила глаза Танечка.

– А как ее зовут-то, жену мою?

– Ну так… Радько же! Ирина Алексеевна. Мы еще с девчонками думали – надо же, вы такой старый, а жену…

Девчонка ни черта не соображала в мужском возрасте. Дуся взвился:

– Какой я старый?! Мне всего тридцать шесть!!! Тридцать шесть!

– Ну! А ей двадцать, – растерянно моргала Танечка.

– Ясно… – дернул к лестнице Дуся.

– Подождите! А когда вы нам будете за дочку шампанское ставить? – завиляла бедрами бесстыдница медсестра.

– Когда родится! – рыкнул Филин и понесся к Юле.

Юленька Сидоренко сидела на третьем этаже и с грустью пялилась в огромное зеркало перед столом. Это она специально притащила такое из дома, чтобы всегда себя лицезреть. Каждую смену оно радовало ее, Юленька была хороша! Но вот сегодня настроение куда-то провалилось и никак не может подняться. А виноват в этом противный санитар! Филин! Ну и дурацкая фамилия! А ведь совсем недавно она хотела ее носить… Да, сначала у Юленьки были некоторые корыстные мотивы, но как-то так незаметно получилось, что она заинтересовалась бугаем Дусей всерьез. И вот тебе финал – у Евдокима, оказывается, есть не только какая-то там незаконная жена, но и вполне родная дочь! И ведь никто даже подумать не мог! Нет, что ни говори, а все мужики просто мерзавцы! Их специально придумали, чтобы безобидным женщинам отравлять жизнь!

– Юленька! – вдруг возник перед медсестрой запыхавшийся предмет ее грусти. – Мне надо с тобой пообщаться!

Девушка обиженно дернула плечиком, тяжко вздохнула и язвительно процедила:

– Вы меня извините, конечно… Но вот вы с одной уже пообщались, она у нас в сто седьмой лежит, а теперь…

– В сто седьмой? Она очнулась, не знаешь?

Дуся совсем не замечал Юлиной грусти, и это злило. Прямо какие-то бесчувственные создания эти мужики!

– Ой, да очнется она, куда денется, – тряхнула Юля кудрями. – Чего вы на стол-то залезли? И еще журнал схватили! Прямо библиотеку он здесь устроил!

Дуся и в самом деле взгромоздился на стол и теперь нервно обмахивался глянцевым изданием.

– Юля, вот ты мне скажи, как тебе эта женщина сказала, что я – отец?