– Но ведь отдыхать… – Милка попыталась что-то вставить.
– Нет, ты объясни мне, когда? Когда мне отдыхать? С июля по декабрь осенне-зимняя коллекция, с января по июнь весенне-летняя. Начинаем с прототипов, заканчиваем производством, а между этим еще и sfilate di moda (показ мод)!
– Зая, налить водички? – сменив тон на мягкий, как у котенка, спросила подружка. – Успокойся, киса, ну разве можно так нервничать? Устала моя девочка, устала.
Милка обняла меня и ласково погладила по голове. Из глаз тут же хлынули слезы: «Ох, как же я действительно устала, и как же мне хочется все изменить!»
– Понимаю, понимаю… ты у нас честная, хорошая девочка, и еще гордая, все на себе, все одна… Но ты пойми, надо просто захотеть жить по-другому.
Я резко подняла голову и, шмыгая носом, угрожающе посмотрела на Милку.
– Ну, хорошо, хорошо, прекращаю, все равно… как об стенку горох.
Несмотря на мое сопротивление, очередная Милкина взбучка все же пошла на пользу. Я понимала, что если хочу так сильно все в жизни изменить, как почувствовала в пережитом видении, то нужно самой начинать что-то делать.
Поэтому я все же заставила себя по утрам уделять немного времени на внутреннее расслабление и поиск новых встреч с Землей. Эта практика улучшала мое настроение, заряжала энергией и еще большим желанием все изменить.
Так однажды, размышляя о превратностях жизни и проблемах с мужчинами, я опять услышала голос Земли.
– Ты любишь животных?
– Да, конечно.
– А ты знаешь, что мужчины такие же, как и они?
– Ха-ха, вот с этим точно не поспоришь: все мужики – настоящие звери!
– Ты права, но только не в том смысле, который имеешь в виду. Все вы, мужчины и женщины, как и животные, насекомые и растения – вы отличные по оболочке, но одинаковые по существу, вы все есть живое! Смотри!
– Уху! – я в одно мгновение оказалась на огромном жирафе и, ухватившись за длинную шею, понеслась по необъятной саванне. Рядом бежали жирафята, и в клубах поднятой пыли скакали зебры, буйволы и антилопы.
Неожиданно все разношерстное стадо остановилось у водоема. Из воды торчали морды бегемотов, на солнце грелись крокодилы, тут же полоскались дикие поросята с длинногривой мамашей, львиное семейство с играющими котятами отдыхало под лоном акации, слоны и слонята поливали друг друга, бегали страусы и страусята, какие-то птицы, похожие на индюков, и много разной другой живности.
Я обошла все семейства и поняла, что, несмотря на отличия в разуме и обличии, жизнь для нас всех устроена одинаково: мы все соединяемся, размножаемся, оберегаем своих детенышей, заботимся о том, чтобы прокормиться, ссоримся, миримся, ласкаемся, наслаждаемся и в конце… умираем. Это осознание потрясло меня, и картина сменилась.
Я оказалась в косяке птиц, потом ныряла с дельфинами и плавала в стае рыб, скользила по пескам со змеями, превращалась в насекомых и разные растения и даже почувствовала дыхание каменных глыб.
– Все есть живое! – озаренная, воскликнула я. – От человека до простого булыжника, мы все есть жизнь!
– Теперь посмотри получше на людей, – раздался вновь голос планеты.
Я почувствовала мужчин и женщин, плачущих и радостных, сердитых и веселых, влюбленных и ненавидящих, задумчивых и беззаботных, но одинаково страдающих от несбыточных мечтаний и неисполненных желаний.
Как же близки мне были их переживания! Я расчувствовалась, захотелось добра и прозрения всему человечеству – слезы сострадания потекли из глаз.
Это мимолетное озарение и ощущение любви ко всем людям, в том числе и к мужчинам, вызвало в последующие дни удивительную реакцию: меня не покидало отличное настроение, я чувствовала себя энергичной и молодой, дни, как по волшебству, пролетали легко, и все события чудесным образом складывались для меня выгодно и удачно.
Все это происходило в самом конце февраля, а отпуск начинался в первых числах августа. Пять месяцев на подготовку и преодоление всех преград. Я занялась изучением английского языка и истории Новой Зеландии, уточняла стоимость билетов и в какой город мне лучше лететь. Все интернациональные рейсы шли через индустриальный центр Новой Зеландии – Окленд.
Прошло недели две, и как-то утром зазвонил телефон:
– Лапусь, привет! Открывай быстрее дверь!
Через секунду в мастерской появилась взбудораженная Милка.
– Ты не представляешь! – почти визжа, начала она с порога. – Я завтра улетаю!
– Правда? Ну надо же, какая новость… – я усмехнулась.
– Нет, ты не понимаешь – я улетаю на Виргинские острова!
Не имея ни малейшего представления, на каких чертовых куличках они находятся, я съязвила:
– Как, разве там ты еще не была?
– Радость моя, это неправильный вопрос! Ты должна спросить: «С кем?! С кем я туда лечу?!» – тряся руками, протараторила девица, и тут же добавила: – Дорогая, выручай! С Жориком опять посидишь?
Жорик – полуметровый домашний ящер – проводил больше времени с нами, чем с собственной хозяйкой, мы все его любили: я, сын, дочка, а наши три кота были от него просто без ума, чего нельзя было сказать о залетающих в квартиру мухах.
– Ну что за вопрос? Привози, конечно, нашего любимого дракошу. Мы уже соскучились. Так кто же твой поклонник на этот раз?
– Солнце мое, ты не представляешь, как я счастлива – у меня новый бойфренд!
– Да неужели? Ах, какой сюрприз! – я засмеялась.
– Но главное – он англичанин! Мы познакомились позавчера и завтра улетаем в почти свадебное путешествие! Но это еще не все! Ты не поверишь, мой милый – друг самого Ричарда Брэнсона, и мы летим к нему в гости!
По запалу, с которым Милка произнесла неизвестное мне имя, стало понятно, что весь мир, кроме меня, знал, кто такой Ричард Брэнсон, поэтому я на мгновение смутилась, но, к счастью, болтушка без остановки продолжала:
– Я всегда говорила, что англичане – это самые славные и щедрые джентльмены на свете! Если бы мой «дедушка» не испустил дух в ту роковую ночь, я не смогла бы даже думать о другом мужчине, – Милка на секунду приняла грустный вид и тут же бодро добавила. – Вот и тебе, и тебе обязательно нужен англичанин!
Говоря о «дедушке», фифочка имела в виду своего первого и единственного мужа английского происхождения. Этот настоящий лорд и джентльмен на закате своих лет, когда на горизонте осталась лишь желто-красная полоса, а виагру можно принимать только строго по рецепту врача, страстно влюбился в совсем еще молоденькую Милочку.
Он вытащил провинциальную девочку, приехавшую покорять итальянские сердца, из ночного клуба и в один миг сделал из нее избалованную цацочку, а сам из трухлявого старика преобразился в… «Игогоо!» – настоящего жеребца.
На свадьбе они смотрелись забавно – благообразный пожилой джентльмен с царственной осанкой и ухоженной бородкой и юная Милка, подвижная, как ртуть, на две головы ниже партнера и в таком пышном платье, что жениху едва нашлось место перед алтарем.
Купив «Камасутру», молодожены на собственной яхте отправились в свадебное кругосветное путешествие и провели в этой нирване на волнах нескончаемого экстаза и оргазма месяцев пять или шесть, пока однажды ночью, на самом пике наслаждения, стоя в позе «мост», жеребец не выдержал и не перешел из блаженства земного в блаженство небесное. Так, скоропостижно приказав долго жить, «дедушка» не успел завещать Милочке почти ничего, кроме огромной квартиры в центре Флоренции.
Потрясенная молодая вдова по наказу любимого мужа поклялась долго и счастливо жить, и посему в память о дорогом и возлюбленном супруге посвятила оставшуюся жизнь нескончаемым путешествиям и бесконечным поискам нового достойного джентльмена.
– Ну, ты рада за меня? – спросила Милка, уставившись своими круглыми, как у совы, глазами.
– Безумно! Но только я прошу, поосторожней с виагрой и не берите «Камасутру»! – вылетела не совсем уместная шутка.
– Смешного мало, но мне нравится, когда в тебе просыпается хотя бы намек на веселую девочку, а то все работа да работа. Какая скука, как можно так жить? И надо ль было уезжать из Союза, чтобы вот так пахать? – принялась за свое неугомонная подружка.
– Я, между прочим, как ты знаешь, уехала из-за любви к своему первому мужу, а не потому что стоило или не стоило, – гордо ответила я.