Конец им настал в день моего шестнадцатилетия, официального превращения из «девочки» в «юную женщину». Вслед за этим мама? начала хлопотать о моем будущем – точнее сказать, привела в действие планы, составлявшиеся с момента моего рождения. Ее амбиции насчет моего замужества были грандиозны: единственной дочери сэра Дэниэла Эндмора не пристало становиться женой провинциального джентльмена из Тамшира, но следовало отправиться в Фальчестер и выйти в свет, что позволило бы привлечь внимание жениха из высшего общества.
Вытерпеть эти муки мирно было бы уже свыше моих сил, если бы не неожиданный разговор с отцом, состоявшийся незадолго до того, как меня утащили в Фальчестер.
Разговор произошел в его кабинете, и я с трудом отводила взгляд от полок с моими старыми запретными друзьями. Откинувшись на спинку кресла, отец сцепил пальцы перед собой.
– Изабелла, – начал он, – я вовсе не намерен препятствовать твоему счастью.
– Я знаю, папа?, – ответила я, изображая воплощение дочерней покорности.
Возможно, уголки его рта и впрямь дрогнули в улыбке за густой бородой, а, может, мне это просто почудилось.
– Ты справилась превосходно, Изабелла, – продолжал он, постукивая указательными пальцами один о другой. – В самом деле, твое поведение достойно всяческих похвал. Однако я вполне понимаю, как нелегко дались тебе эти годы.
На это я промолчала, не имея ответа, приличествующего леди. Отцовское одобрение было мне слишком дорого, чтобы отметать его единым махом.
После некоторой паузы он сказал:
– В наши дни свахи вышли из моды. Похоже, теперь мы считаем, что справимся лучше без помощи профессионалок. Но я взял на себя смелость заплатить одной из них за составление небольшого списка, который ты найдешь на ближнем к тебе краю стола.
Заинтригованная, я отыскала лист бумаги и, развернув его, обнаружила список из шести фамилий.
– Мужа, готового оплатить библиотеку для жены-книгочейки, не так-то легко найти: большинство сочтет это бессмысленной тратой денег. Однако ты вполне можешь найти жениха, готового разделить с тобой собственную библиотеку. Все джентльмены, перечисленные в этом списке – ученые-любители, владельцы богатых собраний книг, – глаза папа? блеснули из-под бровей, морщинки вокруг них дрогнули. – Из достоверных источников известно: те, чьи фамилии я подчеркнул, владеют и экземплярами «Естественной истории драконов».
Два года я запрещала себе вспоминать это название, и, думаю, оно поразило меня примерно с той же силой, что и встреча с предметом первой девичьей любви после многих лет разлуки. Пожалуй, в тот миг я поняла Аманду и ее страсть к захватывающим романам.
Прежде чем мне удалось найти нужные слова, папа? продолжил:
– Помочь завоевать кого-либо из них я не могу – это дело твое и твоей матери, которая отнюдь не скажет мне «спасибо» за вмешательство. Но кандидаты эти во всех отношениях достойные, и, если тебе удастся завлечь в свои силки любого из них, заранее обещаю свое согласие.
Он поднялся с кресла как раз вовремя, чтобы подхватить меня: рассмеявшись от счастья, я обогнула стол и бросилась ему на шею. После беседы в моей гостиной я разжаловала отца из мелких языческих божков в благожелательные огры, но, судя по всему, усилия двух последних лет не пропали даром.
Шесть имен и шесть фамилий… Безусловно, одна из них принесет мне счастье!
* * *
Сезоны… Этот вид человеческой деятельности вполне сравним с соколиной охотой или охотой на лис; отличие лишь в экипировке и действующих лицах. Точно так же, как ворчливым седым старикам знакомы все повадки зайца и перепела, сплетникам высшего общества известны все пикантные подробности о женихах и невестах текущего Сезона. В обоих случаях используются лошади: в одном – как транспортное средство, в другом же – как способ показать себя. Вместо полей и лесов охотничьими угодьями служат гостиные, бальные залы и любые другие места, где собирается общество и где можно привлечь к себе взор потенциального супруга.
Итак, сливки общества кинулись в Фальчестер, и звуки рогов возвестили начало охоты.
Слухи о подобных материях и ныне живут недолго: пересуды о том, кто, что, кому и где сказал, быстро забываются, сменяясь более свежим мясцом. А уж мелкие подробности моей невероятно давней юности вряд ли вызовут у современного читателя больший интерес, чем гостерширские налоговые ведомости или ипохондрические жалобы двоюродной бабки. Опишу лишь то, что имело долгосрочные последствия, а именно – день, когда я отправилась в королевский зверинец.
Мне вовсе не следовало отправляться туда. Согласно скрупулезно составленным планам мама?, в тот день меня должны были видеть прогуливающейся в парке верхом – она намеревалась извлечь пользу из моего сельского воспитания, продемонстрировав, сколь изящно и уверенно я держусь в седле. Однако она – бедная женщина! – слегла с расстройством желудка (подозреваю, виной тому была несвежая рыба, съеденная накануне за ужином у Ренвика) и не могла сопровождать меня.
К счастью, Эндрю, оказавшийся в то время в городе, заглянул к нам выполнить сыновний долг и выразить матери соболезнования. Он не участвовал в охоте на невест: в те дни он еще бил баклуши в университете, каждую неделю меняя суждение о том, стоит ли ему поступить на военную службу и отправиться в дальние страны стрелять по людям. Однако он все еще оставался моим лучшим союзником среди всех братьев, и, когда мама? посетовала на нарушение своих планов, вызвался сопровождать меня вместо нее на протяжении дня.
Мать не сочла эту замену идеальной – те, кто не знал Эндрю, могли принять его за моего жениха, – но выбирать было не из чего (Аманда, год назад покинувшая отцовский дом и быстро выскочившая замуж, была привязана к дому в ожидании первенца и сопровождать меня не могла). Принять предложение Эндрю было лучше, чем позволять мне впустую тратить время, сидя дома, и мать, пусть с неохотой, но согласилась.
Как только мы отошли от ее двери, Эндрю схватил меня за плечо.
– Не надевай костюм для верховой езды, – сказал он sotto voce[3 - Вполголоса (итал.).]. – Мы отправляемся в зверинец.
Я моргнула от неожиданности, удивленная, но не склонная отказываться. Я очень любила ездить верхом, но дома, за городом; а кататься неспешной рысцой в парке по кругу – много ли в том удовольствия?
– Но нас же не пустят.
– Пустят! – Эндрю заговорщически сверкнул глазами. – Графиня Грэнби устраивает экскурсию, и я приглашен на правах гостя.
О королевском зверинце я не знала почти ничего, кроме того, что покойный отец нынешнего короля отвел под него обширные земли вниз по реке от Фальчестера, а его сын, не считаясь с расходами, пополняет коллекцию всеми экзотическими животными, каких только можно склонить к жизни в неволе. В основном, зверинец служил для развлечения членов королевской фамилии. Время от времени в нем объявлялись и дни для широкой публики, но я, росшая в провинциальном Тамшире, не имела шанса воспользоваться этим. Как Эндрю, несомненно, догадывался, подобная экскурсия была для меня редчайшим из удовольствий.
Нашим гидом был сам мистер Суорджин, королевский натуралист. По его указаниям животные в зверинце были размещены согласно видам: в одном месте – птицы, в другом – млекопитающие, в третьем – пресмыкающиеся и так далее. Чучела экземпляров тех животных, что умерли в неволе, стояли на постаментах рядом с клетками тех, что продолжали жить. В коллекции короля имелись попугаи, утконосы и пираньи, кукушки, верблюды и хамелеоны… Я изо всех сил сдерживала энтузиазм: тяга к знаниям достойна восхищения как в мужчинах, так и в женщинах, но только тогда, когда она соответствует приличиям. (Это, конечно же, мнение общества, а не мое. Рада отметить, что с тех времен оно несколько изменилось.) Мне, как юной леди, приличествовало выказывать интерес лишь к певчим птичкам и прочим нежным созданиям, иначе общество тут же заклеймило бы меня «чернильным носом».
Организация экскурсии оставляла желать лучшего: экскурсанты бродили по всевозможным садикам и залам со стеклянными стенами, и только единицы обращали хоть какое-то внимание на речи мистера Суорджина. Мне очень хотелось послушать его, но я не осмеливалась выделяться, оказавшись единственной его слушательницей, и потому улавливала только короткие обрывки. Но вот мы остановились у огромных двустворчатых дверей.
– Внутри, – натуралист возвысил голос, и это привлекло к нему больше взглядов, чем прежде, – находятся ценнейшие из экспонатов коллекции Его Величества, последние его приобретения. Умоляю дам соблюдать осторожность, ибо многие найдут содержащихся здесь животных пугающими.
Можете вообразить, насколько решительно я отвергла старые интересы: я не имела ни малейшего представления, что же такого приобрел в последнее время король и что находится за этими дверями.
Мистер Суорджин отворил двери, и мы прошли в большой павильон, накрытый куполом из стеклянных панелей, пропускавших внутрь дневной свет. Остановившись на мостках, огибавших павильон по периметру, мы оказались над глубокой ямой с посыпанным песком дном, разделенной массивными решетками на три просторных вольера, словно разрезанный на куски пирог.
В каждом из этих вольеров оказалось по дракону!
Забыв обо всем на свете, я бросилась к ограждению. Животное, покрытое блекло-золотистой, точно топаз, чешуей, подняло длинную морду и взглянуло на меня снизу. За левым плечом раздался сдавленный вскрик, и кто-то из дам лишился чувств. Самые храбрые из джентльменов тоже подошли к ограждению и о чем-то зашептались меж собой, но мне было не до них. Все мое внимание было приковано к драконам в яме.
Дракон отвернулся от меня, и что-то глухо лязгнуло. Только сейчас я заметила на его шее тяжелый ошейник, соединенный толстой цепью с кольцом в стене. Решетки, разделявшие вольеры, были двойными – между каждой парой решеток имелось пустое пространство, не позволявшее драконам достать друг друга когтями сквозь прутья.
Медленно, точно завороженная, я обошла яму кругом. В вольере справа лежала грязно-зеленая груда, также прикованная цепью к стене и даже не взглянувшая на меня. Третий дракон был совсем тощ и тщедушен, в белой чешуе, с розовыми глазами… Альбинос?
Мистер Суорджин ждал у ограждения возле выхода. Взглянув на него, я увидела, что он внимательно следит за экскурсантами, огибавшими яму вслед за мной. В начале экскурсии он просил всех ничего не бросать животным и не шуметь возле них; подозреваю, в тот момент это особенно тревожило его.
Ахиатский пустынный дракон
Золотистый дракон отошел в дальний угол вольера и принялся грызть большую, почти полностью обглоданную кость. Я внимательно пригляделась к нему, примечая характерные анатомические признаки и сравнивая его размеры с размерами кости – похоже, бедренной кости коровы.
– Мистер Суорджин, – заговорила я, не отводя взгляда от дракона, – это ведь не молодые особи, не так ли? Это карлики?
– Прошу прощения? – откликнулся натуралист, повернувшись ко мне.
– Я могу ошибаться – честно говоря, все мои познания почерпнуты только из труда Эджуорта, к сожалению, очень скудно иллюстрированного – но, насколько я понимаю, гребень на затылочной части головы у драконов настоящих полностью развивается только в зрелом возрасте. Мне плохо виден зеленый в следующем вольере – видимо, это мулинский болотный змей? – но эти особи не могут быть вполне развившимися взрослыми представителями своих видов. Учитывая сложности содержания драконов в зверинце, мне кажется, что коллекционировать карликовые экземпляры проще, чем сталкиваться с новыми и новыми проблемами по мере развития молодых особей. Конечно, их развитие длится долго, поэтому можно…
Тут я осознала, что делаю, и поспешила захлопнуть рот. Но, боюсь, слишком поздно – меня успели услышать. Сзади раздался незнакомый голос:
– Альбинос, несомненно, карлик, но я не могу опознать вид.
Если будет на то воля моего любезного читателя, он может дополнить эту картину драматическим аккомпанементом оркестра – я предложила бы нечто в зловещем минорном ключе. Именно такой мотив прозвучал в моей голове, как только я поняла, что окончательно и бесповоротно выставила себя «чернильным носом». Отяжелев от ужаса, я оторвалась от золотистого дракона и подняла взгляд на джентльмена, вступившего в разговор.
Первым, что я увидела, была пара изящных ступней в блестящих кожаных туфлях. Далее – стройные длинные ноги, узкие бедра и талия, еще не огрузневшая с возрастом. Длинные пальцы, лежавшие на фигурной бронзе ограждения. Плечи – довольно широкие, но не настолько, чтобы фигура принимала треугольную форму, которую я нахожу неприглядной, хоть некоторых леди она и привлекает. Длинный овал лица, твердые губы, прямой нос, жесткие скулы, ясные карие глаза за стеклами очков и, наконец, шапка аккуратно подстриженных и причесанных темно-русых волос.
Другая леди, возможно, смогла бы поведать вам, во что он одет. Я же, со своей стороны, рассматривала его глазами натуралиста, оценивая размеры, экстерьер и окрас. А также особые приметы – герб, вышитый на носовом платке в нагрудном кармане: в серебряном поле чернью три скрещенные стрелы в руке.