Хроники Сэнгоку. Сказание о Черной Цитадели

Таким предательским сигналом для Оды Нобухидэ стала сиси-одоси[7 - Бамбуковая трубка, которая наполняясь водой, опрокидывается, выливая ее в водоем, а возвращаясь бьется о камень донышком, издавая характерный звук.], что с характерным звуком опустилась дном на каменную плиту в саду. Все произошло в пару шагов, в один взмах мечей и уложилось в пару секунд. Молниеносно проскользнув мимо друг друга, противники замерли. На глазах детей, отец вдруг уставился сквозь пространство пустым взглядом, перебирал сухими губами, точно произнося безмолвную молитву, а потом выронил клинок из рук, сделал пару шагов к бездыханному телу жены и грузно рухнул на пол. Черная во тьме ночи лужа медленно обрамляла его тело, словно пытаясь спрятать страшный порез во всю грудь. Главарь еще несколько мгновений смотрел на поверженного врага, затем рывком смахнул с лезвия свежую кровь и отдал приказ к отступлению.

Поместье полыхнуло за спинами головорезов, быстро занялось огнем, отдавая нестерпимый жар. Языки пламени разукрасили ночное небо жуткими кровавыми тенями, танцующими свой танец жертвоприношения на темно-синем полотне. Где-то отдаленно во тьме забили в колокол, призывая все возможные силы на тушение пожара. Бандиты подняли лошадей в галоп и умчались прочь, прихватив с собой юных наследников клана Ода.

Перед глазами проносились небольшие деревушки и густые леса. Покинув земли Овари, избежав чудесным образом всех постов, всадники остановились на ночлег в лесу близ какой-то крохотной деревушки. Пленникам дали по засохшей краюхе хлеба и глотку воды, а когда мальчишка пожаловался на нужду, один из мужланов зарядил ему шипастой рукавицей по голове и посоветовал что-то в духе – мочись под себя.

Утро началось с жесткого пинка в спину, и снова дорога понесла куда-то на восток. Переходя вброд реку Тоёкава, малец свалился с вздыбившейся лошади в воду и чуть не утонул. Всадник вовремя схватил его за шиворот и грубо кинул обратно поперек седла. Когда девочка попросила обращаться с братом иным образом, один из мужиков разбил ей губу, зарядив пощечину наотмашь. Больше детишки голосов не подавали.

Ближе к вечеру того же дня, пробравшись сквозь густой и, кажется, бесконечный лес, всадники осадили лошадей и спешились. В непроглядной гуще деревьев, у самого подножья Фудзиямы, на десять кэн[8 - Здесь: 18,1 м.] вверх вздымались стены из темного камня. Сверху послышалось командное: «Открыть ворота!», и громоздкие, обитые толстыми листами металла, двери медленно поползли в разные стороны. Широкий сводчатый проход в город охраняли две каменные, не похожие на традиционные, башни. Лучники со своих высоких позиций проводили вновь прибывших всадников настороженными взглядами. На стенах патрулировали солдаты с тяжелыми арбалетами.

Небрежно кинув поводья конюшему, главарь схватил мальчика за шиворот и, стащив с лошади, поволок за собой по дороге, будто мешок риса. Паренек выглядел болезненным, очень исхудавшим и бледным, длинные черные волосы растрепанные и испачканные в пыли, закрывали лицо, покрытое ссадинами. Тело бедняги так ослабло без еды и воды, что не находилось сил даже звука издать, ни то что оказывать сопротивление. Другой бандит схватил девочку, повел следом, а когда та стала вырываться, выкручивая руки, поднял ее перед собой сначала за руку, но потом перехватил за растрепанные волосы. Малютка залилась визгом боли.

– Будешь брыкаться, я понесу тебя так всю дорогу, поняла? А?! Я с тобой говорю, маленькая дрянь! Не слышу ответа!

– Довольно, – одернул его первый. – Дзиро-сама не любит ждать.

Оба вошли в большой богатый дом, тут же склонившись в глубоких поклонах. Мальчика жестко толкнули в спину, и он, потеряв равновесие, неуклюже завалился, уставив взгляд в деревянный, натертый до блеска, пол, тут же испугавшись собственного отражения. По спине неприятным холодным червяком кралась капля пота, а волосы на затылке встали дыбом.

Опасливо подняв голову, его глаза столкнулись с укоризненным взором черных глаз, пробивающих своей проницательностью, словно огненными стрелами. Сердце мальчонки похолодело в ужасе и отчаянии. Нечто подобное испытывает мышь, попав под цепкую лапу кота. Ему не сбежать из-под цепкой лапы этого человека.

На расписном стуле из красного дерева с черными вставками и позолотой величественно восседал мужчина в дорого расшитом кимоно. Длинные черные, словно крыло ворона, волосы спускались на плечи и заканчивались чуть ниже груди, ровная челка скрывала большой выпуклый лоб. Рубленые черты лица, острый взгляд, опущенные книзу уголки губ – все в его чертах говорило о жестокости и безжалостности характера. Черного цвета глаза пронзали до глубины костей, будоражили сознание, от страха у мальчишки пересохло во рту, язык прилип к нёбу, а желудок подступил к самому горлу.

– Хм, странно. Кажется, я приказал доставить ко мне двух мальчишек, но вместо этого вижу девчонку. – Как будто с безразличием проговорил Дзиро Куроносукэ. Голос его грохотал и полностью соответствовал внешности.

– Дзиро-сама, – стало заметно, что золотоглазый мужчина замешкался, потупив взор и покрывшись испариной, – третьего наследника мы не обнаружили, но даже, если он где-то прятался, огонь не смиловался над его бренным телом.

– Вы обыскали все владения? Думаю, ты заметил, что они внушительных размеров. Мальчик мог прятаться где угодно. Или же вы решили поразвлечься, поджигая все без разбора, Мицухидэ? Не отвечай, – воздел он руку, даже не глянув на подчиненного. – Твой доклад в письменном виде я жду до наступления сумерек.

Дзиро величаво, поднялся со своего трона, и показалось, что был высотой футов десять, мрачная тень от его могучего стана погрузила мальчика во тьму. Только выпрямившись в полный рост можно было отметить, что телосложением он походил на могучего медведя. Оголенные до локтя руки казались невероятно тяжелыми из-за груды мускул. Дзиро с показным величием прошагал к веранде, ведущей в сад, задумчиво уставился на деревья, листва которых еле заметно подрагивала на ветру.

– Вы еще слишком малы, чтобы понимать, за что судьба обошлась с вами столь жестоко. Вам страшно, ведь впредь у вас нет покровителей. Теперь вы сами себе защитники. Вам все придется делать самим. Вы – избалованные и залюбленные дети своих родителей, – вдруг осознали, что мир не добрая сказочка с яркими картинками и счастливым концом, не так ли? – Он обернулся, и оскал на грубом лице вызвал дрожь по всему телу, а в желудке как будто извивались змеи. – Отец ваш поступил очень плохо со мной. Он постоянно мешал и лез не в свои дела. Знаете ли вы, что бывает с любопытными воронами? Слышали эту старую притчу? Как ворона тут да там летала, лесным жителям покою не давала, всем советы навязывала, мешала и подворовывала, а потом случайно стала обедом тигра. Очень люблю эту историю, – абсолютно инфернально улыбнулся Дзиро. – Я вижу, что страх затмил ваш разум, вы не понимаете и половины того, что я произношу. Что ж, тогда упростим эту аудиенцию. Здесь ваш новый дом и выходов из его стен всего два. Первый – стать верным вассалом. Вы должны отдать мне свои тела и души, свои плоть и кровь, беззаветно служить и быть преданными общей цели. Второй путь – смерть. Вы можете принять это или отвергнуть, но, кажется, выбор тут очевиден, не так ли? Однако, – он шагнул к мальчику, навис над ним, точно гора, – принимать слабаков и бездарей я не могу. Тут не приют для обездоленных и осиротевших. Все упирается в ресурсы и место под небом. Готов ли ты служить? Готов подчиняться моим приказам и лизать господские сапоги, сын Нобухидэ?

Мальчик молчал.

– Давай я помогу тебе. Ты ведь уже взрослый мальчик, правда? Ты можешь принимать решения и расставлять приоритеты. Ты рос как цветок в саду любимых родителей, но вот жизнь дала тебе свой первый пинок, и ты кубарем угодил в бездонную яму. – Дзиро щелкнул пальцами.

Стоявший в дверях воин ухватил девочку грубо за волосы, запрокинул головку назад, приставил кинжал к тоненькой шейке. Малютка даже не пикнула, лишь громко сопела, вцепившись и пытаясь разогнуть окаменевшие на ее загривке мужские пальцы. Мальчик моментально вырвался из пут страха и тут же с головой погрузился в омут отчаяния, уставившись умоляюще на Дзиро Куроносукэ.

– У нас есть женское додзё, это верно, но, как всем известно: не всякая баба в поле воин. – Он улыбнулся собственному остроумию. – Очень малый процент девочек проходит отбор. Поэтому я и требовал доставлять ко мне исключительно мальчишек. – Тут Дзиро сделал ярко выраженный акцент и метнул на Мицухидэ яростный взгляд. Капитан потерял живой цвет лица и склонился в еще более глубоком поклоне. – Только вчера Китаморэ-сан доложила, что женский корпус переполнен, а ты приволок мне девчонку. Непорядок, Мицухидэ. Придется лишить тебя месячного жалования и некоторых привилегий.

Мицухидэ сдержанно молчал, не меняя позы. Юнец тем временем видел, как на белой коже сестры появился порез, как тонкие карминовые струйки потекли по шее. Он бессилен перед взрослыми вооруженными мужчинами. Что он может сделать в такой ситуации? Ему хотелось разреветься и умолять, он был готов на что угодно, лишь бы сестра жила, но страх парализовал тело. Так ему казалось.

– Если вам нужен воин, – выдавил жалобно мальчонка, – это не я. Прошу вас… – его голос осекся. – Нет. Я умоляю вас, позвольте поменяться с Оити местами. Обещаю, от нее будет гораздо больше толку, нежели от меня. Умоляю вас.

Он склонился лбом в пол, Дзиро видел, как страх колотит его тело, слышал, как сбилось от страха дыхание.

– Самопожертвование и братская любовь столь девственная и чистая, что аж слеза наворачивается, – всплеснул руками самурай и развязно расхохотался. – Ты должен знать, что я поощряю подобную отвагу, сын Нобухидэ.

Здесь не работали законы морали, а кодекс бусидо сильно видоизменялся. С малых лет, малышей приучали смело смотреть в глаза смерти, внушали, что, если того будет требовать долг – не моргнув глазом отдать жизнь за командира – дело чести. Но в то же время, стоило лишь выглянуть за пределы додзё, и можно было увидеть и учуять растленное общество, погрязшее в похоти, пьянстве и презрении друг к другу.

Зачастую черные мечники пополняли ряды рекрутов, нападая на известные самурайские дома, забирая детей силой, оставляя после себя руины. Но не брезговали и добровольцами, да странствующими безродными воинами, однако далеко не все оказывались способны удовлетворить Дзиро своими навыками. Не оправдавших его интерес наемников, как правило, больше никто не видел.

Они называли себя Черной Цитаделью, над чьим именем висела зловещая легенда, отпугивающая даже бакуфу[9 - Правительственные войска сегуната.]. Поговаривали, что призрачные самураи являлись в самый разгар сражений, сметая всех на своем пути. Легенд и сказаний было великое множество, среди которых имело место быть и происхождение названия. Простой люд любил сочинять байки, запугивающие детишек. Одни рассказывали, будто и название, и монсё[10 - Родовой герб.] клана родились еще в незапамятные времена от некой проклятой черной башни, что хранит в себе артефакт, охраняемый неведомой силой. Другие выдумывали истории, повествовавшие о некоем оплоте – концентрации дьявольской силы, куда воинов изрыгает сам Дзигоку[11 - Ад в японской мифологии.]. Некоторые из селян даже прозвали черных мечников Синигами[12 -

.] и распускали слух, что те пожирают младенцев каждое полнолуние.

* * *

– Детство кончилось! – с ледяным торжеством объявил Акэти Мицухидэ.

С самой первой встречи присутствие молодого капитана вызывало у сына Оды Нобухидэ болезненные спазмы. Он не мог заставить себя даже мельком взглянуть в его глаза, но хорошо запомнил их цвет расплавленного золота. Они отражали тусклый свет свечей в комнате, где отец отважно стремился защитить семейство. В этом волчьем взгляде всегда сквозил холод, всегда отражалось высокомерие и брезгливость к тем, кто стоял ниже рангом. Такие герои, как Акэти Мицухидэ, в детских сказках выступают главными злодеями. В сказке с участием наследника семьи Ода, капитан стал именно таким человеком. Человеком, разрушившим его маленький и уютный мир в один взмах меча, но по иронии, их судьбы плотно сплелись, по иронии впредь мальчик должен подчиняться приказам этого человека чтобы выжить. Он не был бойцом, никогда не умел давать отпор обидчикам, однако без страха мог подставить спину ради защиты ближнего.

– Вы добьетесь всего сами, – продолжал Акэти, теперь представший учителем для всех собравшихся в стенах додзё детей. – Хотите вы того или нет, в итоге, как любое живое существо, вы приспособитесь. Вы захотите жить, возжелаете стать лучше других, вы отречетесь от такого понятия как дружба и забудете, что такое доверие по одной простой причине: в стенах этого города нет места слабым соплежуям. Право существовать под этим небом придется заслужить. Участи проигравших в схватке с Судьбой – я не завидую, но поверьте, засвидетельствовав, как ловко она отсеивает ненужный сброд, вам захочется отбросить все моральные принципы, обусловленные человечностью, и превратиться в зверя. Вы станете такими или будете выкинуты за безбрежные просторы вечности.

Он умел подать истину так, что начинало горчить во рту; говорил без надрывов менторским баритоном. Мальчишки смотрели на этого стройного и высокого, словно безупречный клинок, воина, затаив дыхание, будто позабыв, через что им пришлось пройти, прежде чем попасть сюда. Сын Нобухидэ не разделял их восторга, граничащего с неким тайным оккультизмом. На тот момент никто из них даже не представлял, что имел в виду Акэти Мицухидэ, пугая так называемой схваткой с Судьбой, но первый показательный турнир растворил пелену на их глазах так же быстро, как горячая вода растворяет кусочек сахара. Они воспринимали обучение кэндзюцу[13 - Искусство владения мечом.] как нечто увлекательное, как некую игру, где можно вдоволь помахать деревянным мечом.

Когда десятерых мальчиков, проигравших в турнирных сражениях и показавших посредственное мастерство, построили на главной площади, а после надели на их головы мешки из плотной ткани и увели за ворота города, понимание тренировок – как и обещал Акэти Мицухидэ, – переломилось в корне. Из задиристой игры, обучение кэндзюцу обернулось борьбой за выживание. Показательная казнь подействовала безотказно, а тренировки стали не такими увлекательными и безобидными. Теперь за каждую провинность, будь то опоздание или нарушение этикета, за каждое лишнее движение, не понравившееся Акэти, следовали самые разнообразные наказания: от мытья додзё неделю кряду, до избиения бамбуковыми палками. Исполнителем экзекуции выступал учитель лично, не боясь испачкать рук, вызывая паническую боязнь перед своей безжалостной личностью у учеников. Казалось, он испытывает небывалое удовольствие, прикладываясь палкой по спинам юных подопечных.

Зато в свободное от тренировок время детям дозволялось заниматься чем угодно: ловить рыбу в озере на окраине города, играть в кости или сёги[14 - Настольная логическая игра шахматного типа.] со взрослыми или же просто бесцельно шататься по улицам. Не возбранялся контакт и с женской половиной населения. Девочек было мало, но обучали их отнюдь не искусству чайной церемонии, не танцам с веерами; им не заплетали красивых причесок, не представляли на выбор цветастых платьев и бус. Теперь их лучшими друзьями были кэйкоги[15 - Тренировочный свободный костюм.] из грубой ткани и тяжелый боккэн[16 - Меч для тренировок, сделанный из плотных пород древесины. Общая длина 95-105 см, вес не менее 1 кг.]. Всех их готовили в разведку, а кураторство над юными особами взяла на себя капитан разведки со звучным именем Китаморэ Эри, которая, к слову, стала эталоном образа воительницы для девочек.

Сам город за стеной из темного камня мало чем отличался от обычных уездных поселений, разве что стоял в непролазной глуши моря деревьев, у подножья спящего вулкана, а количество додзё на его территории переваливало за десяток. Одноэтажные домишки для юных рекрутов теснились друг к другу, как куры на насесте, но были просторные и уютные внутри, ученикам не приходилось спать вплотную друг к другу. Кормили детей отменно, не возникало проблем и с гигиеной; у каждого комплекса жилья, состоящего из трех домиков, имелась своя просторная баня и онсэны[17 - Горячие источники.] на заднем дворе.

Дом главнокомандующего же стоял особняком в южной части города и напоминал уменьшенную копию замка Киото, что отгородился ото всех стеной высотой в двенадцать локтей, а вход охранялся целым отрядом, будто Дзиро – могучий самурай и полководец, – боялся нападения своих же подчиненных.

Потенциал в детях виден с первого взгляда. Одним тренировки давались без особого труда, и они подходили к ним с неподдельным интересом, другим хуже, но те усердно старались поднять уровень своего мастерства, равняясь на лучших. А бывают иные, которые сколько бы ни старались, сколько бы сил ни прикладывали – плоды трудов оказывались никудышными. Про таких говорят – не дано, но должно быть он хорош в другой отрасли. Однако в таком месте как Черная Цитадель других отраслей, кроме как военной, не существовало.

Таким учеником, которому не дано, стал сын Нобухидэ. Он старался преуспеть в каждом направлении, будь то кэндзюцу, стрельба из лука или же верховая езда, внимательно слушал каждое замечание в свой адрес и работал над ним, не жалея сил. Как отпрыск рода Ода, отец вложил немало сил и средств в обучение старшего сына, желая видеть в нем достойного наследника, но тот никак не мог оправдать ожиданий. Тело его было слабым, мальчик часто болел, и как бы отец не корпел над своей мечтой сделать из него могучего воина – все было зря. Вскоре он оставил попытки, обратив все свое внимание на младшего сына.

Теперь же потуги отца взвалил на свои плечи Акэти. Он не жалел палок и колких слов, стараясь пробудить в мальчике хоть толику злости и желания доказать, что тот способен на большее, но в результате лишь подал дурной пример другим ученикам, после чего издевательства посыпались на бедолагу со всех сторон. Юнец терпел, никогда не огрызался и не давал сдачи, смиренно принимая побои и обзывательства, чем лишь усугубил всеобщую «любовь».

* * *

Он уставился недвижимым взглядом на серое небо, следил заворожено за пышными снежинками, бесшумно опускающимися на все вокруг. Даже ветер боялся спугнуть их вальяжный танец. На улице было стыло, но юноша стоял без верхней одежды в одном тренировочном кимоно и наминал пальцами плечо, на котором уже расцветал лиловый синяк. Десятый турнир выдался самым ожесточенным из всех предыдущих: противники бились не на шутку, применяли любые хитрости и все свое мастерство. Но он выдержал это испытание и теперь радовался, что может вот так стоять и наслаждаться мгновением, в котором притаилась целая вечность.

До ушей донесся шуршащий звук отворяющейся амадо[18 - Раздвижные тяжелые внешние двери дома.], и на широкой веранде появился Акэти, кивком головы пригласил ученика на аудиенцию с командующим. Живот юнца болезненно заныл, а в ногах осела слабость. Оставив обувь за порогом, он немедля припал на колени, поклонился в пол, ждал, когда Дзиро позволит поднять взгляд. Генерал стоял на веранде, ведущей в сад, такой грузный, высокий и на первый взгляд совершенно непобедимый. Его черные глаза внимательно изучали заснеженные деревья, прудик, подернувшийся тонкой коркой льда, вальсирующий снегопад. Почти прозрачный, еле уловимый луч солнца, пробился сквозь пелену облаков, и снежинки в его холодном серебряном свете заискрились потоком самоцветов. Два снегиря о чем-то спорили, причудливо поскакивая по камням взад-вперед.

– Что нас делает сильными, Нобунага? – Низкий бас Дзиро хлестанул мальчика, точно удар кнута по оголенной плоти, он знал, что командир не ждет от него каких-то философских рассуждений, что философствует ради показушной важности, но растерянно забегал взглядом, подсознательно подбирая в голове верный ответ. – Наши страхи? – Генерал обернулся, и их глаза встретились. – Страхи бывают разными. Кто-то трясется за свою жизнь, другой за статус и репутацию, третий боится утратить нечто материальное, а иной бережливо защищает духовное. Может ли страх выступать мотивацией в стремлении стать сильней? – Он не сводил глаз с мальчика. – Каков твой страх, Нобунага? Мне известно, что насилие тебе чуждо, что тебе претит день ото дня только и делать, что махать мечом. Но вместе с тем, тебе нравится помогать кузнецу в конюшнях. Так может тебе следовало стать конюшим? – Огонек в его черных глазах означал претензию, Нобунага хорошо знал этот огонек.

– Работа на наковальне укрепляет мышцы, Дзиро-сама, – постарался оправдаться юноша сдавленным голосом.

– Сила измеряется не только размером мышц, знаешь ли. Нужно иметь в себе большую решительность, чтобы лишить человека жизни, а любое промедление или растерянность могут оборвать твою собственную. Рука должна быть тверда перед лицом врага, а разум чист. – Он скрестил тяжелые ручищи на груди, окинул взором сад. – Ты многому научился за эти пять лет. Но ответь же мне: следуя бескровным путем, смог бы ты заступиться за семью в тот день? Смог бы ликвидировать всех, кто угрожал жизням твоих близких, не пролив и капли крови? Ведь чтобы защищать что-то, нужно уметь устранять угрозу. Хладнокровно, без размышлений. Нужно уметь убивать.

Нобунага молчал.

– Страх – это всего лишь эмоция. Скверная эмоция, которую надо извлекать из себя раскаленными щипцами, как наконечник стрелы из плоти. Иначе рана начнет гноиться и нарывать. Ты не трус, Нобунага, но страх живет в тебе. Он притаился под кожей и не позволяет переступить через моральные принципы, навязанные когда-то дурнем отцом. «Самурай берет в руки меч, во имя защиты, но никогда ради убийства», – так? Полнейшая чушь! – возвысил голос. – Переступай! Нарушай! Никто не накажет тебя, не отругает. Ты станешь сильней, если в твоих руках будет больше твердости! – Его злорадный оскал на квадратном лице в тот момент выглядел пугающе. – У каждого свой путь, и я предостерегаю тебя, Нобунага: если ты не станешь относиться к своему положению серьезно, если не осознаешь, что нельзя защищать, не отбирая чью-то жизнь, жизнь отберут у тебя. Все закономерно. Кто-то жертва, а кто-то охотник. Все как у животных, – он улыбнулся. – Только в отличие от животных у людей есть право выбирать кем быть.

Юноша покинул генеральский дом с неприятным осадком. Его результаты ниже среднего, он всегда болтался где-то в хвосте страшного списка, по итогам которого десятерых последних ждала незавидная участь. На тренировках мешкал, нанося удары вполсилы, как будто жалея противников, в то время как те к нему жалости не испытывали.

«Что нас делает сильными? – Этот вопрос плотно засел в голове. Все время, пока Дзиро разглагольствовал, Нобунага размышлял: -Что делает человека сильным? Грубые и болезненные удары Судьбы. – Он уверовал в эту истину так же четко, как религиозные фанатики верят в бога. – Судьба бьет без промаха, без жалости, бьет, не жалея сил. Она сбивает нас с ног, чтобы, поднявшись вопреки всем противоречиям, мы стали сильней, крепче вцепились ей в холку и бросили новый вызов. И тогда она вновь и вновь преподносит нам испытания, переполненные болью, страданиями и множеством потерь. Однако жизнь продолжается, она идет вперед без оглядки и твердой поступью, она не станет ждать, пока ты утрешь сопли и соберешься с силами. И мы поднимаемся вновь, закаляя свои разбитые вдребезги душу и сердце подобно металлу под молотом кузнеца».