Сияние смерти

Главврач психиатрической лечебницы, Соболев Александр Викторович, сокрушался о новой пациентке, задумчиво глядя в окно. Имеющий множество медицинских наград и званий, огромнейший опыт в своей непростой области он не мог никому, а долгое время и себе признаться в том, что Самойлова Кира Юрьевна его большой медицинский провал.

Нет, безусловно есть тяжёлые случаи, когда ни одна терапия не в силах помочь, но случай Киры не был тяжёлым. Он был непонятным при всей своей очевидности.

Поступив к ним ещё на детское отделение после жесточайшей драмы, свидетелем которой она стала, что не могло не сказаться на юной и незрелой ещё психике, девочка так и осталась с ними на многие годы.

Хотя в самом начале её пути они все были глубоко убеждены, что смогут помочь ей справиться со стрессом, но стресс имел последствия. В периоды кажущейся ремиссии её отправляли в интернат, но она всегда возвращалась. Любое исследование её мозга на протяжении этих лет давало один и тот же результат. Мозг целостен, здоров и функционален. Нет поражений. Нет изменений. Нет хоть каких нибудь отличий от мозга здорового человека. Никаких.

Но галлюцинации не отступали, и приступы агрессии, всегда сопровождавшиеся кашеобразным бормотанием, за которым ни словечка не разобрать, сколько не пытались, заканчивались так же внезапно, как и начинались. Некоторое время после них Кира была подавлена, и много плакала, смотрела на врачей с глубоким разочарованием, как если бы пыталась докричаться, но не смогла, и становилась обычным ребёнком. До следующего припадка.

И вроде бы всё ясно, но организм не откликался ни на один препарат, ни на одну терапию никогда. Нейролептики, которые принимала девочка, должны были избавить её от галлюцинаций, но этого не происходило. При всей очевидности диагноза лечение не смогли найти.

До появления нового средства, которое неожиданно нашло отклик. За год ни одного приступа. Алексей Викторович настолько воодушевился, что начал потихоньку социализировать девушку, выбил для неё комнату в общежитии, помог с курсами дизайна, работой, и выпустил наконец птичку из клетки. И вот она вернулась.

Как же горько ему было обнаружить её снова в стенах своей лечебницы. Отдав необходимые распоряжения о проведении полного обследования, профессор вернулся к текущим задачам, ожидая, когда проснётся его пациентка.

Погибший парень оказался круглым сиротой и студентом лесотехнической академии, судя по пропуску проживал в общежитии при ней же. Туда и направлялся Буран, в надежде найти однокурсников, кто смог бы его опознать.

Предъявив удостоверение на входе и сильно хромая он в сопровождении дежурного пошёл по коридорам. Студенческая жизнь здесь била ключом. Где–то звенел весёлый смех, откуда–то доносилась музыка, мимо пробегали парни и девушки, спешащие по своим делам. Только для Игоря Петрова эта жизнь закончилась. Он, вероятно, строил планы, мечтал или просто наслаждался молодостью и никуда не спешил, но кто–то оборвал эти мечты.

Постучав в указанную дежурным дверь капитан вошёл, спугнув при этом обнимавшуюся парочку. Ребята засмущались, но взглянув на удостоверение вмиг посерьёзнели. Услышав новость девушка заплакала, а паренёк сел на кровать в полной растерянности. Он не знал, как вести себя услышав подобное. Что говорить, куда бежать?

Павел его понимал. Реальность, порой, самым насильственным образом вторгается в жизни, круша всё на своём пути и выбивая почву из под ног. Задавая конкретные вопросы капитан помог пареньку собраться и взять себя в руки. Как учился? С кем общался? Что мог делать в парке? Подрабатывал ли? Как проводил свободное время? Ссорился ли с кем–то?

Записав все ответы и договорившись об опознании на завтра Буран покинул общежитие, оставив после себя растревоженный плохой новостью студенческий мир. Приносить плохие новости Паша не любил, никто из них не любил, это была самая поганая часть работы, которую необходимо выполнять, но к которой невозможно привыкнуть. А и привыкать не хотелось. Позвонила Анна, есть сведения от егеря. Пора возвращаться.

По пути в свой кабинет капитан заглянул в морг к Петровичу, может он хоть что–то ему даст, но застыл в дверях. Его старый друг суетился между телами и своими колбами, и каким–то неведомым оборудованием, в котором Павел ничего не смыслил, с выражением безудержного вдохновения на лице. Знал он это выражение. Петрович поймал волну. Что–то унюхал и идёт по следу. Нельзя его сейчас отвлекать. Нельзя сбить со следа. Сколько раз на этой самой волне он фактически раскрывал дела, добывая информацию, без которой преступника было бы не только не взять за горло, но даже и не обнаружить.

Мариночка затаилась в дальнем углу морга на табуретке. Сидела, поджав ноги и кажется не дышала. Завидев капитана, она тихонько поднесла палец к губам и жестами показала молчать и уходить. Она тоже была знакома с этим вдохновлённым состоянием своего наставника. Паша тихонько отступил назад и вышел. «Как хорошо, что Петрович вернулся. Как же прекрасно.»

Анна ёрзала на стуле, ожидая капитана. Она прекрасно знала, что всерьёз её здесь никто не воспринимал, только лишь вежливо терпели, всё–таки племянница начальника управления. За спиной, конечно, болтали, ну и ладно. Без дела она здесь не сидела, и многие её исследования и наработки за последний год ожидали своего звёздного часа, а пока ей очень хотелось быть полезной в текущей работе.

Вернулся Кирьянов. Судя по счастливой мордашке тоже не с пустыми руками. Присел ёрзать на соседний стул. Так и застал их вернувшийся капитан: – Прямо Шерочка с Машерочкой! – улыбнулся он. – Докладывайте, что узнали?

– Товарищ капитан! – начала Анна. – Егерь говорит, что погибших зверей с вырванным горлом и обескровленных не было, но в соседних районах были нападения на людей, по слухам, похожие на наши. Это он от других егерей в частных разговорах слышал. Утверждать наверняка не берётся. Может запросить у коллег сведения?

– Запроси, Анна, срочно запроси! Что у тебя, Кирьянов?

– Свидетельницу нашёл! Случайно. Мамочка молодая с ребёнком вчера прогуливалась в парке. Сегодня тоже была. Парнишку нашего видела, навстречу ей по тропинке шёл, что озеро огибает. Носом в книгу уткнулся. Голову поднял, когда она в него чуть не врезалась, так и запомнила. Двигался в сторону аллеи, а она на выход торопилась. Послышалось ей в кустах рычание, испугалась, малыша подхватила и тикать. Часа в четыре это было.

– Значит убили его прямо там, как я и предполагал. Рычание, говоришь? А гулял ли кто с собаками? Или бродячая заглянула? Проверьте камеры на центральном входе. Вчерашний день и сегодняшнее утро, – капитан помолчал, и продолжил: – Молодец, Андрей! Ценная свидетельница, и вовсе не случайно. Случайностей в нашем деле не бывает. Но неужели никто не видел и не слышал? И что с девушкой на фото? Есть информация?

– Нет пока, Павел Аркадьевич. Но я ищу! На счёт «не видел» не могу сказать, но вот не слышали точно. По её словам подростки на аллее музыку врубили на полную, когда она уходила, даже от озера слышно было.

– Ищи, Кирьянов, ищи. И подростков этих ищи. Убийца, кем бы он ни был, не по воздуху улетел, а значит видеть его тоже могли. И пусть фотографы пришлют мне все снимки с первых двух убийств, даже те, которые они забраковали, и всю информацию, которая есть на первые две жертвы собери в один файл. Ждём экспертизу, мне звонить безотлагательно, если поступит новая информация, Анна, поможете Андрею с поисками в парке, на сегодня свободны!

Отпустив молодёжь, капитан посмотрел на часы. Неплохо было бы перекусить. С утра только кофе успел выпить. Да ещё сон этот аппетит раздразнил. Накинув пальто и взяв трость он медленно вышел из управления.

Напротив, через дорогу, расположилось небольшое, но вполне приличное заведение с забавным названием «Семь гномов».

Примечательным было то, что обслуживали посетителей карлики. Готовили они же, и шуточная самоирония владельцев, а так же простая, вкусная без всяких изысков еда вызывала у Павла глубокое расположение. Прихватив папку со снимками он отправился на обед.

За барной стойкой хозяйничал Григорий, он же владелец «Семи гномов». Завидев Пашу бармен заулыбался. Капитана он чрезвычайно уважал, и всегда держал для него столик.

Было время, когда Григорий опасался, что больше его не увидит в своём заведении, но капитан выстоял после тяжелейшего ранения и вернулся. Не так много людей было в жизни бармена, которым он искренне радовался, и Паша был один из немногих. Симпатия была взаимной, оба это знали.

– Павел Аркадьевич! Весьма рад! Надеюсь вскорости и Василия Игоревича лицезреть! – речь Григория, в отличии от его меню была более чем изысканной и даже немного старомодной.

– И я очень надеюсь. На лечении он пока. Как дела, Григорий? Порадуете хорошими новостями? – поинтересовался Паша.

– Всенепременно. Знаете ли, как часто, разумеется, посмеиваясь и шутя, у меня интересуются, когда же мы обретём Белоснежку в нашем заведении? Так вот. Я её нашёл, – лицо Григория озарила невероятно счастливая улыбка, – давеча, прогуливаясь в парке, я услышал дивный голос, и влекомый своим потрясением пошёл на эти божественные звуки. Какого же было моё удивление, когда я узрел юное дитя, лет 16, поющее на аллее. Родители были поблизости, и я не преминул с ними познакомиться, чтобы выразить свой глубочайший восторг.

– И в чём же суть, Гриша? – улыбаясь, спросил Паша. Он знал, что драматическая пауза бармена должна предшествовать сенсации.

– В следующем, дорогой мой Павел Аркадьевич. Каждые выходные вечера вы будете иметь исключительную возможность насладиться талантом юного дарования в моём заведении! С родителями согласовано, разрешения получены! – тут же добавил он, и снова засиял неотразимой улыбкой.

– Я обязательно приду! Это действительно хорошая новость, я очень за вас рад. Некая изюминка вашему кафе совершенно не повредит, а лишь наоборот.

– Именно так, именно! Ну а пока, извольте вас накормить: очень рекомендую блюдо дня. На первое солянка, если желаете, на второе молочный поросёнок и рагу из овощей.

– Беру, – засмеялся Паша, вспомнив свой сон, который видимо был в руку, – всё беру! И ваш фирменный чай, Григорий. Очень скучал по нему.

Чаем своим Григорий особенно гордился: семейный и довольно сложный в приготовлении рецепт держался втайне от всех. А сам напиток пользовался бы спросом, но предлагал его Гриша лишь друзьям, и ничуть об этом не сожалел. Не всё в этой жизни нужно выставлять на показ и на продажу.

Пашин столик находился в дальнем углу помещения, и быть случайно замеченным за просмотром материалов следствия он совершенно не опасался, поэтому в ожидании еды спокойно и не таясь открыл папку и начал изучать снимки с мест происшествия.

Первая жертва, Екатерина Зиновьева, была обнаружена по ту сторону «пизанских башен» на берегу озера месяц назад. Раскуроченная одноместная палатка, туристический рюкзак, спальник, котелок: все её вещи говорили о том, что на берегу озера, ловя последние тёплые деньки, она отдыхала.

В её случае «последние» – в буквальном смысле. Снаряжение не новое, как и её туристическая одежда говорили так же о том, что вылазки на природу она совершала и до этого. Следов возле тела было множество, несмотря на удалённость от города зеваки и там всё затоптали.

Увы, сарафанное радио работает быстрее полицейских раций. Пара подростков, обнаружив тело сообщили своим друзьям, те своим, и все они ринулись за новыми ощущениями. Кто–то, правда, додумался сказать родителям, которые и сообщили в полицию. К прибытию криминалистов на место происшествия стадо любопытствующих вытоптало всё напрочь. Характер полученных травм свидетельствовал, предположительно, о нападении дикого зверя, но до вскрытия эта версия не являлась основной.

Вторая жертва так же была обнаружена в лесу. Вероятнее всего Витальев Герман пошёл по грибы. Наряд соответствующий: ветровка, джинсы, резиновые сапоги, плюс корзинка с грибами рядом с телом и походный рюкзак с перекусом, запасной одеждой, и, слава богу, документами. Раны такие же, как и на первой жертве. Вырвано горло и обескровлен. Обнаружен через день после наступления смерти таким же грибником, по словам которого опушка эта им, грибникам, хорошо известна, так как богата белыми. Да и в общем места эти грибные, многим знакомы. Если бы не этот факт, лежать бы в лесу погибшему Герману до скончания веков.

Где–то между солянкой и молочным поросёнком Паша заметил некую странность. А точнее: след ботинка 47 размера на всех трёх местах преступления. На втором еле заметен, но очень похож на чёткий отпечаток с третьего места преступления, и на берегу имеется смазанный и притоптанный след, но размер совпадает.

Не веря своим глазам он ещё раз пересмотрел фотографии. «Совпадение? Нечёткость снимков? Срочно перепроверить!» С этими мыслями Павел закончив обед и поспешил обратно в управление, но его остановил звонок Кирьянова:

– Павел Аркадьевич! Есть информация по девушке! На камерах центрального входа в парк видно, как она вышла и села прямо на землю. Истерика с ней случилась, прохожие скорую вызвали, и девушку увезли. Правда, она сильно сопротивлялась!

– Спасибо, Андрей! Работайте дальше!

Дав задание криминалистам предоставить всю информацию по интересующим его отпечаткам Павел отправился выяснять, в какую больницу увезли девушку, и был сильно удивлён, узнав, что в психиатрическую лечебницу.

Ожидая такси у порога управления капитан недоумевал, с каких пор с улицы забирают не в больницу, а в лечебницу. Сев кое–как в машину и пристроив поудобнее покалеченную ногу он отправился навестить девушку. Здание городской психиатрической лечебницы выглядело таким же унылым, как и её название. Люди, проходившие здесь лечение, по мнению Павла, не имели шансов на выздоровление в этих тусклых стенах, и были обречены грустить и страдать.

Представившись на входе и предъявив удостоверение, капитан сообщил, что желает поговорить с поступившей рано утром пациенткой, и показал её фотографию. Дежурная, связавшись с кем–то по телефону, предложила ему следовать за ней и провела в кабинет главврача Соболева Алексея Викторовича.

– В связи с чем вас интересует моя пациентка? – поинтересовался врач, а Павел объяснил ситуацию.