Элиз 89-я

– Мне.

– Зачем вам эта правда? Что вы будите с ней делать.

– Напишу книгу.

Мужчина сел в кресло, как и сидел до того, на лице ни единой эмоции, ни любопытства, ни интереса. Обычный вязанный серый свитер с косами, темные джинсы и тапочки. Такие лохматые с ушками зайками, они вообще сюда не вписывались. Даже не понятно, почему он в них. Либо они ему дороги, либо ему все равно, в чем он.

– Очень рад, что вы согласились со мной побеседовать. Насколько мне известно, вы не давали интервью никому, за исключением сегодняшнего утра. Почему?

– Она так хотела.

Я понял, что это он о своей жене или женщине, но не стал уточнять. И чего хотела она? Чтобы не говорил или дал интервью рассказал. Он странный.

– Я смотрел эту передачу, и поразили ваши глаза.

– Чем?

– Вы видели столько, сколько не видел ни один человек. И это не могло не оставить отпечаток на вас, – он промолчал, – Мне показалось или вы не хотите жить? – снова молчание, – Вы не брали трубку, почему взяли сейчас? Что заставило вас передумать и принять меня. Можете объяснить?

– Я не держу вас, вы можете идти.

– Я не об этом. Вы интересный человек. Из-за вашего молчания о вас ходит столько слухов. Что вы сами изобрели этот вирус, потому и живы. Что у вас крыша поехала, что вы маньяк, если честно я в это не верю. Расскажите мне все как есть. Я чувствую, вам есть, что мне рассказать. У меня нюх на интересные истории.

– Книгу напишите? Зачем?

– Возможно. Если найду это интересным для читателя.

– А что интереснее читателю? Правда или сказка?

– Правдивая сказка.

– Я обычный человек, как и все. А слухи…что ж пусть болтают.

– Некоторые считают вас святым. Так зачем же Всевышний оставил только вас? Может быть, вы еще нужны ему для чего-то? Как считаете?

– Я сам задаюсь этим вопросом, последнее время постоянно. Еще не решил, он садист или шутник?

– Поведайте мне свою историю, обещаю быть правдивым и точным к малейшим деталям.

Он тяжело вздохнул.

– Думаете, мне легко это вспоминать?

– Думаю, что если вы не расскажите мне, то она умрет вместе с вами и никто не узнает о ней. Ради нее. Какой бы она ни была. В книге она будет жить вечно.

Николос говорил о правде, а Вейл думал об Эли.

* * *

Было очень холодно. Пронизывающий ледяной ветер, сырой снег, который недолетая до земли, таял, который лип ко всему, лег в глаза глаза. Мерзкая погода и вид разрушенного города, который когда-то был цветущим и солнечным. Разрушенный город, разграбленный, окрашенный в серый цвет. И так уже несколько дней, сама природа не хотела здесь окрашивать все в яркие и приятные краски. Словно весь мир выкрасили в черно-белый цвет никаких красок, никакой жизни, и мертвая угнетающая тишина. Ощущение, что все вымерли, а ты остался один на всем белом свете и тебя уже никто не спасет и не поможет. Никто. Ты остался один. И осознание этого пробирается под кожу и морозит похлеще холода.

Она медленно идет, совершенно не зная, куда и зачем, перешагивая через все, что лежит на ее пути. Камни, пустые бутылки, различные вещи, что раньше служили людям. С ужасом в глазах озирается по сторонам. Несколько дней она не может найти не единой души, а вот трупов очень много. Ветер прорывается под одежду и леденит душу, а может это страх? Утопает в грязи, няше, но упрямо шагает. Уже кричала много раз бесполезно, никто не отвечает. Что происходит? Что случилось? За 18 дней город вымер. Что же делать дальше? Найти укрытие, чтобы переночевать, везде леденящий холод, тепла нет, ну хоть укрыться от ветра. А еще нужно найти еду, кишки уже к позвоночнику прилипли. Хоть что-то. Как в фильме ужасов про апокалипсис, где все разом вымерли, или погибли. И что делать? Главное не отчаиваться. Выбираться надо. Пошерстив в разгромленном полицейском участке, в голове немного сложилась картинка. Надо запастись провиантом и выбираться из города, а еще избегать людей с оружием, они инфицированные.

Вдруг она слышит звук моторов и вой сирен, они приближаются. Решение спрятаться пришло сразу. Укрылась за мусорными баками у стены и не дышала. В щель подглядывая. Подъехали две машины с крестами на дверях, вой сирен прекратился. Вышли четверо мужчин с автоматами наперевес, двое остались у машин, а двое скрылись в здании напротив. Эти двое выглядели как обычные вояки, но что-то с их глазами было не так, они были неестественно белого цвета, словно нет зрачка, ни радужки. Пугающий вид, как инопланетяне. Через какое-то время оттуда вывели троих: двух пожилых плачущих женщин и одного мужчину. Сажают в машину. Одна женщина вырывается и бежит в ее сторону. Раздается выстрел и она падает. Двери хлопают, они уезжают. Она выжидает долго, корит себя за это, возможно женщине нужна помощь. Решается, и перебежками добирается до нее. Все в крови, но еще жива и увы, но ей не помочь. Она умирает, пульс слабый, большая потеря крови, раны не совместимые с жизнью.

– Беги…беги…прячься…

Последние ее хрипы, и она закрыла ей глаза ладонью. Поплакала тихо возле нее, попрощалась, хоть и не знала даже ее имени. Извинилась, обыскала ее, но при ней ничего не было.

Встала и пошла в сторону, когда-то бывшего супермаркета, разрушенного здания. Голод и холод гнали ее туда, хоть от ветра укрыться. Она должна жить. Она должна. Заброшенный магазин и разграбленный, еду пришлось долго искать. Пара шоколадок, пачка чипсов в пыли на полу, орешки под стеллажом, хорошо бы воды найти. Детское питание тоже подойдет, жадно высосала содержимое из упаковки. Пофиг если просроченное. Голод не тетка. Нужно собрать все, что удастся найти.

* * *

– А как у вас в лагере было с пропитанием?

– По-всякому, но никто не голодал. Что приносилось, делилось на всех. Потом пропитание найти стало сложнее, не только мы рыскали в поисках пропитания, их было в разы больше и эти падлы тоже хотели жрать. Как-то нам повезло захватить их грузовик, он был полон мешками с крупой разной, естественно мы не побрезговали. Кашу сварить проще простого, и она не портится. Правда, я тогда не знал, что возненавижу кашу надолго.

– Вы и сейчас не едите кашу?

– Здесь полно всего, чем можно ее заменить, там выбирать не приходилось.

– А что вы первым делом захотели здесь покушать?

Он задумался, немного. Почесал подбородок.

– Я с удовольствием завтракаю яичницей с беконом, в кафе через дорогу. Мне нравится смотреть в окно и видеть, как по улицам ходят люди и не подозревают, что они счастливчики, просто спешат по своим делам. Странно сидеть кушать и смотреть на улицу, где все чистенько и не стреляют. До сих пор не привыкну.

* * *

Меня здесь, в центре города, вообще не должно было быть сегодня. Я здесь вчера все облазил выживших не было. Сегодня шел за водой. Системы коммуникаций все разрушены, набрать воды можно только у реки, и то не везде, река замерзла. Можно конечно, снег топить, но это долго и энергозатратно. В лагерь воды я уже увез, но домой тоже нужно было. Поэтому пошел здесь, знал, где взять канистры и транспорт, вчера присмотрел. Если наберу четыре канистры, то хоть на время эта проблема отпадет. В разрушенный супермаркет зашел только потому, что Дейв (наш доктор) просил принести еще бинтов, а здесь была аптека. Чем черт не шутит, сгребу ему все, что есть, пусть сам разбирается, что надо, что не надо. Лекарства требовались постоянно, в нас стреляли и ранения были неизбежны, и я обчищал их все и всегда.

Аптеку вычистил по-максимуму в свой рюкзак, все, что вошло. Остальное сложил в коробку и спрятал, возможно, прейду потом. Собрался уже уходить, как услышал шорох вдалеке. Насторожился, прислушался. Точно, что-то есть. Может человек, может крысы, может враг. Аккуратно иду на звук, весь превратившись вслух и зрение, оружие наготове. Звук стих, я замер, выжидаю, осматриваюсь. Шуршание возобновилось, словно кто-то разорвал пакет и что-то ест. Пригнувшись, пробежал по прямой несколько метров вдоль стеллажей. Это человек, не крыса. Пугать не стоит, но побежит однозначно, от меня все бегут поначалу. Просто я внушительных размеров и не самый добрый на вид, особенно обвешанный гранатами, ножами и оружием прочим. И куда он побежит, я просчитал все варианты. На самом деле варианта всего два, если умный, то на выход. То, что это он я не сомневался, женщин сейчас встречал все меньше. В основном мужиков, да парней, они оказались живучей, иногда старики. Детей находить страшно. Голодные, обмороженные, но чаще мертвые. В них мало крови, варвары убивали их на месте, как собак или кошек. Реже просто бросали рядом с мертвыми родителями, не тратя пуль, сами сдохнут.

Решил же не пугать своим видом, поэтому обозначил свое присутствие голосом:

– Меня зовут Вейл. Я хочу тебе помочь…

Но даже не договорил, он кинулся вдоль стеллажей к выходу, предсказуемо. А быстро бегает для замерзшего и оголодавшего! Молодец! Может, поэтому и жив пока. Следом не побежал, зачем, на выходе перехвачу. Поймал за шкирку, тряханул разок хорошо и за горло к стене. По-другому все равно не поймет, шок. Ногами до пола он не достает, болтает ими, норовит пнуть гад. Ручонки в варежках вцепились в мой кулак, хрипит.

– Орать не будешь, отпущу. Заорешь, ударю, – кивает «нет» или «не надо» не разобрать. Шапка на глаза, весь в рванье, вся голова шарфом замотана, лица не видно, только нос красный торчит.

Отпускаю на пол, разглядываю, пока он, упираясь руками на колени, переводит дыхание. Отчего-то мне кажется, что он готовится к новому броску бежать или драться. Странно одет парень, словно напялил на себя все, что находил по пути. Несколько несуразных кофт не его размера, куртка, жилетка, снова куртка. Шапка, а сверху платок и еще и шарф намотан. И варежки на резиночке, умора. Обувь явно не по размеру. Как еще так шустро бегал в этом. Да уж! Чудо в обносках. Ладно, живой и молодец. Худой сильно, ни чё откормим. Вон какой резвый!

– Сейчас я тебя обыщу, мне ничего не нужно, просто сюрпризов не люблю. Либо стоишь смирно, либо лежишь без сознания. Понятно? Не слышу!

Поднимается лицо и на меня смотрят огромные необычайно зеленые глаза, миндалевидной формы, как у кошки, а пышные ресницы лишь подчеркивают их красоту. Я аж обомлел на секунду. Вот это глазищи! Аж в груди сперло все.

– Ты баба что-ли? – выпалил я в шоке.