Летающий сейд

– Внучатый племянник.

– А откуда он приехал?

– Из Бёрге.

– А что с его родителями? – встряла Светка.

Наталья Сергеевна понизила голос.

– Выходили в море на лодке. Шторм их потопил. Тойво теперь со мной.

К полудню ученики старших классов собрались на первом этаже. Директриса сделала знак. Все устремились за ней на школьный двор и зашагали в сторону Администрации. Среди несущих коробку Настя разглядела желтые патлы Тойво. Он шел позади Наташи. И, кажется, впервые за целый день выдал что-то наподобие улыбки.

Улица Ленинского Комсомола живет обычной жизнью. Жены офицеров торопятся до обеда мужей закончить дела – купить продукты, отстоять очередь в банке, получить посылку на почте, выгулять собаку. В предобеденной суете и не замечают они, как медленно и печально золотеют карликовые березы, как шуршат, будто шепчут опавшие листья на брусчатых тротуарах. На площадь у Дома офицеров один за другим выходят из оранжевого вахтового автобуса подводники в черной форме. В окнах семейного кафетерия Овчинниковых по случаю траурного дня алеют гвоздики. С балконов пятиэтажек за приближающимся шествием наблюдают женщины с маленькими детьми. У многих фотографии в траурных ленточках.

Новенькая однокупольная деревянная церковь, мимо которой лежит путь к Чёрной Стеле, стоит на самом высоком месте городка – на сопке. В трещинах камней белеет сухой ягель. Вершина сопки густо поросла тощей рябиной и кривыми кустами можжевельника.

На площади у памятника возбужденно суетятся местные телевизионщики. Репортаж ведёт отец Кати Кузнецовой. Оркестр Дома офицеров исполняет траурный марш. Гремят литавры, сверкают в лучах сентябрьского солнца трубы и флейты. Тут же в своем неизменном ярко-красном пуховике бегает радиожурналист Володя Тетерин. Всего год как приехал, а голос его для горожан сделался уже родным.

Со стороны улицы Колышкина приближается вторая школа, со стороны улицы Мира – колонна новой, получившей номер три. На временную трибуну уже поднялся глава Администрации. Гражданский костюм сидит на нем неловко. Серебряным ежом блестит армейская стрижка.

– Сегодня мы собрались почтить память мужей и родителей многих из вас…

Микрофон зафонил до рези в ушах. Траурная музыка смолкла, словно осеклась. Белый баклан с желтыми глазами и красным клювом, воплем разрезая душный сентябрьский воздух, пролетел над сопкой, опустился на вершину корявой рябины, снова взмахнул крыльями, покружил над памятником и уселся на гранитной ступеньке перед Стелой.

– Да чтоб тебя, – высказал мэр свое неодобрение микрофону, краснея лицом.

Микрофон тут же перестал свистеть и разнес его слова по всей площади. Присутствующие невольно заулыбались. После короткого поклона мэр выпрямился и помахал собравшимся. Военный дирижёр поднял палочку, призывая оркестр к вниманию. Трубы запели еще громче. Глава Администрации еще что-то проговорил, но его мало кто услышал. Медленно печатая шаг, два рослых мичмана пронесли и возложили к подножию Чёрной Стелы траурный венок. Ученики второй школы последовали за мичманами, тоже держа венки, увитые черными лентами. А приезжий директор и спустившийся с трибуны мэр торжественно пронесли и опустили на ступени чёрного гранита форменные офицерские фуражки.

Отец Кати, командуя оператору бежать быстрее, бросился вдогонку за приезжим. Настиг его у трибуны. Глава Администрации тем временем давал интервью Володе Тетерину. Радиожурналист улыбался мэру обаятельной мальчишеской улыбкой. Невысокий, худенький, стильно остриженный… Издалека он казался подростком.

Новый директор разделался с вопросами телевидения быстро. Направился в сторону, где стояли учителя школы номер три, среди которых было много знакомых Насте лиц.

– Ну и симпатяга! – прошептала Светка. – Нужно подробно расспросить Катюху, откуда он такой взялся.

– А почему ты думаешь, что Катя знает? – насторожилась Настя.

– Ну так кто-нибудь в её новом классе знает обязательно. Странный он… странный. Но и Красавчик… Загляденье… И молодой. Ему лет двадцать пять?

– Не меньше тридцати.

Настя вгляделась в нового директора. Профиль – хоть на монету или медаль. Чёрная шевелюра, зачесанная ото лба, блестит как полированная. Приезжий повернулся и посмотрел в их сторону.

Ну надо же! Ресницы как у девушки!

– А что это он в чёрном костюме, белой рубашке и чёрном галстуке? Прям агент ФБР….

– Свет, все, молчи, наши идут.

Мальчики, среди них Тойво и Петухов, поставили коробку и начали вынимать из неё живые цветы. Траурные венки почти скрылись под пышными букетами. Наташа дождалась, пока они закончат и сделала то, что делала всегда. Опустила руку, странно извернула кисть и будто из воздуха взяла пышную жёлтую ветку горного золотарника.

– Я видела похожее растение в Лапландском заповеднике, – тихонько шепнула Катя.

Золотарник самым необычным образом появлялся в руках Наташи в момент возложения. А когда всё заканчивалось – куда-то пропадал. Каждый год Настя с подружками подходили к Чёрной Стеле, чтобы рассмотреть цветок поближе, но вместо подношения Наташи – видели на мраморе только немного воды и почему-то след от форменного флотского ботинка.

К белому баклану присоединились чёрные хохлатые птицы. Казалось, они тоже наблюдают за церемонией. Военный оркестр собирал инструменты, официальные лица покидали временную трибуну и рассаживались по служебным «Волгам». Очнувшиеся ученики гурьбой ринулись на параллельные улицы.

Кафе Овчинниковых располагалось на первом этаже пятиэтажки и окнами выходило на улицу Ленинского Комсомола. Просторный зал был полон. Многие столики, накрытые весёлыми клеёнчатыми скатерками, занимали женщины с маленькими детьми. Пару дальних – Настины знакомые из второй школы, еще какие-то подростки. Шумные мичманы сидели у самого большого окна. Домашнего уюта добавляли накрахмаленные салфетки, стоявшие веером на каждом столике, узорчатый тюль на окнах и хрупкие маленькие вазы с гвоздиками.

Настя, Катя и Светка прошли к стойке, присели на высокие стулья, умостив на коленях рюкзаки. На пластиковых полочках возле кассового аппарата как всегда лежат сникерсы и марсы. Литровая банка доверху набита жевательной резинкой в разноцветных обертках. В воздухе витает аромат растворимого кофе и ванили.

Светка откашлялась, привлекая внимание отца, который шуршал пакетами в скрытой от глаз посетителей кладовке.

– Минутку! – отозвался Роман Алексеевич.

Вскоре он подошел к стойке. Короткие волосы цвета спелой пшеницы, голубые глаза – Светкин папа напоминал Насте арийца из военного фильма… Но мудрая ирония прищура опять же ломала всё впечатление…

– А, девочки, – пригласительно махнул Роман Алексеевич. – Простите за неудобство, очень много народу сегодня… Вы посидите пока. Сейчас вас угостят моим фирменным черничным пирогом и брусничным чаем. Надежда, поторопите Евгению Петровну, – обратился он к официантке.

Невысокая темноволосая женщина лет сорока в белом кружевном переднике и наколке кивнула Светкиному отцу и ушла на кухню. Настя расположилась между подругами. Из головы не выходил темноволосый Красавчик историк.

– Ну Кать, ну и симпатичный у вас директор, – заявила Светка.

– Да обычный он, – пожала плечами Катя.

Симпатичное личико и нежные карие глаза сражали наповал всех мальчиков в классе. Но сегодня Катя выглядела безрадостной, как никогда. Было заметно, что она переживает из-за перевода в новую школу. Катя тоскливо скользила взглядом по бутылкам с алкоголем, стоявшим на полках за спиной Светкиного отца, и будто мечтала напиться с горя.

– А как его зовут? – не отставала Светка.

– Александр Евгеньевич, – грустно ответила Катя.

– Ну и везучая ты, Катюх! Каждый день с таким Красавчиком в коридорах сталкиваться!

– Я уже скучаю по Наташе, – вздохнула Катя. – Лучше неё нет никого.

– Согласна, – поддержала подругу Настя.

– А что новенький ведёт? – продолжила приставать Светка.

– Историю. Вместо уроков по субботам обещал походы в сопки, типа в наших местах есть пещеры, в которых велись раскопки в пятидесятых. Говорит, если бы не внезапное затопление, летающий сейд уже нашли бы.

– Ого! – воскликнула Светка. – Пятидневка… Итс кул!

– Да ну, – все так же мрачно произнесла Катя. – Я откажусь, пусть двойки ставит. Ненавижу болота и сырость!

– Давай я вместо тебя буду ходить в сопки, с удовольствием надену папулины резиновые сапоги! – предложила Светка.

– Никаких походов, – нахмурил брови Роман Алексеевич.