Естественная история драконов: Мемуары леди Трент

С языка тут же хлынул поток слов. Я рассказала о найденном голубе, вновь и вновь заверяя отца, что нашла птицу уже мертвой, а вовсе не убивала ее, и о собственном любопытстве относительно вилочки – и говорила, и говорила, пока папа? не встал из-за стола и не подошел ко мне. Опустившись передо мной на корточки, он положил мне руку на плечо и остановил мой рассказ.

– Ты хотела узнать, как устроена птица? – спросил он.

Я кивнула, не решаясь вновь заговорить, чтобы поток слов не продолжился с того же места, на котором был прерван.

Отец вздохнул.

– Юной леди не пристало вести себя подобным образом. Ты понимаешь это?

Я кивнула.

– Тогда убедимся, что ты будешь помнить это.

Развернув меня спиной к себе, он отвесил мне три крепких шлепка по заднему месту, что вызвало новый поток слез. Вновь взяв себя в руки, я обнаружила, что отец оставил меня успокаиваться и отошел к стене кабинета. Там, вдоль полок, тянулись плотные ряды книг – некоторые тома, пожалуй, весили не меньше, чем я. (Это, конечно же, было чистой игрой воображения: самая увесистая книга в моей библиотеке, моя собственная «De draconum varietatibus»[1 - «Разновидности драконов» (лат.).], весит всего-навсего десять фунтов.)

Том, снятый отцом с полки, оказался много легче – разве что несколько толще книг, которые обыкновенно дают читать семилетним. Вложив книгу в мои руки, отец сказал:

– Полагаю, твоя госпожа мать не обрадуется, увидев тебя с этой книгой, но я считаю, что тебе лучше получать ответы на вопросы из книг, чем экспериментальным путем. Беги, да не показывай эту книгу матери.

Я сделала реверанс и помчалась к себе.

Подобно Изумрудику, подаренная отцом книга и сейчас стоит у меня на полке. Она оказалась «Анатомией пернатых» Готерхэма, и, хотя наши познания в этой области со времен Готерхэма значительно умножились, в то время послужила мне хорошим введением в тему. Из текста я поняла не более половины, но с жадностью проглотила то, что сумела понять, а над остальным крепко задумалась. Больше всего мне понравились схемы – тонкие детальные изображения скелетов и мускулатуры пернатых. Из этой книги я узнала, что функция вилочки (или, вернее, вилочковой кости) заключается в укреплении грудной части птичьего скелета, а кроме того на ней расположены точки крепления мускулов крыльев.

Все выглядело так просто, так очевидно: вилочка есть у всех птиц, потому что все птицы летают (в то время ни я, ни Готерхэм еще не знали о существовании страусов). Вряд ли это было выдающимся открытием в области натуральной истории, но для меня действительно оказалось гениальным озарением, открывшим передо мной мир, о котором я никогда прежде не задумывалась – мир, где, наблюдая общие принципы и то, чем они обусловлены, можно прийти к новому знанию, неочевидному для невооруженного глаза.

Итак, первым моим увлечением стали крылья. В те дни я еще не делала различий между их обладателями. Крылья могли принадлежать хоть голубю, хоть искровичку, хоть бабочке – главное, все эти существа умели летать и тем приводили меня в восхищение. Однако должна заметить: хотя предметом исследования мистера Готерхэма являлись птицы, время от времени он делал весьма интересные замечания, находя в птичьей анатомии или повадках сходства с драконьим родом. Поскольку (как я уже говорила) искровичков в то время классифицировали как вид насекомых, эту книгу можно считать моим первым знакомством с чудесным миром драконов.

* * *

Здесь следует хотя бы мимоходом описать мою семью: без них я никогда не стала бы той, кем являюсь сейчас.

Думаю, некоторое впечатление о моей матери у вас уже сложилось. Она была честной и праведной представительницей своего сословия и приложила все старания к тому, чтоб научить меня быть настоящей леди, но невозможного не достичь никому. Изъяны в моем характере – вовсе не ее вина. Что до отца, деловые интересы часто заставляли его надолго отлучаться из дома; для меня он был человеком не столь близким и потому, пожалуй, более терпимым: он мог позволить себе роскошь смотреть на мои проступки как на очаровательные девичьи причуды, тогда как иметь дело с беспорядком и одеждой, уничтоженной в результате этих «причуд», приходилось матери. Я взирала на него, как дикарь на мелкого языческого божка – искренне стремясь заслужить его благоволение, но не вполне понимая, чем его умилостивить.

Что касается прочих родных – я была четвертой из шести детей в семье и притом, как уже говорила, единственной дочерью. Большинство братьев, как много бы они для меня ни значили, не представлены на страницах моего повествования: их жизни почти никак не связаны с моей карьерой.

Единственное исключение – уже упомянутый мною Эндрю; тот самый, у кого я стянула перочинный нож. Именно он чаще всех остальных с великой охотой участвовал во всех моих предприятиях, приводивших в отчаяние мать. Услышав о моих кровавых экспериментах за стогом сена, он был впечатлен, как может быть впечатлен лишь восьмилетний мальчишка, и настоял, чтобы я оставила нож себе – как трофей в память о своих свершениях. Нож тот у меня не сохранился. Да, он заслужил почетное место рядом с Изумрудиком и Готерхэмом, но был потерян в Мулинских болотах. Однако перед этим он спас мою жизнь, освободив меня от гибких стеблей, которыми связали меня похитители-лабанцы, и я навеки благодарна Эндрю за этот подарок.

Благодарна я ему и за то, что брат помогал мне в детские годы, используя мальчишеские привилегии в моих интересах. Когда отца не было в городе, Эндрю таскал для меня книги из его кабинета. Таким образом, труды, которые мне самой ни за что не позволили бы читать, находили путь в мою комнату. Я прятала их под матрасом или за гардеробом. Новую горничную приводила в ужас даже мысль о том, что ее могут застать отдыхающей, и на прежнюю сделку она не соглашалась, зато была падка на сладости. Заключив с ней новое соглашение, я нередко читала до поздней ночи.

Конечно, почти все книги, что приносил мне Эндрю, относились к естественной истории. Мои познания, начавшиеся с крылатых, охватили все виды животных – млекопитающих, рыб, насекомых и пресмыкающихся, а также всевозможные растения. В те дни наши знания еще имели столь общий характер, что один человек вполне мог ознакомиться с целой научной областью.

В некоторых из этих книг упоминались и драконы – правда, только в отступлениях, в кратких абзацах, не утолявших, но лишь усиливавших тягу к познанию. Но в нескольких местах мне встретились ссылки на обстоятельный научный труд – «Естественную историю драконов» сэра Ричарда Эджуорта. А Кэрригдон и Рудж, как выяснилось из их осеннего каталога, вскоре должны были выпустить его переиздание. Пойдя на отчаянный риск, я прокралась в отцовский кабинет с тем, чтобы оставить на его столе брошюрку каталога, открытую на странице, где объявлялось о переиздании. «Естественная история драконов» описывалась там как «незаменимейшее из собраний сведений о драконах, доступных на нашем языке»; конечно же, это не могло не привлечь внимания отца.

Моя уловка принесла плоды: со следующей же партией книг была получена и эта. Но заполучить ее немедленно было нельзя – Эндрю не осмелился бы стащить книгу, которую отец еще не прочел – и я едва не повредилась умом от нетерпения. И вот в начале зимы Эндрю перехватил меня в коридоре, сунул мне книгу и сказал:

– Он закончил ее вчера. Смотри, чтоб тебя никто не поймал с ней!

Я направлялась в малую гостиную на еженедельный урок игры на фортепьяно и, вернувшись к себе, опоздала бы к началу. Вместо этого я поспешила в гостиную и успела спрятать книгу под диванными подушками за миг до появления учителя. Я приветствовала его лучшим из своих реверансов и весь урок изо всех сил старалась не оглядываться на диван: казалось, непрочитанная книга под подушками так и дразнит, так и влечет к себе… (Я бы сказала, что игра моя сильно пострадала из-за этого, но нечто столь ужасающее трудно чем-либо испортить. Конечно, я люблю музыку, но и по сей день ни за что не смогу повторить самый несложный мотив.)

Домучив урок, я тут же уселась за книгу и читала, отрываясь лишь затем, чтобы прятать ее при необходимости. Понимаю, в наши дни она уже не пользуется такой широкой известностью, уступив место другим, более подробным и детальным трудам, и читателю нелегко представить себе, сколь чудесной казалась она мне в те дни. Эджуортовы критерии идентификации «драконов настоящих» многим из нас послужили прекрасной отправной точкой, а его перечень соответствующих этим критериям видов впечатляет еще и потому, что сведения о них получены не из собственных наблюдений, а из переписки с миссионерами и купцами. Обращался он и к теме «малых драконов», а именно – таких животных, как, например, виверны, не соответствующих тому или иному критерию, но являющихся (согласно теориям того времени) ветвями того же родового древа.

Влияние, оказанное на меня этой книгой, легко описать, всего лишь упомянув, что я перечла ее четыре раза кряду – одного раза, конечно же, было мало. Как другие девочки моего возраста сходили с ума по лошадям и скачкам, так я сходила с ума по драконам. Эта фраза прекрасно описывает положение дел, так как все это привело не только к выбору главного дела моей взрослой жизни (не раз и не два толкавшего меня на поступки, которые вполне можно счесть безумными), но и к поступку, совершенному мной вскоре после четырнадцатого дня рождения.

Глава 2

Шантаж – Глупая неосторожность – Еще более неприятный инцидент с волкодраком – Возможная утрата открытых платьев

В те дни мы знали о драконах возмутительно мало: в Ширландии «драконы настоящие» не водились, и наши ученые только начинали устремлять свои взоры за границу. Однако я владела всеми доступными сведениями о тех меньших братьях драконов, что все еще встречались в наших землях, и ни родительская власть, ни все богатства мира не заставили бы меня отказаться от возможности лично узнать о них нечто новое.

Можете себе представить, какой интерес пробудили во мне вести, что в наших владениях – причем не единожды и разными очевидцами – замечен успевший уже задрать несколько овец волкодрак! Название это, конечно, крайне далеко от жизни: волкодраки ничем не похожи на волков, кроме склонности видеть в домашнем скоте свою законную добычу. Ныне их почти не осталось в Ширландии, да и в те времена встречались они редко – в наших краях не видели ни единого уже целое поколение.

Как же я могла упустить такой шанс?

Но для начала следовало изобрести способ самой увидеть этого зверя. Папа?, едва услышав о волкодраке, немедленно взялся за организацию охоты, как поступил бы в случае появления поблизости вредоносного волка. Однако, прямо испросив разрешения отправиться на охоту с ним (как без малейшего успеха сделал Эндрю), я наверняка получила бы отказ. Здравый смысл подсказывал, что искать волкодрака в одиночку – занятие либо бесплодное, либо крайне опасное. Таким образом, чтобы добиться желаемого, следовало приложить более серьезные усилия.

Заслуга – или вина – в том, что произошло дальше, по крайней мере, частично принадлежит Аманде Льюис. Ее семья была нашими ближайшими соседями в годы моей юности. Мой отец с мистером Льюисом были добрыми друзьями, однако не могу сказать того же о матери и миссис Льюис. Это создавало некоторую напряженность, когда светские мероприятия сводили нас всех вместе – особенно если учесть отрицательное отношение мама? к их дочери.

На год старше меня, Аманда была единственной девочкой моего возраста и положения на всю долину Там-ривер. К бесконечному сожалению моей матери, она к тому же была из тех, кого современная молодежь называет «бабочками» – то есть слепо следовала моде, забывая о всяких приличиях. (Сама я к «бабочкам» никогда не относилась – все мои неприличные поступки решительно никак не были связаны с модой.) Но, поскольку общаться мне больше было не с кем, мама? не могла запретить мне навещать Льюисов, и Аманда была моей ближайшей подругой, пока обе мы не вышли замуж.

В тот день, когда мы узнали о появлении волкодрака, я прошла пешком две мили до усадьбы Льюисов, чтобы поделиться новостью с Амандой, и моя ситуация тут же воспламенила ее богатое воображение. Прижав к груди книгу, Аманда восхищенно вздохнула, проказливо сверкнула глазами и сказала:

– Дело проще простого! Ты должна переодеться мальчиком и ехать с ними!

Дабы вы не подумали, что я порочу имя подруги детства, объявляя ее виновной в последующем инциденте, смею заверить: именно я, а вовсе не она, нашла способ претворить ее идею в жизнь. Хвататься за идеи, которые другой счел бы безумными и не принял всерьез, и воплощать их на практике – зачастую весьма организованным и разумным образом – это вполне в моем духе. (Нет, я этим не горжусь. Признаюсь честно: эта дурацкая манера не однажды едва не привела меня к гибели. Если вам не понять того, что муж называл «моей ненормальной практичностью», почти вся моя жизнь покажется вам напрочь лишенной здравого смысла.)

Итак, идея Аманды послужила искрой, а трут и растопка, чтобы разжечь из искры пламя, были от начала до конца делом моих рук. Вот как все это случилось.

Возле усадьбы крутилось несколько парней, от случая к случаю выполнявших разные работы – в основном, на дворе. Близких отношений у меня с ними не было, но один из них, по имени Джим, был у меня на крючке. Однажды я случайно наткнулась на него в весьма компрометирующих обстоятельствах – в обществе одной из служанок с нижнего этажа. Сама я шла прятать любопытный маленький череп, который не сумела опознать, но череп был надежно укрыт в складках юбок, и о моих собственных компрометирующих обстоятельствах Джим ничего не узнал. Таким образом, он задолжал мне услугу, и я решила, что пришло время взыскать этот долг.

Притащить меня с собой на охоту, конечно же, было преступлением, за которое его тут же выставили бы вон без рекомендаций. Однако я могла бы добиться того же результата, рассказав о его интрижке со служанкой, и, хоть никогда не сделала бы этого, сумела убедить его, что сделаю. Вы подумаете, что это просто ужасно, и сейчас я краснею, вспоминая об этом шантаже, но не стану притворяться, будто в то время испытывала хоть какие-то угрызения совести. Джим, настаивала я, должен взять меня с собой на охоту.

Вот тут-то мне и сослужила добрую службу прохлада в отношениях между матерью и миссис Льюис. Аманда сообщила мама?, что приглашает меня погостить у нее с тем, чтоб вернуться на следующее утро, и мама?, не горя желанием общаться с соседкой, дала позволение без лишних вопросов. Далее, утром, на которое было назначено начало охоты, Аманда подъехала к нашей усадьбе в сопровождении лакея, чтобы все выглядело так, будто я действительно собираюсь погостить пару дней в ее доме.

Немного отъехав по дороге, мы осадили лошадей и я, под озадаченным взглядом лакея, склонила к подруге голову:

– Спасибо, Аманда.

В глазах ее плясали чертики.

– Ты обязательно должна после рассказать мне обо всем!

– Конечно, – ответила я, зная, что моя история надоест ей еще до того, как я дойду до середины, если только во время охоты я не ухитрюсь пережить волнующего романтического приключения. Любимым чтением Аманды были захватывающие романы, а вовсе не книги по естественной истории.

Я оставила ее разбираться с лакеем любыми методами, которые она сочтет подходящими, и окольными путями добралась до поля, где собирались охотники. Джим, как и было уговорено, ждал меня у родничка, укрытого зарослями от посторонних глаз.

– Я сказал, что вы мой двоюродный брат, гостящий у нас, – сообщил он, подавая мне стопку одежды. – Там у них просто сумасшедший дом – люди съезжаются отовсюду. Если и вы присоединитесь, это никого не удивит.

– Момент, сейчас буду готова, – ответила я, отойдя туда, где он не мог меня видеть.