Элиз 89-я

– Там где сидишь.

– А ты? – слишком настороженно.

С тобой конечно! Это моя кровать. Это мой дом. Ты когда шла сюда, на что надеялась? Что я добрый дядя, раз спас тебя? А благодарить? Сама же говорила!

– На диване.

Торопится залезть под одеяло, укутывается, укладывается. Могла бы и до этого так сделать и притворится, что уже спит, но не стала, спросила. Футболку надевать не стал. Взял подушку и одеяло со стеллажа, бросил на диван. Выключил свет и лег.

– Спокойной ночи, Вейл, – говорит нежно, я знаю, она наблюдет за мной.

Ничего особенного, простые слова, но мне приятно. Я не просил ее это говорить, она сама. Сколько дней я прожил, не слыша этих слов перед сном? Скорее даже лет. Так просто. А мое имя с особой нежностью. Из ее уст оно звучит по-особенному, словно и не мое вовсе. Ни через е, а через э, совсем по-другому звучит, тепло и обволакивающе.

– Спокойной ночи, Эли, – ответил я по-доброму, надеясь, что она тоже улыбнулась.

Это уже потом, намного позже я узнал, о чем она думала в тот момент. Она боялась остаться одна, она слишком долго засыпала одна. И не стала бы возражать, если бы я лег рядом, скорее бы почувствовала облегчение от теплоты рядом. Без приставаний, конечно. Просто и по-человечески. Боялась уснуть. А вдруг все это сон, я ей снюсь и это все не реально. Она откроет глаза и снова в подвале. А если и нет, то не уйду ли я ночью, бросив ее здесь одну. Если бы я тогда это знал.

Сон не шел, я ворочался и вздыхал, слыша тоже самое с кровати. Одеяло какое-то мелкое взял, даже ноги не закрывает. Я его и так и эдак, никак не хватает. Решил взять еще плед, чтобы наверняка накрыться всему. Встаю и иду к полкам, они у стены возле кровати. Осталось протянуть руку и взять, как слышу щелчок предохранителя и ее тревожный голос:

– Даже и не думай об этом!

Стоит на коленях на кровати, в вытянутых руках направлен на меня пистолет. Даже в темноте видно, что глазищи злые.

– Дура! Я одеяло хочу взять! – и наплевав на нее буру его, разворачиваюсь и ухожу на диван, ворча себе под нос. Улегся, укрылся и крикнул ей, – Утром верни мне мое оружие! Психическая!

Не спится и все, хоть устал как собака. Мысли роем в голове носятся. Подумалось, что я слишком строг к ней, пусть и дочь мера, но заносчивости и высокомерия нет. Она не виновата, что ее похитили. Слава Богу, что не издевались над ней. А если издевались, но она промолчала. Ни синяков, ни ссадин на теле нет. Насиловать могли. Сжал кулаки. Снова ее образ перед глазами. Все! Не думай о ней, думай о другом. Бинты. Провода, рация! Сектор семь плохо исследован, надо бы пройти по нему. Оружия, нужно больше оружия. А еще ей нужна нормальная одежда, в лагере на нее тоже врят ли что-то найдется подходящее, с этим тоже напряженка. Что-нибудь тепленькое и обтягивающее. Так стоп! Просто теплое и удобное. А че тянуть? Я знаю, где это взять совсем не далеко. Все равно спать не могу, возьму рюкзак, там и аптека была. Уже уснула, больше не ворочается, сопит.

Встаю, одеваюсь, стараясь не шуметь. Собираюсь, поглядывая на нее, спит. Оружие, фонарик, рация. Но эта зараза чутко спит. Подскакивает в самый неподходящий момент, когда я уже двери открывал, они не такие бесшумные. Глаза круглые, испуганные, со всех ног ко мне в одной футболке и босиком:

– Ты куда? Вейл, ты куда?!

– Погулять, – шучу я.

– Я с тобой, – вцепилась в мою руку крепко.

– Нет. Спи. Я быстро.

– Нет! Нет! Нет! Не надо! Не оставляй меня! Я умру одна! Нет! – цепляется за мою одежду, испуганно заглядывает в глаза, – Нет! Не уходи! Ну, я прошу тебя! Не оставляй меня одну! Не надо!

Настоящая женская истерика на пустом месте. Она меня пугает своей неадекватностью, я убираю ее руки с себя, отступаю в темный коридор, но она цепляет и хватает снова. На глазах слезы. Слезы! Голыми ногами на носочках переминается и не замечает этого. Здесь грязно и холодно, я тебя зря мыл что-ли?!

– Да успокойся ты! Спятила?! Ты чего?! Я быстро, – даже улыбаюсь.

– Я сделаю все, что ты скажешь! Только не уходи! – и прежде, чем я успеваю понять смысл сказанного и открыть рот от удивления, одним рывком задирает футболку на себе и оголяет грудь. Я замираю на минуту, не в силах оторвать глаз, я их просто выпучил. У меня волосы дыбом встали по всему телу и не только. Я забыл, что еще и дышать нужно. Неожиданно! Но это еще не всё! Хватает мою руку и прикладывает к одной из них. Твою же мать! Я отдергиваю как от каленого железа. Совсем спятила? Хватаю ее за ноги, взваливаю на плечо и несу обратно на кровать. Бросаю на кровать, держу ее запястья одной рукой, крепко вдавливая в постель, наклоняюсь близко к лицу и кричу:

– С катушек слетела?! Уймись! Ты останешься здесь, поняла! Это приказ солдат! – но смягчаюсь, от ее взгляда, – Я за одеждой тебе, это ненадолго. Уймись. Поняла. Ты не идешь со мной. Там опасно. Поняла.

Я когда нервничаю, постоянно повторяюсь. И без конца повторяю «понял», словно сам себя убеждаю. Привычка дебильная с детства.

– Мне не нужна одежда! – в глазах страх и мольба, – Останься.

– Нужна. Я быстро.

– Почему я не могу пойти с тобой?

– Тебе не в чем. Я не брошу тебя, – улыбнулся ей, провел по щеке пальцем, какая красивая, до замирания в сердце, – Верь мне. Я быстро.

Не удержался, она как магнит, поцеловал, затяжно, смакуя момент. В груди все ухает, ноет, скручивает. Да кто ты такая? Почему я реагирую на тебя так сильно? Не хочу от нее отрываться. Отстранился, удивительные глаза, капец какие красивые. Век бы в них смотрел. Но видеть в них мольбу и страх больно. Лучше улыбку.

– А если ты не вернешься? Что мне делать?! – аж голос дрогнул, она реально переживает за меня. Как необычно видеть это в ком-то. Я нужен ей. Реально нужен.

– Я вернусь. Поняла. Хочешь, дам тебе рацию и постоянно будем на связи?

Она кивает с маленькой радостью в глазах. Отпускаю ее нехотя. Блядь! Теперь я не хочу уходить. Мне тут наобещали уже всего, я дебил после этого идти на улицу. Нахожу рацию, настраиваю на одну волну. У самого кровь разогрета до температуры лавы, не меньше, из ушей пар повалит. Ща! На морозе, да с варварами все пройдет, если снег жопой плавить не буду! Я точно полный идиот и придурок. Но я хочу быть героем для нее. Хочу быть нужным ей. Хочу доказать, что достоин ее. Я смогу. Я должен. Делов то! Одежду раздобыть.

– Ночью это нельзя было сделать? Почему сейчас? Ты не спал совсем.

– Как и ты. Держи, – протягиваю ей рацию, – Сюда нажимаешь и говоришь.

– Я знаю, как пользоваться рацией, – раздраженно хватает, – Точно быстро?

– Точно. Минут сорок. Соскучится, не успеешь. Поцелуй на прощанье? – подставляю щечку для поцелуя, но отвернулась, а потом укоризненный взгляд и отмашку идти. Улыбнулся ей широко. Борьба взглядов.

« Ты будешь моей» – мой.

« Обойдешься» – ее.

* * *

Николос уже развалился в кресте, нога на ногу. На коленке блокнот и быстро делает пометки в нем, диктофон на столе записывает. Он практически не смотрит на собеседника, не задает вопросов и много пишет, перелистывая листы небольшого блокнота. И когда мужчина умолкает, его ручка тоже замирает над листком.

* * *

Прошел лабиринт коридоров, вышел на улицу. Тихо, морозно, темно. Вдохнул холодного воздуха и почувствовал облегчение, свободу, прилив радости. От чего я был счастлив, но аж подпрыгивать хотелось. Рация ожила:

– Эй! Ты там? – по рации у нее тоже приятный голос. Улыбнулся невольно.

– Там. Там. Скажу стоп, не выходи на связь, могут услышать, опасно. Прием.

– Принято. Прием.

– Умница.

– А где прием. Прием.

– Можно и без этого, – снова улыбнулся. Она забавная.

– Ок.