Сейф для колбасы и сыра

Сейф для колбасы и сыра
Мария Владимировна Акимова

Сейф – в хозяйстве вещь незаменимая: одни хранят в таком ящичке драгоценности, другие – колбасу и сыр. Для кого-то сейфом становится кладовка, в которой спрятана старуха в длинной, до пят рубахе, а есть и те, кто зашивает «пачечки» в обивку любимого кресла. Бывают люди-сейфы. У них внутри черт знает что: старые обиды, пустые мечты, ну и светлое, доброе тоже, конечно, имеется. О таких вот разных сейфах – этот сборник.

Мария Акимова

Сейф для колбасы и сыра

Как Ирина Семеновна с мужем прощалась

1

Не успел человек преставиться – этот явился.

Ирина Семеновна даже днем к двери не подходила, а тут среди ночи открыла, не спросив, кто там и зачем пожаловал.

Незваный гость переступил через порог. Долго-долго стучал тяжелыми подошвами об пол. На коврик летели комья грязного снега. Посетитель снял куртку, отряхнул ее и повесил у входа. На соседних крючках оказались его шапка и шарф. Из портфельчика то ли темно-коричневого, то ли черного цвета он достал бахилы. Нацепил их на сапоги, прыгая на левой и правой ноге поочередно. Всё это проделывалось молча. Ирина Семеновна, может, и сама обратилась бы к незнакомцу, но завязать разговор не получалось из-за липкого кома в горле.

Гость уверенно направился в зал. «Как у себя дома, ей богу», – подивилась хозяйка. Миновал кособокое трюмо и сервант с посудой. Прошел мимо кухни. Там, на полу, рядом с чудом уцелевшей тарелкой, в луже супа лежал Геннадий Васильевич. «Как живой!» – любят причитать бабки на похоронах. А тут… Взглянешь на него, и сразу понятно – мёртвый. Оттого Ирина Семёновна старалась на своего Генку не смотреть. Опустив глаза, поспешила за гостем.

Посетитель удобно устроился в кресле. Это было любимое Генино место в квартире, и занимать его Ирине Семёновне не разрешалось. Как-то раз муж ушел на кладбище, где сторожем работал. Вернулся, а дырок в обивке нет – заштопала. Прибежал на кухню, слюной брызжет: «Уууууу! Дура! Лучше б ты себе рот зашила». Эх, как ей тогда досталось. Бить-то Гена ее никогда не бил, но обматюгать мог. Да с такими вывертами, что Ирина Семеновна вместо того, чтоб обидеться, – заслушивалась. К старости всяких причуд у Геннадия Васильевича прибавилось, но супруга старалась к ним относиться с пониманием.

Год назад был случай: домой пришел поздно, хотя смена у него еще утром кончилась. Топтался в дверях, сам бледный и трезвый. Мялся-мялся, ничего не хотел рассказывать, но Ирина Семёновна всё же вытянула из него признание: «Сегодня начальник получку принес. Как и надо по календарю, без задержек. Дай, думаю, и пенсию заберу. В банке выдали всё как полагается. Я те и эти деньги вместе сложил, а пачку, с ноготок толщиной, в конверт сунул. Иду домой – в боку закололо, да сильно так, аж в глазах темно. Сел на ближайшую лавку. Когда в себя пришел, решил деньги пересчитать. Только начал вроде, они уж и кончились. У подъезда нашего скумекал: в конверт-то я их сунул обратно, а вот в карман – забыл. Прибег к лавочке, а там… шиш».

Случилось это совсем некстати. Ирине Семёновне зарплату только в конце месяца выдавали, она работала вахтёром в элитной многоэтажке. Пенсия и общие сбережения на лечение вышли: ее мучили приступы кашля, а сиропы, выписанные врачом городской больницы, не помогали. Дошло до воспаления легких. Полтора месяца Ирина Семёновна лежала в частной клинике, еле выкарабкалась.

Чтобы с голода не умереть, пришлось продать серебряной крестик и иконы с драгоценными окладами. Образа достались Ирине Семёновне от бабки, а той от прабабки. За женины сокровища Гене удалось выручить небольшие деньги.

Еще, бывало, мороз стоит такой, что все школы в округе закрыты, а Геннадий Васильевич на кладбище идет без тулупа. Потом забоялся, что голова простынет. Раз шапку нацепил и больше никогда не снимал. Вон, даже сейчас на кухне в ней лежит. Сказал, в шкафу нашел. Откуда она там, одному Богу известно: Гена до того головных уборов не носил, Ирина Семёновна зимой волосы пуховым платком покрывала, а вещи единственного сына давно раздала, ему только исполнилось двадцать, когда в аварии разбился. То кладбище, где Матвеюшка похоронен, и сторожил Геннадий Васильевич.

«Совсем я одна осталась!» – подумала Ирина Семёновна. Из глаз брызнуло, и тотчас перед ее носом нарисовалась рука с платком. Так гость хотел услужить вдове и заодно напомнить о своем присутствии. «Тряпочка-то влажная. Видно, я не одна в нее сегодня плакалась», – решила Ирина Семёновна, возвращая платок владельцу. Немного успокоившись, она принялась разглядывать посетителя. Звали его то ли Вадиком, то ли Владиком. Был он не толстым и не тонким. Говорил не тихо и не громко. Волосы – серые, глаза – блеклые, лицо – невзрачное. На такого можно три часа неотрывно смотреть, но стоит ему выйти из комнаты, внешность его сразу забывается. Ирина Семёновна покосилась в ту сторону, где стояла рождественская ель: хотела убедиться, что посетитель ей не чудится и отражается в зеркальной поверхности шаров.

Смысл произносимых им фраз ускользал от Ирины Семёновны. Она никак не могла сосредоточиться. Поняла, что перед ней – ритуальный агент. Он обещал облегчить подготовку похорон, с бесстрастным лицом сыпал словами «участие», «чуткость», «уважение». Потом бережно достал из портфельчика цветной каталог с гробами и лентами. Показал те позиции, которые отличались от прочих приличным качеством и выгодной ценой, наконец, протянул Ирине Семёновне договор и ручку.

Она уж было поставила подпись, но в дверь позвонили. Приехала скорая, с ней – полиция. Пока не кончилась суета, Ирина Семёновна пряталась за холодильником – тихонько сидела на табуретке и ждала. Всем распоряжался то ли Вадик, то ли Владик. Он предложил полицейскому чай, толковал про какие-то проценты и просил не обделять наводками в такое золотое для ритуальных агентов время, как новогодние праздники.

Специалисты констатировали смерть, накрыли Гену простыней и увезли.

Снова перед лицом Ирины Семеновны возникла рука – на этот раз вместо платка пальцы сжимали договор. Строчки на бумаге слились в одну большую кляксу. От чернильного пятна отделились цифры и выстроились в шестизначное число. Вдова схватилась за сердце: это ведь все ее сбережения! Ритуальный агент принялся успокаивать женщину, сказал, что незначительную часть суммы покроет государственная выплата. Да и гроб с венком можно заказать попроще. На том сошлись.

Невзрачный посетитель забрал деньги и растворился в темноте лестничной клетки.

2

Остаток ночи Ирина Семёновна провела в коридоре: лежала на полу, уткнувшись носом в старенький коврик. Из забытья ее вывел телефонный звонок. Кряхтя, она поднялась, ощупала лицо, мокрое от слез, и побежала в ванную умываться. Дзынь-дзынь! Настойчиво дребезжал телефон, призывая хозяйку оставить прочие дела.

Когда Ирина Семёновна подняла трубку, к ней обратился ласковый женский голос:

– Здравствуйте, это вас из морга беспокоят. Вчера к нам привезли… Мм… Геннадия Васильевича Тетёхина, оставили ваши контакты.

– Да. Я его жена, – пролепетала Ирина Семёновна.

– Тело нужно подготовить к похоронам. Обмыть, одеть, причесать. Принесите сегодня до обеда одежду и белые тапочки… Бальзамировать будете?

– Я… Не знаю даже… А нужно?

– Конечно, так тело дольше сохранится. Но данная услуга не входит в перечень бесплатных. Она стоит …надцать тысяч рублей.

– Сколько? – ахнула Ирина Семёновна. Женщина на том конце провода повторила сумму и продолжила:

– Чтобы ваш родственник в гробу выглядел презентабельно, надо нанести грим. За это тоже придется заплатить. Ну и поймите, мы тут зашиваемся. В новогодние праздники в морг в два раза больше трупов поступает – у нас в стране отдых не отдых без летального исхода. Внесите… пожертвование на нужды санитаров, пару тысяч, и мужа вам выдадут вне очереди. Если, конечно, на третий день похоронить хотите. А если нет – ждите до конца праздников. Но там ему грим уже вряд ли поможет.

Как быть с моргом, Ирина Семёновна не знала: «Мне хотя б на кутью деньги наскрести, какие еще дополнительные услуги… Лучше с Вадиком –тьфу! – с Владиком посоветуюсь». Она набрала номер, указанный ручкой на первой странице договора.

Абонент недоступен.

Эту фразу механический голос на том конце провода чеканил снова и снова.

Ирина Семёновна не смогла дозвониться и до ритуального агентства «Аид», которое в документе значилось исполнителем. Тот же голос твердил, что номер набран неправильно.

«Уууууу! Дура!» – обругала себя Тетёхина словами покойного мужа. Теперь она поняла, что ее надули.

3

На обмороки и причитания времени не было.

Ирина Семёновна оделась потеплее, прихватила пакет с вещами покойного и отправилась к элитной многоэтажке, где работала вахтером. «В полицию обращаться нет смысла, – рассуждала она. – Эти мошенники заодно».

Пришлось сесть за руль Гениных «Жигулей», чтобы успеть к половине десятого. В это время из единственного в доме подъезда должен был выйти молодой депутат Ефим Обещалов. Он собирался посетить сиротский приют и вручить детям подарки. О намерениях чиновника Ирина Семеновна узнала от его водителя. Тот любил почесать языком, дожидаясь начальника у служебного лексуса. Стоило депутатскому носу показаться на улице, шофёр умолкал и несся к задней пассажирской двери. Услужливо улыбался, хвалил погоду, а когда Обещалов уж сидел в салоне, поправлял полы его пальто, чтобы не защемить.

В этот раз у подъезда развернулась совсем другая сцена.

В миллиметре от депутатской машины, скрипя тормозами, встали дряхлые «Жигули». Недовольным фырчанием «копейка» давала понять: будь ее воля, она хорошенько намяла бы бока лексусу – в отместку за хамское поведение его собратьев на дорогах.

Вместо того, чтобы поприветствовать начальника заискивающей улыбкой, водитель вплотную приблизился к «Жигулям» и затарабанил костяшками пальцев по стеклу, отделявшему его от Тетёхиной: «Семёновна! Глаза разуй! В морду чуть не въехала. Совсем обалдела баба», – надрывался шофер. Она резко открыла дверь, отпихнув тем самым ошарашенного водителя, и вывалилась из «копейки» – прямо под ноги депутату.

На его ботинки, начищенные до зеркального блеска, попало немного снега.

Фигура Обещалова уже начала расти вширь, наметилось пузо. Этот недостаток народный избранник скрывал под строгими костюмами: пиджаки, отглаженные брюки, галстуки стали его второй кожей. Пуговицы пальто пока без труда сходились с петлями, но оно всё равно носилось нараспашку. На холоде депутат не задерживался: из теплых комнат он попадал в прогретый салон автомобиля, а оттуда – снова в отапливаемое помещение.

Выражение депутатского лица всегда соответствовало ситуации: на заседаниях думы оно было сосредоточенным, когда произносилась речь со сцены – торжественным, на встречах с общественностью – участливым. Особенность физиономии помогла Обещалову прослыть чиновником, неравнодушным к проблемам избирателей. С такой характеристикой Ирина Семёновна охотно соглашалась: депутат всегда говорил ей «Здравствуйте!» и «До свидания!», даже, бывало, справлялся о здоровье.

Вот и теперь, помогая подняться, спросил, всё ли в порядке.

Тут-то женщина разревелась. Рассказала о смерти мужа, ритуальном агенте, пожертвованиях для морга. Обещалов внимательно слушал и понимающе кивал.

Разговор пора было сворачивать, дабы успеть к началу рождественского утренника. Чиновник велел вдове идти в морг, отдать вещи мужа, как просили санитары, и больше ни о чем не беспокоиться. Организацию погребения он обещал взять на себя.

4