Властитель ледяного сердца

Сколько бы она ни "слушала" мир вокруг, все равно не могла почувствовать ничего связного. Какая-то бесконечная ненавязчивая какофония из жажды, голода, интереса, смешанного с толикой агрессии и желания.

– Точно, весна же, – буркнула она, припоминая, чем конкретно занимается зверье в лесах по весне.

"Не люди же в чащах спариваются? Хотя кто их поймет, этих северян", – тяжело вздохнув, оттолкнулась спиной от ствола дерева и решила идти в сторону, где витали амурные нотки эмоций. Все же лучше туда, там не до неё, чем туда, где хотят кушать.

Она ступала осторожно, почти бесшумно, стараясь лишний раз не тревожить ни ветки, что так и норовили хлестнуть по лицу, ни толстого лиственного ковра под ногами, что шуршал, даже если она ступала аккуратно. Солнце пробивалось сквозь кроны вековых деревьев, но преодолеть их полностью даже у него не хватало сил, так что вокруг было достаточно светло, если бы дело касалось сумеречного времени суток. Спину саднило все сильнее, но останавливаться было нельзя – это Йолинь знала совершенно точно.

Сколько она так шла, Йолинь не знала, но в какой-то момент эмоциональный фон вокруг стал ярче, дух соперничества буквально захватил и её саму, заставляя с трудом сдерживать собственные эмоции и желания. Какое-то ритмичное "тук, тук, тук" эхом отражалось от стволов окружающих деревьев.

На широкой лесной опушке сошлись в схватке два самца…оленей? Определенно, эти существа были похожи на тех, кого принцесса классифицировала бы как оленей. Вот только в холке каждый из них достигал трех с половиной метров и имел огромные ветвистые рога, мощное, мускулистое тело. Соперники сошлись в самом центре, скрестив рога и с силой толкая друг друга. Это было похоже на битву двух гигантов. Страшно, красиво, жутко и в то же время завораживающе. Еще пару минут она не могла найти в себе сил, чтобы двинуться дальше. Но здраво рассудив, что, если разгоряченные схваткой существа почуют кого-то постороннего, ей не убежать, решила двигаться, пока не стало слишком поздно. Она обошла опушку по дуге, старясь не шуметь и не привлекать к себе лишнего внимания, и вновь окунулась в полумрак леса.

Эмоциональное эхо схватки становилось все дальше. С каждым шагом Йолинь кожей чувствовала, что удаляется от соперничающих животных. Лес на какое-то время стал гуще, словно единой нерушимой стеной сплотились деревья. Теперь Йолинь приходилось чуть ли не проползать под колючими и лысыми лапами елей. Мертвые серые ветки переплелись друг с другом, будто отгораживаясь от окружающего мира. Честно сказать, Йолинь за всю свою недолгую жизнь бывала в парках. Иногда её вывозили на королевскую охоту, где она сидела на широкой подушке в окружении наложниц и придворных дам и безо всякого интереса наблюдала за тем, как кучка мужчин с радостным улюлюканьем сперва уезжает в лес, а спустя часов пять возвращается, опять же улюлюкая и хвастаясь добытыми трофеями. Зная своих братьев, принцесса была уверена, что, оказавшись в лесу, они устраивались с выпивкой и едой в какой-нибудь ложбинке, пока слуги находили подходящие им по статусу трофеи. После чего едва стоявшие на ногах принцы кое-как залезали на своих лошадок и, выкрикивая какие-то пьяные бредни, ехали обратно. Собственно, на этом её опыт посещения леса заканчивался. Она не имела ни малейшего понятия, как отличить чащу от окраины, как сориентироваться, с какой стороны держаться от зверей ни в Аире, ни тем более в Северном лесу. Руководствуясь лишь собственным шестым чувством, на которое не слишком-то и полагалась, двигалась вперед, надеясь, что где-то она все же выйдет.

Чем глубже она пробиралась сквозь непролазную чащу, тем отчетливее ей казалось, что она никогда отсюда не выйдет. Словно воздух делался прелым и затхлым, окружающее пространство смыкалось вокруг Йолинь, а деревья становились все ближе и ближе друг к другу, и, казалось, солнечные лучи терялись где-то в их кронах, не достигая земли. Темнело, но не как ночью, напротив, принцесса продолжала видеть все вокруг, только вот краски будто выцвели. В один неуловимый миг пространство наполнилось всеми оттенками серого: антрацитовые стволы деревьев, чуть более светлая листва, невнятного землистого оттенка покров под ногами. В какой-то момент деревья расступились, и теперь Йолинь могла выпрямится в полный рост. И несмотря на то что теперь она оказалась в сосновом бору, светлее от этого не стало. Всё вокруг казалось серым, мертвым. Она шла и не слышала звука собственных шагов. Возможно, это было из-за того, что теперь вместо прелых листьев под ногами были длинные иголочки. Но Йолинь все больше думалось, что она вступила в какую-то потустороннюю сумеречную зону. Терялись звуки, не слышно было теперь ни пения птиц, ни жужжания насекомых, ни даже ветра в кронах деревьев. Исчезли запахи. Воздух стал странно пресным. Не пахло ни землёй, ни хвоей. Казалось, исчезло само время, залипнув в этом странном лесу. Лишь бешенный стук её ещё бьющегося сердца и прерывистое, неизвестно как возникшее дыхание.

"Соберись", – мысленно скомандовала сама себе, стараясь унять столь неуместную панику.

Не сразу она поняла, что произошло. Вдруг горло свело таким спазмом, что осознала, что не может сделать и вдоха. По пищеводу словно прошла огненная волна, которая основным ударом пришлась на желудок. Такого дикого, всепоглощающего голода она не испытывала никогда в жизни. Будто бы каждая клеточка тела, все её мысли, все ощущения мира сомкнулись на одном самом важном и единственном имеющем значение факторе – насыщении. Она не была голодна, нет, это было больше, чем голод. Жажда насыщения всем, которая вытесняет последние остатки сознания, мыслей, желаний, оставляя лишь одну движущую силу, способную заставить организм, изнывающий в бесконечной агонии, вставать и искать.

"Боги, если вы есть, пожалуйста…" – она боялась додумать саму мысль, лишь поднялась с земли, на которую упала от неожиданных ощущений, и сделала единственное, что имело хоть какой-то смысл в её положении. Вытянувшись струной, прижалась спиной к стволу дерева и замерла. Она, как никто другой, знала, что не убежит. Ещё более отчетливо понимала, что тварь найдет её: стоит той почуять или увидеть, она уже не потеряет след. Да и поздно уже бежать… Куда? С разбитой головой, с больной спиной? Йолинь поймала себя на мысли, что в этом странном месте она словно отстранилась от себя как от личности и воспринимает происходящее сразу в нескольких плоскостях. Ей так жутко, что немеет тело, и в то же время спокойно, как никогда.

Сколько она так стояла, не сказала бы наверняка. Может быть, час, а может, всего мгновение. Он пришел неслышно, но она почувствовала его голод и боль всем своим естеством. Ощущала его приближение, знала точно, какое расстояние между ними оставалось. Считала его неслышные шаги с каждым глухим ударом собственного сердца.

Сквозь полуопущенные веки заметила, как невесомо ступает к ней высокий мужчина в давно истлевших обрывках одежды. Кожа его была знакомого серого цвета, длинные седые волосы клочьями облепили череп и паклей свисали на плечи. Он казался таким тощим, иссушенным, что толкни его – и обратится в прах. Такая внешняя хрупкость его высокого тела могла бы смутить кого угодно, но не принцессу. Она знала, как сильны его руки, как крепок их захват и какова смерть, что приходит вместе с этим существом.

Шаг, ещё один, и он совсем близко, так, что она больше не может видеть его лица, а ее взгляд упирается в грудь вирга. Конечно, все, на чем могла сосредоточиться в тот момент Йолинь, были её собственный страх и ужас от всего происходящего. Единственное, чего она не могла понять, так это почему до сих пор жива. Ей и в голову не могла прийти истинная причина того, что тварь так настороженно к ней принюхивается, вместо того чтобы напасть, утоляя свой первобытный голод.

Подернутые белесой поволокой глаза настороженно изучали представшую перед ними картину. Живое или неживое? Съедобное или нет? Слышен ритмичный стук в груди, но пахнет как земля. Не выглядит тем, что он ищет с тех пор, как существует. Но стучит так, как он любит. Но сделано из грязи. Жадно потянув ноздрями воздух, пытаясь уловить знакомые нотки пищи, тварь опустилась так, что теперь ее лицо было на одном уровне с лицом принцессы. Никакой реакции, но "неживое" смотрит, пристально изучает.

Глаза в глаза, одно дыхание на двоих. Так близко, так страшно и неумолимо, что нет сил даже вскрикнуть. Кончено? Неужели вот так все будет кончено?! Она смотрела в невыразительные мертвые глаза и понимала со всей допустимой ясностью, что это конец. Что в прямом смысле слова она посмотрела смерти в глаза. Сегодня её жизнь завершится где-то в лесной чаще на задворках мира, её тело станет пищей этому существу, а все, что останется, – восстанет и так же, не ведая ни усталости, ни утоления жажды, будет бродить по северным землям в поисках… чего-то, что уже не найти никогда.

Ужас, леденящий душу неконтролируемый и неподвластный разуму, поднялся где-то в глубине души, готовый вырваться наружу, сметая все преграды на своем пути. И прежде чем Йолинь могла подавить его, пока ещё было возможно, она что было силы закричала, так и не отведя глаз.

Ему казалось, что, кроме боли, голода и жажды, в мире нет других ощущений. Он умел с ними жить. Это было нормально. Но когда "неживое-живое" закричало, пришло что-то другое. Ему захотелось бежать, так далеко, насколько хватит сил. Ему захотелось лежать и не шевелиться столько, сколько возможно, пока это не пройдет. Ему захотелось кричать и выть, и трястись, и прятаться, и не двигаться никогда! И все, что он мог, это, отпрянув, замереть на долю секунды, а после сорваться в бег.

Йолинь не сразу осознала, что его больше нет. Что тварь просто исчезла в мгновение ока, и она осталась одна в гнетущей тишине леса. Ноги её ослабели, и девушка как-то неестественно медленно осела на землю. Так, сжавшись в клубок и все ещё не веря, что жива, Йолинь заплакала. Так горько и надрывно, как не позволяла себе никогда. В этот момент она не думала ни о том, что избежала участи хуже смерти, ни о том, что будет делать дальше. Просто что-то настолько тяжелое скопилось внутри, что, не отпусти она это здесь и сейчас, уже не нашла бы в себе сил подняться.

***

Сказать, что дела были плохи – не сказать ничего. Всё шло наперекосяк. То, что женщина оказалась в самом сердце Проклятого леса, он определил почти сразу, но больше ничего конкретного. Все его плетения не имели должного эффекта, удавалось уловить лишь общее направление, и то лишь после того, как к стандартному поисковому заклятию приложил волосы принцессы, делая поиск более конкретным. Создавалось такое впечатление, что в момент, когда волосы оказались на гребне Йолинь, – это был один человек, а тот, кого они искали сейчас, уже несколько другой. Как такое возможно, Рик не знал, но и опрометью бросаться в неизвестность на поиски позволить себе не мог. Проклятый лес – то место, где умирают! Рик мог постоять за себя, но не за каждого в своем отряде, людей, что доверились его мастерству. Потому было принято решение сократить отряд до пяти человек, остальных отправить вместе с обозами до ближайшего селения.

– Может, она уже погибла? – несколько невнятно пробурчал Камил, один из воинов, что остались вместе с Риком.

– Нет, – кивнул тот всем присутствующим, что задавались тем же вопросом, но про себя. – Я знаю, что жива.

Они были в пути до самой ночи. Но когда с неба стали падать первые грузные капли предстоящего ливня, было решено остановиться. Рик не мог больше делать "сокращенных" коридоров, то есть открывать порталы один за одним, на пространство находящееся в поле его зрения. Это было опасно и неэффективно, поиски не давали результатов, но и сдаваться он не собирался. Сквозь заключенный ими союз он чувствовал, что принцесса жива. В какой-то степени, несмотря на всю испытываемую неприязнь к этой женщине, он чувствовал свою ответственность перед ней. Какой бы она ни была, но он дал свое согласие на брак, а значит должен отвечать за неё и не имеет больше морального права просто отвернуться и пройти мимо её беды.

На ночлег остановились почти на окраине "нормального" леса, который плавно переходил в Проклятый. Если можно так сказать, Проклятые земли были заключены в своеобразное кольцо из вполне обычного леса, древнего, давно всеми заброшенного, но пока ещё нормального. И хотя даже здесь животные и растения изменились спустя века, но все же не так катастрофически и необратимо, как внутри кольца.

– Выдвинемся в предрассветный час, – сухо сказал Рик, завершая устанавливать защитный полог.

***

Шаг, шаг, шаг… ноги идут, и ладно. Больше ничего не имеет значения, главное – продолжать идти.

После произошедшего нахлынула странная апатия. Стало спокойно и почти хорошо. Ушли на задний план боль, усталость, страх. Всё словно растворилось и осело где-то глубоко внутри, не тревожило больше. Иногда она спрашивала себя, почему продолжает идти? Как ни старалась, не могла понять смысла в происходящем.

"Идти, чтобы идти? Да, наверное, так", – в какой-то момент решила она для себя.

Царившая вокруг хмарь, казалось, замерла, не подвластная ни солнцу, ни сумеркам, ни ночи. Вокруг ничего не изменилось с тех самых пор, как Йолинь оказалась тут. Все такое же серое, выцветшее и безжизненное. Ни чувств, ни эмоций, ни звуков, ни движения.

Всё изменилось как раз тогда, когда Йолинь уже почти перестала осознавать происходящее с ней. Сознание медленно, но верно отключалось. Она не замечала ни изменений в окружающем пейзаже, ни тем более не следила, куда ставит ноги. Вот как раз это-то и привело в чувство. Йолинь, в очередной раз сделав шаг, и понять не успела, как нога ушла в никуда и она сама просто ухнула вниз. Оказалось, что причиной падения послужил высокий земляной холм с одной стороны и пологий склон – с другой. Вот с пологого склона она и слетела вниз, благо хоть не слишком высоко. Но приложилась все же знатно и опять спиной. Протяжно застонала, не в силах открыть глаза.

"Больше не встану", – подумала она, тем не менее повернувшись на бок и приоткрыв глаза, чтобы в следующий миг замереть и что-то замычать.

Она смотрела аккурат в полуоткрытую пасть, особенно хорошо были видны черный зев и множество внушительных белоснежных клыков. Прошла долгая тягучая секунда, вторая, третья, пасть не шевелилась. Не сразу Йолинь смогла прийти в себя, чтобы рассмотреть обладателя этой огромной вытянутой челюсти. Перед ней определенно лежал волк или нечто на него очень похожее. Некогда белоснежный мех был весь в бурых разводах, вспорото оказалось брюхо. Сами размеры животного ужасали. Должно быть, в холке он достигал бы ей груди, огромная морда, такие же лапы: мощные, некогда сильные. Сейчас же зверь лежал без движения, вывалив длинный язык, у самого входа в неприметную нору. Не сразу Йолинь заметила маленькие серые комочки, разбросанные вокруг зверя, как не сразу поняла, что все это может значить. Самка и детеныши были мертвы. Скорее всего, нечто добралось до них вопреки стараниям матери обезопасить своих детей. Йолинь опустилась на колени перед зверем, почувствовав вдруг странное родство с ним. Она тоже встретилась с тем, что была не в силах победить. Боролась, но не могла отдаться полностью схватке, потому как должна была защитить их, свои маленькие серые комочки, которые дороже всего на свете… но не смогла. А Йолинь выжила, не сделав при этом ничего.

Принцесса дрожащей рукой несмело провела по некогда белоснежной шкуре, пальцы путались в густом меху. Неужели совсем скоро и она будет вот так лежать в какой-нибудь канаве со вспоротым брюхом и вывалившимся языком? От одной мысли об этом стало жутко.

Когда ощущений коснулся чужеродный голод, Йолинь замерла. Неужели опять?! Ещё раз она этого точно не переживет! Но каково же было её удивление, когда вслед за ощущениями последовал едва внятный, приглушенный писк, доносившийся из недр норы, рядом с которой лежал зверь.

На нетвердых ногах принцесса вновь поднялась и, сама толком не понимая, что делает, решительно полезла внутрь логова. Она легко могла протиснуться внутрь перемещаясь на четвереньках. Лишь правой рукой, что совсем недавно гладила погибшее животное, пыталась ощупывать то, что было впереди, уж слишком темно было вокруг. Она как раз вытянула ладонь, когда в руку уперлось что-то мокрое и прохладное. Нос, определенно маленький носик, тщательно обнюхивал её ладонь – и столько всего произошло в этот краткий миг для самой Йолинь. Одно прикосновение к другому существу, что своими ощущениями признавало её как родную, свою. Именно в этот момент принцесса поняла совершенно точно: одна она отсюда не уйдет.

Она попыталась убрать руку, чтобы ухватить животное, но в этот самый момент по ладони заскользил влажный шершавый язычок. Когда-то Йолинь думала, что животные не способны ни на чувства, ни на что-то даже отдаленно напоминающее мысли. Как же она была слепа! Чувствуя всю ту неподдельную радость, что сейчас буквально излучал щенок погибшей волчицы, она и сама не могла сдержать эмоций. Конечно, он радовался родному запаху на её руке, пусть так. Но теперь ей ужасно хотелось, чтобы точно так же он реагировал и на неё саму. Ведь это так ценно, когда кто-то тебе по-настоящему рад, ждет и скучает. Пусть она никогда не найдет этого среди людей, неважно, зато у неё будет тот, кто всегда покажет ей свою искренность без маскарада из лживых улыбок и холодных, ничего не значащих объятий. Конечно, при условии, что она выберется живой из этого Богами забытого места. Сейчас в вымершем лесу, превратившемся за последние сутки для Йолинь в настоящую Вселенную, где нет никого и ничего живого, настоящего, она нашла искру, которая была так важна, чтобы не сбиться с пути.

– Эй Суми о (Моя Искра), – шепнула она в темноту, говоря на родном языке то, что чувствовала.

Кое-как ей удалось вытащить существо из глубокой норы, из которой, по всей видимости, выбираться ему ещё не доводилось. Слишком маленький, если сравнивать с его мамой. Размером с кошку, тощий и голодный, судя по тому, с какой силой заныло в животе у самой принцессы, стоило взять щенка в руки. Серая шерстка спуталась в невообразимый колтун. Щенок часто дышал, и стоило ему оказаться снаружи, тут же зажмурился и заскулил.

– Тэ кио, тэ кио (Все хорошо, все хорошо), – зашептала она, положив руку на маленький круглый животик.

Странный порыв нежности захватил Йолинь в этот момент. Ёще никогда в жизни она так не хотела о ком-то позаботиться, дать почувствовать защищенность в её руках. На краткий миг ей показалось, что эта невероятная, щемящая сердце нежность срывается с кончиков пальцев и перетекает к маленькому существу на её руках. Каково же было её удивление, когда она вдруг ощутила, что животное воспринимает это.

– Об этом я точно подумаю чуть позже, – негромко пробормотала она, опускаясь на колени и кладя щенка у самого выхода из норы.

Йолинь сняла жилет, что надела перед выходом из дома Рика, а следом и рубаху, после чего вновь надела его, а из рубашки наскоро соорудила своеобразную сумку, связав рукава и полы в тугой узел. Подошла к телу погибшей волчицы и провела рубашкой по густому меху, надеясь, что запах матери поможет успокоить животное…

– Нет, не животное – Суми, теперь я буду звать его так, – кивнув собственным мыслям, она продела через получившуюся сумку шею и одну руку, легко подхватила щенка, который, по всей видимости, и сам успокоился и уже мирно сопел на земле. – Неужели это из-за меня? Он почувствовал и потому уснул? – изогнув бровь, вновь заговорила она. – Неважно, сейчас совсем неважно, – отмахнулась она от собственной догадки. – Теперь мне точно нужно выбраться. Очень нужно…

И снова в путь, только теперь, когда на руках она держала чудом уцелевшего щенка, ей казалось, что она уже не имеет права на ошибку. Словно тяжесть сумки, что свешивалась через плечо, придавала сил, пробуждала доселе незнакомое чувство ответственности за чужую жизнь.

***

– Дальше только мертвая земля, – заговорил Саймон, подходя ближе к давно высохшим елям, что сплотились на границе ещё живого леса. – Она точно жива? – спросил он, оборачиваясь к Рику, который уже спешился с лошади. Поверить в то, что человек, тем более хрупкая девушка, могла выжить в обычном лесу севера, было уже чем-то невозможным, а если говорить о выживании в мертвых землях, то легче поверить в то, что их мир круглый!

– Да, если бы это было не так, то я бы почувствовал. Дальше придется идти пешком. Камил и Старис, вы будете ждать нас здесь, Саймон и Беррок, идете со мной.

Рик и сам с трудом верил в собственные слова. Если она до сих пор жива, то её под руку ведут сами Боги!