Огос. Ночи бордовых лун. Часть первая

– Что? – рявкнул он и осекся, увидев как съежилась от его крика девушка. – Привет Ливина. Ты случайно не знаешь, где этот старый пень пускает корни?

От такого отношения к всеми уважаемому учителю, девушка оторопела. Первый раз в жизни она слышала столь пренебрежительные речи в адрес великого Нориса.

– «Старый пень», говоришь?

Обернувшись, Мелони увидел старого прорицателя и вершителя Нориса парящего над лестницей по направлению к нему и тут же пожалел о сказанном. Легким движением руки старца с расстояния около трех метров, молодой человек мощным потоком неведомой силы был отброшен к противоположной стене и буквально размазан по ней.

– Внесите это, – Норис брезгливым взглядом указал на Мелони подоспевшим орфеям – в мой кабинет.

Великий Норис мягко опустился на пол и степенно отправился в свои покои.

Молодые Орфеи помогли Мелони подняться. Тот чувствовал себя раздавленным физически и морально. Это же надо! Почти национального героя Бравика, при молодняке, и об землю! Позор!

Но к его удивлению, подняв глаза на окруживших его ребят, он не увидел ни ехидства, ни сарказма. Лишь Ливина осуждающе качнула головой: «Мол, за что боролся, на то и напоролся…»

Пытаясь сохранить гордый вид, хотя прямо сказать, выглядел Мелони более похожим на ощипанного петуха, кричащего «Кукареку» после проигранного боя, он мужественно отвел поддерживающие его руки и, прихрамывая, направился к кабинету Нориса.

Стоило ему скрыться, как стайка орфеев загудела на разные голоса, обсуждая произошедшее. Мелони прекрасно понимал, что к утру весь Бравик будет в курсе ночной истории, и немного поругивал себя за несдержанность. Но с другой стороны, он был уверен, что никто теперь не скажет, что он пресмыкается перед Норисом. Мелони Дилун знает себе цену, и ни при каких обстоятельствах не станет выполнять чью-то прихоть (если, конечно, не будет иметь в этом какой-то личный интерес). Кабинет Нориса немало изменился с того времени, как Мелони бывал здесь последний раз. Узкие, высокие окна, больше напоминавшие бойницы, теперь прикрывали красиво задрапированные шторы. Пол устилал пушистый ковер, на котором стояла обшитая в тон шторам мягкая мебель. На стеклянной столешнице позолоченной вязью вытравлен затейливый узор, и маленькая хрустальная вазочка с маргаритками.

«Ливина» – подумал Мелони и внезапно почувствовал укол ревности. Когда-то он, и только он скрупулезно следил за убранством приемной великого Нориса. И прекрасно помнил, как тот распекал своего лучшего ученика за огромный букет цветов, который Мелони водрузил в шикарную напольную вазу. «Теперь, значит, на маргаритки аллергии у него нет?» – язвил про себя Мелони, прекрасно понимая, что острит зря. Просто Ливина, не смотря на грозное имя (от Львина – Львица), была настолько кроткой и домашней, что, видно и сухарь Норис не устоял перед этим воплощением уюта, женственности и доброты.

Потирая ушибленные места, Мелони ревностно осматривал кабинет, со злостью отмечая все новые преобразования. В конце концов, яростно крякнув, он сел в кресло. Закинув ногу на ногу и скрестив руки на груди, Мелони обдумывал предстоящий разговор. Так он провел около получаса, прежде, чем дверь распахнулась и в нее величественно вплыл, паря над полом, седовласый Дин Норис. Вслед за ним, семеня, Ливина с расписным подносом, на котором она несла в изящных чашечках с (!) маргаритками изумительно пахнущий чай из местных трав.

Ливина, поставив поднос на стеклянный стол, подняла взгляд на Мелони, словно умоляя не начинать перепалки и, кивнув на чашку с чаем, еле заметно покачала головой.

Мелони быстро смекнул, что сей напиток, видимо, с сюрпризом, и пробовать его не стоит. Прикрыв на мгновение веки, он дал понять, что предупреждение принял.

Норис жестом отпустил Ливину, и та поспешила скрыться. В силу своего характера, девушка не переносила скандалов и ссор, считая, что всегда, в любой ситуации можно найти компромисс. За это старый диктатор Норис и ценил ее.

Мелони демонстративно разглядывал маргаритки на столе.

Дин Норис, попарив по комнате, снизошел на грешный пол и, устроившись в кресле напротив гостя, усмехнулся.

– А ты все такой же наглый, пронырливый мальчишка, каким я тебя знал. Время не добавило тебе ни ума, ни манер, – Норис улыбался и густую длинную бороду.

Мелони, не ответив, перевел взгляд на окно. Помолчав немного, он съязвил:

– А вы, великий Норис, пристрастились к цветочкам и рюшечкам? Может скоро и до юбок дойдет?

Дин Норис сжал зубы, и кресло, на котором сидел Мелони, подпрыгнуло на месте. Молодой человек вцепился в подлокотники.

– Только не надо вот этих вот фокусов! То, что я не дерусь с Вами, это лишь из уважения к возрасту, а не потому, что я ничего не могу!

– Да что ты знаешь о возрасте?! – рассвирепел великий Норис, и кресло Мелони завертелось вокруг своей оси, взмывая к потолку. Едва отошедший от прошлого проявления силы учителя, Мелони почувствовал подкатывающую дурноту. Но он, тем не менее, ясно понимал, что если не справится с этим сейчас, то будет окончательно опозорен.

Мелони заставил себя разжать пальцы и, раскинув руки, поймал движение кресла. Он создавал свою собственную воронку, перехватывая инициативу у учителя. Теперь кресло и воздух вокруг него слушались Мелони. На лбу выступили капельки пота. Дин Норис, почувствовав сопротивление, швырнул, было, наглеца в сторону, но молодой человек утроил вращение, и силовой удар прошел по касательной и, срикошетив, пришелся на одно из окон, которое со звоном разлетелось на осколки. Массивная гардина, сорвавшись с места, с грохотом рухнула на пол, сшибая гобеленовые полотна по обе стороны от окна.

К движению воздуха Норис добавил звук. Низкий, давящий, он, по сути, тоже был движением воздуха, колебанием низких частот.

Мелони объял панический ужас. Он знал, что это реакция организма на инфразвук, но ничего поделать не мог. Пытаясь отвлечь Нориса от себя, Мелони как мог, сосредоточился и попытался создать область низкого давления позади учителя. Непрестанное вращение мешало ему это сделать. Наконец что-то как-то ему удалось. Внутренним зрением он увидел, как бордово-красное пятно Нориса сорвало с потоком с места и швырнуло к стене. Мелони осторожно замедлил вращение и неровно опустил кресло на пол. Из ковра полетели клочки. Ножки кресла оставили рваный полукруглый след.

Оба, и учитель, и ученик, надсадно дышали. Покачиваясь, они с убийственными взглядами шли друг на друга с разных углов кабинета. Мелони чувствовал холод внизу живота. Он знал, что Норис сильнее его, тем не менее, кровь бурлила и толкала его вперед.

– Адреналиновый фанатик! – выкрикнул Дин Норис и, с быстротой, которой трудно ожидать от старца, бросился на ученика. В долю секунды жилистые руки скрутили Мелони в бараний рог и прижали к полу. Понимая, что освободиться не получится, юноша решился на последний шаг. Расслабившись полностью, он закрыл глаза и медленно, очень медленно, остановил движение сердца. Мелони осознавал, что такие эксперименты могут плохо кончиться, но иного выхода не видел.

Норис, почуяв неладное, напрягся. Мелони продолжал процесс. Остановив сердце, он понижал температуру тела. За долю секунды, ставшую для Мелони вечностью, он остыл до минус сорока по Цельсию и дал внушительный толчок сознанием, от чего его тело рассыпалось в мелкую пыль.

Пораженный Норис, не веря глазам, смотрел на кучу красных льдинок под грудой одежды. Ужас увиденного сковал его. «Вроде ничего не делал… Неужто убил?!»

Мелони, между тем, находился у тончайшей границы жизни и смерти. Пытаясь не потеряться в огромном нечто, он цеплялся за все, что связывало его с реальностью. Надо возвращаться. Надо! Надо!

Сознание Мелони «наощупь» нашло свое тело и влилось в него.

Норис, находясь в полуобморочном состоянии, следил за тем, как ледышки и пылинки, зашевелившись, складывались в причудливую мозаику. Этот процесс был столь же стремительным, сколь и ужасным. Наконец, гин Мелони Дилун, «взяв себя в руки», «оттаял», и, ловким движением заломил руки учителя.

Норис не сопротивлялся. Наоборот, послушно опустившись на пол, затих. Тут уже пришла очередь Мелони пугаться. Он осторожно ослабил захват, а затем совсем отпустил. И тут же схватил звонкую затрещину, такую, что искры из глаз посыпались.

– Ах ты, стервец! – Дин Норис схватил Мелони и сжал изо всех сил. – Ах ты, стервец, таку-т твою растаку!

Мелони, все еще пребывая в сильнейшем шоке от превращения, не сразу заметил, что глаза старика были на мокром месте.

– Научился-таки! Обманул старого!

Дин Норис порывисто поцеловал ученика в лоб и, быстро поднявшись, вышел.

***

Ливина в столовой, этажом ниже, вслушиваясь в грохот и ругань наверху, перебирала пальцами, не решаясь вмешаться в дела Дин Нориса. Но когда увидела великого и растрепанного учителя, который, вихрем ворвавшись в столовую, распахнул шкафчик и, трясущимися руками накапав львиную долю успокоительного, разрыдался, девушка преисполнилась желанием разорвать в клочья этого Дилуна.

– Девочка моя! – пробормотал Дин Норис и, залпом проглотив содержимое бокала, подлетел к ней и, обняв, снова разрыдался. – Я знал, я всегда знал!

Морщинистые щеки и усы были влажными от пота и скупых стариковских слез. Ливина никогда еще не видела его таким.

– Не зря я гонял его в свое время! – Дин Норис приподнял Ливину и закружил по комнате. – Чаю нам, девочка моя! Самого лучшего чаю, милая!

Учитель поставил девушку на пол и тем же вихрем умчался наверх.

Нутром чувствуя, что чаем дело не кончится, Ливина отправила Рыжего Багги, который дежурил сегодняшнюю ночь, за вином к бауле Риплай (баула – почтенная женщина). А сама направилась в кухню, сообразить чего-нибудь на стол.

По статусу, Дину Норису полагалось иметь приставку «ундо», означавшую высшую квалификацию на его поприще, но он предпочитал, что бы его звали либо учителем, либо великим Норисом. Ну не нравилось ему звучание ундо Норис! Он находил его схожим с названием иномирного зверька «утконос», и уж совсем не хотел иметь заспинное прозвище такого характера.

«Ундо Дилун» звучало бы гораздо лучше. И, если великий Норис не ошибался, этот парень, в будущем, вполне может претендовать на столь высокое звание.

Норис с удовольствием отмечал, что для Мелони их состязание тоже не прошло даром. Парня тряс озноб и, хотя он старался не подавать вида, Норис ощущал терзавшую его мигрень. Старый учитель, опытным взглядом окинув ученика, обратил внимание на черные синяки, расползающиеся по открытым участкам тела. Несколько лопнувших сосудиков в глазах Мелони, залили белки красным цветом. Норис опасливо подошел к большому зеркалу на стене. Н-нда… борода и волосы торчали во все стороны. Глаза ввалились, а цвет лица был ближе к пепельному. Норис привычным движением пригладил бороду. Руки все еще тряслись от пережитого напряжения. Дин Норис расправил плечи и, отвернувшись от зеркала, подошел к дивану. Раскидав расшитые золотыми нитями подушки, он полулежал, наблюдая за стараниями ученика привести себя в норму.

– Сейчас Ливина все сделает. – Попытался начать разговор Норис, но Мелони его явно не воспринимал. Его озноб усиливался. Дин Норис помнил такое состояние. Ни за какие блага мира, никогда не решился бы на то, что сотворил с собой сегодня его воспитанник. Это ж, какую координацию надо иметь! Это ж, до какой степени надо себя знать! Когда Дин Норис в пору дикой молодости пробовал проделать то же самое с собой, то поклялся, что никогда, никогда в жизни больше на это не пойдет.

Только Мелони оказался умней. Он заморозился. А Дин Норис, в свое время, иссох, изгнав из тела всю влагу. Мозаику тела он собрал, а вот испарившуюся влагу вернуть было гораздо труднее. Благо рядом был опытный наставник, который, вызвав дождь, с перепугу, устроил потоп, заливший водой Тайданскую пустошь.