Что останется после

Но она всегда, всегда сдерживалась, черти её раздери! Вен был уверен, что когда-нибудь она попытается сбежать. И ждал, потому что чувствовал, вот это будет тот отчаянный момент, когда она должна выложиться полностью. На что же она способна на самом деле?

Таламея зажгла очередную папиросу и с наслаждением затянулась. Выдохнула. Вот теперь – хорошо.

– Может, хватит его окуривать? Когда у тебя запасы уже закончатся?

– Пфф, это зависть? Бедняжка, вроде месяц как бросил, а всё тянет? Делиться не стану, и не проси.

– Упаси Боги! Свои гипнотические штучки оставь при себе. Меня до сих пор жуть берёт, не знал, что ты на такое способна… – да уж, всего пятнадцать минут разговора за одним столом, и суровый путник начал увиваться за рыжей, словно щеночек. А теперь вот мешком лежал поперек седла, без сознания вот уже несколько часов.

Внушители… Жуткий народец. Конечно, таланты у всех разные. Тала, например, усиливала свои способности с помощью специально подобранной и магически обработанной смеси трав. Кому-то и это не поможет, но ведь кто-то обходится и без них… Чёрт, да он один нормальный из этой тройки! Пожалуй, огонь и сталь – самый честный способ воздействия из вот этого вот всего.

Вдруг крайняя справа лошадь всхрапнула и остановилась.

– Привал, – заявил Молчун, и тут же спешился. – Слишком темно, тропы сейчас не найти.

– Ты же сказал, догоним! – зашипела Тала.

– Мы догнали, – безучастный голос мага бесил. – Я видел её тропу. Теперь уже никуда не денется.

Молчун был прав, ночью соваться в Топь бессмысленно. Тем более, с лошадьми. Впрочем, их, скорее всего, всё равно придётся бросить. Вен тоже рассчитывал сделать привал, когда окончательно стемнеет. Вряд ли Табита зайдёт далеко после искусственного магического истощения. И вряд ли быстро оклемается. Боевой маг лишь надеялся, что она восстановится достаточно, чтобы захват прошёл интересно.

Зелье Моррвир, ну надо же! Вот ведь отчаянная малышка. Так старалась всё продумать. Ну да они не такие дураки, есть на болотных джиннов и другая управа.

Скоро, очень скоро можно будет повеселиться.

***

Больничная атмосфера просто убивала её.

За долгую жизнь она успела побывать в разных уголках разных миров, и не в самых радужных – как ни крути, свобода для демона – штука относительная. Но эта смесь отчаяния и надежды, окутавшая её буквально с первых минут, угнетала всё сильнее.

Доля надежды была побольше, но не сказать, что это плюс. Надежду она считала одним из самых опасных чувств: глубоко запускает корни, притворяясь полезной и добренькой, но, когда их приходится выдирать – получается кроваво и больно.

А ведь первые дни было неплохо.

Разыгрывать из себя душевнобольную оказалось до чёртиков весело. Делать такого ещё не доводилось, и она даже немного переживала, как всё пройдёт, но прошло – отлично.

Несколько выкрутасов на улице, маленькое представление с ножичком на людной площади, и вот её уже «насильно» ведут в это прекрасное учреждение. Осматривал её сам Первый Целитель – и что же? Если он и сомневался в её психическом неблагополучии, то выразил это всего-то минутным пощипыванием рыжеватой бороды и просто кошмарно смешным прищуром. Самым сложным стало не расхохотаться магистру в лицо.

Опасно было переиграть и попасть в изолятор, так что после собеседования она вела себя придурочно-мило, разбавляя идиллию зловещим смехом и сказками про радугу и единорогов. Кажется, о последних в этом мире вообще не слыхали. Ну и ладно. Главное – получалось.

Она оказалась в палате общего режима, с тремя соседками разной степени помешательства – и относительно свободной. Ну, за ними, конечно, присматривали, но она за ними – тоже.

Режим дня был сносный. Главный минус – ранние побудки. Пару раз из интереса она даже попробовала предложенные медикаменты. Ощущения оказались так себе, и дальше пришлось расщеплять их магически. Засечь её магию никто не смог – чем не повод для веселья?

Очередной повод – сеансы психотерапии. Индивидуальные ещё так-сяк, даже подчерпнула для себя кое-что новенькое. А вот на групповых от сдерживаемых подколов и хиханек буквально трещала голова.

Впрочем, хоть магистр Хадар так и не расколол её (а значит, чисто теоретически, здесь вполне могло водиться энное количество таких же «больных») – она невольно его зауважала.

Во-первых, госпиталь был огромен, и включал в себя несколько лечебных корпусов, где занимались внутренними болезнями, травмами и ожогами, заразными болезнями и проклятьями. На их фоне скромно притулился небольшой управленческий отдел. Прямо как в развитых мирах.

Эта относительно новая идея устройства лечебницы принадлежала Хадару и его исследовательской группе, и они первые претворили её в жизнь (по крайней мере, в Аттре) – и теперь закономерно держали своё детище в ежовых рукавицах, доказывая его эффективность.

Правда, с её точки зрения, отделение для душевнобольных вряд ли было разумно помещать здесь же. Находилось оно на значительном отдалении и за внушительным забором, опутанном солидным клубком охранно-защитных заклинаний, но всё же…

Во-вторых, здесь было просто неправдоподобно чисто. Это в мире, где о стерильности имеется весьма смутное представление, а смертность на цивильном уровне держится исключительно благодаря магии. В чистоте держались все внутренние помещения, сад (зелёный, красивый, действительно умиротворяющий) и сами пациенты. Приятно, чего уж там.

В-третьих, персонал был вышколен просто идеально. Они выполняли обязанности точно по расписанию минута в минуту. И ни разу не позволили себе ответить пациенту на что-либо с агрессией – ни делом, ни словом.

Она немного прощупала пределы дозволенного. Вывести из себя так никого и не удалось. Не очень-то старалась, конечно, просто чтобы разбавить скуку. Нужно же хоть как-то развлекаться – иначе самой недолго дойти до ручки.

А вот кормили отвратно, это да. Ну ничего, очень скоро она всё восполнит – лучшей, духовной пищей.

Где находятся пустышки и как они охраняются – она уже выяснила. Расписание дежурств – тоже. И номер палаты. На этом («шпионском», как называла его про себя) этапе она посчитала свои возможности исчерпанными. Так что осталось дождаться нужного момента, чтобы пропустить Хорана – и пусть дальше уж сам дожимает.

Она досадливо поморщилась, на секунду выходя из маниакально-депрессивного образа – вспомнила тот дурацкий диалог. «Ты воображаешь, будто я помню её лицо?» – и его мгновенно помертвевший взгляд. Минуты молчания. И только тогда ответное: «Нет, конечно. Тогда поступим по-другому…»

Хоран опасался множества вещей: она под другим именем, другая под её именем, её вообще там нет… Бла, бла, бла. В итоге получалось дольше и суетливее, но что поделать.

Так что пока приходилось «наслаждаться» унылыми больничными стенами, маскообразными рожами лекарей и тошнотворными харчами. Ах да. И всем спектром патологических чувств и безуминок. Опять же, первые дни это было интересно, а потом начало изматывать.

Зато лишний раз напомнила себе, почему не стоит питаться неуравновешенными, а тем более психопатами. «Ты – то, что ты ешь». Смешно, но для её народа – суровая правда жизни. Превращаться в нечто подобное не было никакого желания.

На сад медленно опускались весенние сумерки, наполняя воздух прохладными нотками. Сумерки она не любила, но сейчас с удовольствием вдыхала напоённый цветочным ароматом воздух.

Она сидела на траве под раскидистым каштаном, прислонившись спиной к стволу, отстранённым взглядом блуждая вокруг. По привычке краем глаза следила за потенциально опасными надзирателями, хотя теперь толку в этом особо не было.

Сегодня.

На задворках сознания всё сильнее маячило чужое яростное предвкушение, и она чувствовала: не пропустит его сегодня – и Хоран наплюёт на план и станет прорываться самостоятельно.

Это было бы даже весело. Тем более, что этот его «договор», – по-хорошему, – просто пшик, и она ничем ему не обязана. Ну, как ничем… Своим словом, которое она привыкла держать. Но сколько таких вот слов забывается и нарушается каждое мгновение во множестве мирах?

Интересная штука – мораль. Она до сих пор поражалась, как эта нелепая, часто бесполезная или вовсе мешающая жить ерунда врастает под кожу, становясь с тобой единым нервирующим целым.