– Противопожарку испытывал?
– Или она сама.
Они прошли мимо ответвлений в генераторную зону и в жилые боксы. Технологические шахты дышали теплом. В тусклых глубинах что-то постукивало, позвякивало, возможно, даже жило тихой машинной жизнью.
– Барабанов! – снова крикнул Рогов.
На лифте они поднялись на два яруса, под самый купол. В переходах лежал песок. В командном зале было темно и пусто, жалюзи опущены. В медицинском отсеке прямо на полу лежал спальный мешок, а с потолка на проводе к нему спускался один из светильников. Судя по раскиданным картам памяти, Барабанов здесь читал или смотрел что-то с планшета.
– Кажется, его больше не стоит оставлять одного, – сказал Рогов, растерянно разглядывая кювету с остатками пюре.
– Это просто изнанка того Димки Барабанова, что мы знаем, – сказал Храпнёв. – У каждого есть изнанка.
– И, по-твоему, это нормально?
– В нашей ситуации нормального по умолчанию нет, – сказал Храпнёв. – Мы с тобой нормальны? Панов нормален? Шияс, ползающий по горам?
– Это понятно, но Димка…
– Ему хуже всех.
Барабанова они нашли в лабораторном отсеке. Он сидел на столе босой, в грязных штанах и куртке на голое тело. Округлый живот его был в красноватых пятнах.
– Что-то вы рано, – мрачно произнёс Барабанов.
Сбоку от него пискнул синтезатор, и он, не глядя, подставил пластиковый стаканчик и нажал кнопку дозатора. В стакан с шипением плеснуло.
– Что это? – спросил Рогов.
– Спирт, – ответил Барабанов. – Спирт, мои стерильные котики. Амброзия. Напиток богов. Если уметь пить.
– Дима…
Барабанов поднял палец.
– За Женьку Вальковского!
Опрокинув в себя стаканчик, он на несколько секунд сжался, вздрогнул и выдохнул в рукав куртки.
– Вот, – Храпнёв выложил на стол рядом с ним прямоугольник карты.
– Что это? – спросил Барабанов, кривя рот.
Глаза у него упорно не смотрели на вошедших.
– Данные.
– Понятно. Это очень нужно всем нам.
Палец Барабанова согнулся над картой и отправил её на пол.
– Вот как? – поиграл желваками Храпнёв. – Ты уверен?
– Вы ещё здесь?
– Уже уходим, – сказал Храпнёв и ударил Димку в челюсть.
Голова Барабанова мотнулась.
– Хватит! – Рогов потащил товарища из лаборатории.
– Я больше и не собирался, – сказал Храпнёв.
За спиной его возился Барабанов и, кажется, озадаченно хмыкал. Затем пискнул синтезатор, и в стаканчик снова прыснул спирт.
– Хорошие вы ребята, – сказал Димка, – за вас!
Зайдя в свой бокс, Храпнёв долго стоял у койки. Что дальше? Пустота копилась где-то в солнечном сплетении и готовилась к экспансии. Ничего не хотелось, ни спать, ни делать что-то, ни жить. Женька, возможно, полгода назад также стоял в своём боксе и, в конце концов, выбрал фал и трубу в одном из технологических коридоров.
Лёгкий выход.
Вику вот бросил. Почему? Не оправдала надежд? Может, спросить? Что он теряет? Вполне человеческое желание…
Накинув куртку, Храпнёв вышел из бокса. У Рогова было тихо. Спит? И ладно.
В тишине, в зыбком свете он спустился вниз на ярус, миновал оранжерею, за которой больше месяца уже никто не ухаживал, и через один из аварийных выходов выбрался наружу. Застегнул куртку. Прохладно.
Густели фиолетовые сумерки. Над головой помаргивал навигационный фонарь. Синеватым полумесяцем плыла Караппа, одна из двух местных лун. Темнела уходящая в сторону тропка. Там, в её конце, на выровненной площадке, был похоронен Вальковский.
Храпнёв не ожидал увидеть Вику в это время, но совсем не удивился, когда обнаружил маленький силуэт, сидящий на скамейке перед сложенной из камней могилой.
– Привет, – сказал Храпнёв.
– Да, – тихо ответила Вика.
– Что ты здесь делаешь?
– Ду.
– Ждёшь?
Храпнёв сел рядом, но оставил сантиметров десять пустого пространства. Ветер теребил, загибал светлые Викины волоски.
Караппа сделалась ярче. От камней, от щита, защищающего площадку от наносов, пролегли синие тени.
– Чего ждёшь? – спросил Храпнёв.
Девочка пожала плечами.