Заступник

Дома обнаружилось, что питомец – девочка. Толстенькая и неуклюжая.

– Баржа, – сказал Сема. – Очень похожа! Может, так и назовем?

– Баржа – это слишком, – усомнилась Динка. – Она же девочка. Пусть будет Бара, Нейтрально и необидно. И Крош научится, наконец, выговаривать букву «р». Крош, скажи Баррра!

Крош наклонил голову к плечу и произнес: «Баррррра!». При этом щека его смешно завибрировала, затряслась в унисон рыку.

Все засмеялись

– Получается! – заверил Сеня.

– Еще как! – засмеялась Динка. – Уже месяц тренируемся рычать. Теперь быстрее пойдет!

– Пойдет! – радостно подтвердил сияющий Крош.

– Ну вот, Бара только появилась в доме, а всем уже стало весело, – сказала Динка. – Значит, правильно мы сделали, когда взяли ее!

– Посмотрим, что будет дальше, – с сомнением произнес Сеня.

А дальше было совсем нескучно. Крош с Барой в паре обладали огромной разрушительной силой. Они росли вместе и порой вытворяли такое, что Динке выть хотелось. Топот, гогот, вечный беспорядок, и пыль до потолка. Крош не отходил от своей новой подруги ни на шаг. Вместе шалили, вместе гуляли, вместе спали.

На их веселые, не умолкающие ни на минуту вопли в гости то и дело забегали соседи, дети соседей, соседские питомцы.

Через год на этот нескончаемый праздник бытия прибыла еще одна персона: у Динки с Сеней родилась Стася, сестрв Кроша.

Динка, до тех пор полумама по душевному вольному полету, вмиг присмирела, притихла, радостно и удивленно разглядывая миниатюрную дочку. С этого дня она прилепилась к детям и мужу уже полностью и безусловно, сделавшись серьезной и ответственной мамашей. Сеня только удивлялся: куда девались женские капризы и перепады настроения. Динка, как по волшебству, стала – сама добродетель: заботливая, преданная, внимательная и нежная.

Глава 6

Лаки проснулся от грохота. Вскочил с земли и сел, озираясь по сторонам. Ночной лес спал. За гаражами среди деревьев, где он остановился, было темно и тихо. Только между сосен, на просвет, виднелась половинка плывущей по безоблачному небу луны и ее отражение в гладком зеркале карьера.

Еще раз громыхнуло – будто упало что-то железное.

«Мусорные ящики за дорогой», – понял Лаки с облегчением, снова повалился на землю и закрыл глаза. Но заснуть не удалось. Снова навалились воспоминания о вчерашнем дне. Он полежал немного, прикидывая, который час. Если судить по луне, часа четыре. Значит, он проспал около трех часов. Совсем неплохо в его положении.

Опять громыхнул мусорный ящик. Лаки поднялся и, крадучись, стараясь держаться в тени деревьев, пошел в ту сторону, откуда доносились звуки.

Он остановился за ближайшим к дороге железным гаражом. В тридцати метрах от него, в тусклом свете одинокого фонаря несколько темных фигур ковырялись в мусорных контейнерах. Два опрокинутых металлических ящика валялись рядом. Этот грохот и услышал Лаки сквозь сон.

В темноте Лаки не мог рассмотреть ночных мародеров. Скорее всего, это были чужие, и, судя по голосам, взрослые, голодные и злые особи. Трое рылись в мусоре, один стоял поодаль и смотрел в сторону темных многоэтажек и вдоль пустынной дороги, огибающей окруженные палисадниками спящие дома. Караулил.

«Надо же, ничего не боятся. Громыхают баками, орут во все горло, скандалят. Шум разносится по всей округе!» – думал Лаки.

На третьем этаже ближайшей многоэтажки зажглось окно.

– Дайте поспать, твари! – раздался злой крик.

Никто из троицы, занятой сортировкой отходов, не поднял головы. Только караульный равнодушно посмотрел в сторону кричавшего.

«Не жили они в столице. Непуганые. Их единственное желание – набить брюхо. А дальше – хоть трава не расти. Ведут себя так, будто никаких опасностей в мире не существует, – думал Лаки, рассматривая из своего укрытия разношерстную банду. – Абсолютно счастливые в своем неведении».

Раньше таких наглых здесь не было. Он знает, потому что это его родной город. Тихий городок, в окружении лесов и болот, совсем маленький – по сравнению со столичным мегаполисом, где он жил в последнее время и где попал в облаву.

Зачем его понесло в столицу? Мать предупреждала, что там небезопасно, но он настаивал на своем. Ему хотелось новых впечатлений. Новых встреч. А, может быть, это зов крови. Мать говорила, что в старые добрые времена их предки жили в столице. Столичные были штучки!

Плохо, что мать не осталась здесь, а пошла с ним. Сначала долго отговаривала, но, как только поняла, что он непреклонен в своем решении, собралась тоже.

Ей нравилась столица.

– Красивое место, прекрасная архитектура, как я люблю эти каналы и парки! – говорила она. – Очень давно, в те времена, когда все было по-другому, я много времени проводила на этих улицах!

Однажды она сказала ему, указывая на окна красивого, украшенного изысканной лепниной шестиэтажного здания:

– Когда-то здесь жила твоя бабушка, и была хозяйкой большой квартиры на третьем этаже.

Лаки взглянул на мать и рассмеялся. Иногда она говорила странные вещи, будто выворачивала мир наизнанку. Говорила то, чего не могло быть. Никогда. Обмолвится и тишина, и больше – ни гугу. Словно знает и хранит великую тайну. Если он пытался расспросить, отделывалась общими невнятными фразами, мол, были времена, когда питомцы жили совсем по-другому. Весь мир принадлежал им.

– Видимо, мы много чего натворили, если однажды все встало с ног на голову, – пошутил Лаки.

– Так оно и было, – с горечью ответила мать. – И теперь мы пожинаем плоды своих ошибок.

Иногда, останавливаясь в каком-нибудь месте необъятной столицы, она вздыхала:

– Какая красота! Как я люблю этот город!

Сейчас это воспоминание утешало Лаки: она бывала счастлива там.

«Столица нравилась ей еще и потому, что ты был рядом!» – отчетливо проявилась в голове мысль. И Лаки знал, что это правда.

Она мирилась со многими недостатками большого города: шумно, тесно, слишком много машин, которые отравляют воздух, землю и воду.

«От выхлопных газов и грязной воды появляются болезни», – говорила она.

Мать надеялась, Лаки слышал об этом неоднократно, что настанет день, и они вернутся в родной город. Она мечтала уехать вместе с ним. Но ему не хотелось оставлять яркую и веселую, всегда праздничную, столицу. Ему ни разу не захотелось вернуться. Ни разу. Еще и потому что в городе была Мали. Да, в том-то и дело – Мали – маленькое солнце большого города. С первой их встречи ему хотелось неотступно быть рядом с ней, такой красивой, веселой, нежной, ласковой.

Мать ревновала. Это невозможно было не заметить. Ее выдавали настороженный взгляд, короткие замечания, тайные вздохи. Но ему не хотелось думать об этом. Какое это имело значение! Ведь Мали – это чудо, это подарок судьбы, его главный приз. Самое прекрасное, что было в его жизни!

Так он думал в последнее время. И только сейчас, когда все так страшно обернулось, он понимает, что главных существ в его жизни двое – Мали и мать. Мать и Мали. И никто не важнее. И обеих он боится потерять.

Удалось ли им спастись? Или они оказались в еще большей опасности после его побега?

В последние несколько месяцев они расслабились, утратили бдительность, поверив в силу влияния на общество поднявшегося волной движения зоозащитников. Крикливые, шумные, слишком активные – они иногда сами казались опасными. Но только они пытались отстоять права питомцев, самые элементарные права – хотя бы право на жизнь.

Но неделю назад в столичных скверах и парках опять разбросали отравленную пищу, и многие его товарищи, утратившие осторожность, погибли. А потом начались тотальные облавы.

Глава 7

Нильс Мари поужинал, вышел в просторную гостиную и тяжело опустился в кресло. Все катилось в тартарары. Он устал. Если бы можно было ни о чем не думать! Закрыться в доме, отключить телефон и телевизор, день и ночь плюющийся дурными новостями, забыть о городских проблемах и окунуться, как это бывало раньше, в милый его сердцу семейный уют. Но и дома было неспокойно.