Натальная карта

И вот наконец-то наступает сахарная гармония.

Мы сидим в сквере недалеко от балетной студии Аннабель, которую она недавно открыла. Теплый весенний ветер обдувает наши лица, а кусок сахарной ваты вылетает из пальцев Хоуп, застревая в ее волосах. Детский смех разлетается, как звон колокольчиков.

– Не шевелись, – хохочу я.

Мои пальцы пытаются аккуратно достать сладкое недоразумение из кудрей Хоуп, чтобы они не слиплись, и нам не пришлось выстригать ещё один клок волос. На прошлой неделе карамельная конфета уже забрала с собой часть ее шевелюры.

Подобно саперу, я успешно справляюсь извлечением сахарной бомбы и протягиваю фанту Хоуп. Она делает глоток через трубочку, а затем начинает извиваться на своем месте с широко распахнутыми глазами.

– Колючая! – ее голос переполнен радостным возбуждением. – Ещё!

В моей груди разливается тепло, смывая тягость и дерьмовое послевкусие от событий сегодняшнего дня. Хоуп щурится от солнца, придающего золотое свечение ее кудрям. Она похожа на ангелочка с тех открыток на День святого Валентина.

– Папочка, тренировка, нам пора.

Иногда я думаю, что мой ребенок ответственнее меня.

– Верно, пойдем.

Она спрыгивает со скамейки, берет меня за руку, и мы идем в студию. Я смотрю на наши ладони, все еще удивляясь этому контрасту: большая – маленькая. Все еще удивляясь, что я отец.

Родитель, являющийся для нее гарантией безопасности, надежности, чертовой нерушимой крепостью. По крайней мере, вот таким я должен быть. А не тем, кто встречает новый день и сажает всех своих демонов на цепи, чтобы они не утащили его на дно.

Мы приходим в балетную студию. Аннабель прощается поклоном с детьми из предыдущей группы, а когда замечает нас, машет рукой. Хоуп оживает, слегка приподнимая уголки губ.

– Привет, как ваши дела? – Аннабель целует Хоуп в щеку, а затем обнимает меня.

– Я хочу окунуть в слайм всех детей, их родителей и воспитателей в детском саду. Чтобы они до конца своих дней доставали это дерьмо из волос,  – шепчу ей на ухо, пока мы не успели разорвать объятия.

– Очень… антистрессово, – шепчет она в ответ.

Аннабель отстраняется и просит свою помощницу проводить Хоуп в раздевалку. Я целую свою девочку на прощание, нашептывая ей слова успокоения. Кто-то скажет, что эта чрезмерная забота до хорошего не доведет, но у меня не получается иначе. Как и любой родитель, я бываю с ней строг. Редко, но бываю. В такие моменты я превращаюсь из «папочки» в «папу».

– Я обязательно вернусь. Обещаю, – произношу слова, в которых она нуждается.

Я ни разу не бросал ее, но, по какой-то причине, Хоуп, как и мне, нужно это проговорить.

– Что случилось? – интересуется Аннабель, когда мы остаемся наедине.

Я запускаю руки в волосы и присаживаюсь на диван, расположенный около входа в балетный класс.

– Третий раз за неделю меня вызвали в детский сад, потому что чертов Билл перевернул на нее ведро песка.  Ведро, которое дала ему Хоуп, потому что подумала, что он хочет с ней поиграть. Она пошла на контакт, а в ответ получила гранату. В понедельник Алиса или Мелиса, я уже запутался в этих именах, перекрасила волосы Эльзы в черный, а затем оторвала ей голову со словами: «Мама говорит, что все блондинки – тупые шлюхи». Откуда вообще пятилетний ребенок знает о шлюхах? И, напоминаю, Хоуп блондинка, – выдыхаю я сквозь зубы.

Аннабель садится рядом со мной и сжимает мою ладонь.

– Мне не нужно напоминать, что она блондинка. Я знаю ее с первых дней жизни.

Это правда. Все мои друзья являются почти что родственниками для Хоуп. Аннабель, жена моего друга Леви, рассказывала и показывала мне, как обращаться с маленькими детьми, потому что у нее самой их двое. Валери и Макс знали о малышах лишь то, что они… Маленькие? Но каждый из них старался помочь чем мог. Лиам, лучший друг Аннабель и мой компаньон по безрассудной жизни, которая осталась в прошлом, часто был и есть моим ночным собеседником по фейстайму. Потому что он так же, как и я, какого-то черта, не спит до рассвета.

– В среду Майлз нарисовал на ее ладошке член, потому что Хоуп дала ему не зеленый карандаш, а красный. Его мать уверяла воспитателя, что это небоскреб. Начнем с того, что я чертов архитектор и с уверенностью могу сказать, что это не небоскреб, и закончим тем, что мне на сто процентов известно, как выглядит член!

– Тише! – Аннабель оглядывается по сторонам, поправляя свои тёмные волосы, собранные в пучок.  – Не ори это слово на всю студию.

С ворчанием я снимаю очки и провожу руками по лицу, откидывая голову. Затылок касается холодной стены, и мне хочется удариться о нее со всей силы, чтобы унять это долбаное давление в голове.

– Они чувствуют, что она другая, поэтому нападают. Ей три с половиной года, а я уже не могу…

– Нейт, успокойся. Ты отлично справляешься, Хоуп – счастливый ребенок, окруженный любовью. Просто… – она вздыхает, покусывая щеку, – просто для каждого родителя его ребенок самый лучший, самый красивый, самый особенный, но в то же время ни один родитель не знает, как оградить своего ребенка от этого дерьмового мира.

Мы сохраняем молчание с пару минут, после чего Аннабель вновь говорит:

– Это только начало. Ты, наверное, сожрешь себя заживо, когда какой-нибудь парень вырвет ее сердце.

– Я вырву его член.

– Да тише ты!

Моя грудь вибрирует от смеха, но веселье быстро улетучивается.

– Я понимаю, понимаю… что дальше нас ждет еще множество трудностей, но мне сложно смотреть на то, как она не может постоять за себя и повыдирать волосы всем этим Мелисам и Алисам.

– Я тоже никогда не могла так сделать, потом у меня появилась Валери.

О да, я наблюдал собственными глазами, как ее подруга отпинала одну сучку, когда та ударила Аннабель.

– Всему свое время, Нейт. – Она взъерошивает мои кучерявые волосы и встает. – Леви скоро привезет Оливию, дождешься его?

– Да.

Улыбнувшись на прощание, Аннабель уходит.

Леви – муж Аннабель, а также один из моих лучших друзей. Я познакомился с ним на первом курсе в колледже Бартлет и буквально заставил со мной дружить, угрожая расправой.

При поступлении мне выделили одиночную комнату, что для меня равнялось тюрьме или палате в психбольнице. Я ненавижу тишину и одиночество, потому что тогда тревога начинает пожирать мой мозг. Поэтому мне не составило труда написать заявление на переселение в другую комнату, в которой по счастливой случайности жил парень с хронически хмурым выражением лица.

Я был хуже жужжащей мухи. В конце концов он сдался и влюбился в меня по уши. По крайней мере мне нравится так думать.

На самом деле, Леви никого не любит больше, чем Аннабель. Эта та любовь, построенная на всех основных правилах и канонах. Если Аннабель и Леви могут выиграть номинацию «Академическая любовь», то Валери и Макс претендуют на «Если мы не развелись из-за собаки, значит, прожили успешный день».

Я встаю и подхожу к стеклянной двери, ведущей в балетный класс. Моментально нахожу Хоуп и наслаждаюсь каждым ее изящным движением.  Нежно-розовая балетная форма делает ее похожей на красивый цветок.

– Подглядывать нехорошо. – Тяжелая рука приземляется на мое плечо. – Ты же знаешь, что Аннабель запрещает смотреть, чтобы дети не отвлекались.

– Ну тогда я могу воспользоваться преимуществом дружбы с твоей женой и не бояться, что меня отсюда вышвырнут.

Я ухмыляюсь и поворачиваюсь лицом к Леви.

– Что-то случилось? Ты ушел из офиса как раз в тот момент, когда Макс подготовил документы.