Властители льдов

– Что здесь происходит? – очень четко спросил он, в голосе его звучала сталь.

Принцесса остановилась, не дойдя до шатра всего несколько шагов. Она тут же обернулась и смерила чужеземца презрительным взглядом, что для женщины было просто непозволительно, и тут же сказала:

– Мы задержимся еще на несколько часов.

– Нет, – коротко ответил Рик. И это его «нет» было столь жестким, что возразить бы не посмел никто.

– Но… – начала было Иола, но северянин ту же перебил ее.

– Собрать шатер, через двадцать минут выдвигаемся, – он повернулся к принцессе спиной, не сомневаясь, что все будет исполнено в точности, как он велел, и направился к своим людям, что сейчас довольно резво обменивались репликами и смешками. Аирцы же тут же принялись исполнять приказ северянина. Тот взгляд, который Иола устремила в спину сереброволосого мужчины, мог испепелить его на месте, если бы девушка обладала хоть каплей силы.

До границы Аира караван добрался за неполных три недели. Все это время мы продвигались весьма спокойно и размеренно. Не было ни стычек внутри отряда, ни каких бы то ни было нападений извне. Что в целом и неудивительно. В Аире не было крупных хищников, способных напасть на такой внушительный отряд, зато их хватало в землях Умира, начиная от огромных тигров, чей рост в холке достигал двух человеческих, а клыки были длиной в две ладони, и заканчивая огромными змеями, способными сломать хребет лошади и заглотить ее целиком. А также ядовитые травы, растения, источники. Конечно, не все, но и тех, что были, хватало вполне. Сэ’Паи Тонг в свое время заставлял меня зубрить наизусть всю флору и фауну, населяющую Умир, иногда мы даже совершали ментальные путешествия в эти края, так что худо-бедно, но я знала, чего нам ожидать от этих мест. Никто толком не знал, почему все эти твари не обитают на землях Империи. Кто-то считал, что это Бог Солнца облагодетельствовал Аир, кто-то, что земли Умира были прокляты многие века назад. Но правда была покрыта завесой тайны и веков. Что было на самом деле, не помнил никто, вот только в Умир без лишней надобности соваться никто не хотел.

Что же касается нападений людьми, в Аире это было практически на грани фантастики. Слишком уж суеверной была наша страна, а страх перед императорской семьей был впитан с молоком матери. Поднять руку на принцессу – приравнивалось к тому, что ты сам проклинаешь весь свой род на века. Безусловно, в землях Императора Солнца были и разбойники и убийцы, но заставить их напасть на «похоронную процессию еще не жены, но уже и не девушки» было невозможно ни за какие деньги.

Посему продвигались мы хоть и медленно, но без лишних приключений. С приближением к границе воздух становился более влажным, а в сочетании с палящим весенним солнцем, и удушливым. Любая одежда промокала на теле в считанные секунды. Ощущение было такое, что сними с себя рубашку, выжми ее и будет добрых полфляги воды, разве что такую воду пить нельзя. Климат менялся, с ним менялась и окружающая нас растительность. Деревья становились более раскидистыми, с пышными зелеными кронами, в коре которых все чаще встречались распускающиеся цветы-паразиты, их семена пускали корни прямо в дерево, отчего казалось, что само дерево цветет разноцветными гирляндами белых, фиолетовых, желтых и красных цветов. Сами растения здесь были более высокими, широколистными, отчего лес вокруг становился практически непроходимым. И если бы не забота Императора о наших стоянках, то было бы и вовсе несладко.

Я же с того памятного вечера, когда меня пригласили к костру северян, теперь присоединялась к ним каждый раз, стоило приготовиться моей пище. Всякий раз они спрашивали, не передумала ли я насчет того, чтобы поесть нормально, и всякий раз приходилось объяснять, что я не могу. Больше всех расстраивался Кельм, иногда мне казалось, что он уже меня похоронил и теперь старательно скорбит… по несколько минут каждый вечер. В целом сама атмосфера у костра чужаков была такой теплой, непринужденной, создавалось впечатление, что собрались добрые друзья, у которых одни интересы на всех. Они много смеялись и шутили, порой я начинала ловить себя на мысли, что понимаю, о чем они говорят. Я и впрямь начинала понимать значение некоторых слов и фраз, и это не могло не радовать. Хотя северяне держались весьма миролюбиво, я все же понимала, что это может быть лишь пылью в «мои детские глаза». Они подолгу расспрашивали меня о традициях в Аире, затем обсуждали это между собой на родном языке и непременно начинали хохотать во всю силу своих легких. Я усердно делала вид, что совсем ничего не понимаю. Тогда отсмеявшись, они продолжали свои расспросы вновь.

– Так почему считается, что когда у женщины очень узкие глаза, это красиво? – скалясь всеми своими зубами, пробасил Олаф на очередной стоянке.

Сегодня мужчин интересовали каноны женской красоты, а не политические устои, как обычно. Полагаю, причиной тому стало несколько распитых бурдюков с вином, но это не столь существенно.

– Потому, – обвела присутствующих смущенным взглядом. Мне на самом деле было неудобно обсуждать с ними такие вещи, сама не знаю почему, но всякий раз, когда разговор заходил за женщин, становилось не по себе. – Есть такое поверье, что в душе у каждой женщины живет демон, который проникает в душу мужчины через глаза и сводит его сума.

– Охохохо, – утробно хохотал Кельм, а ему вторили и остальные. – Es wirte sage ert![32 - Так вот как это называется!]

– Sagt Helga beeretum geehn must sie wlste better![33 - Скажи Хельге, как домой приедешь, пусть на пасеку сходит без маски, может добрее станет!]

– Lada sager aus, du bist cretin when sie inns du![34 - Ладу свою отправь, а то совсем дурнеешь, когда она рядом!] – не растерявшись, сквозь смех и слезы ответил рыжеволосый Брану, обладателю пышных коричневых усов и совершенно блондинистой шевелюры на голове.

– А худоба – это красиво? – тихим шепотом поинтересовался Бьерн.

– Конечно, – тут же согласно кивнула я, – женщина должна быть миниатюрной и хрупкой, с маленькими ступнями и ладонями.

Очередной взрыв хохота и ряд реплик на родном языке.

– Was onter seine legg?[35 - На кой мне сдались ее ступни?] – непонимающе вопрошает Олаф. – If ich dest af reddung see nucht alle![36 - Если я лезу под юбку, то совсем не это разглядывать!]

Следует заметить, что те трое северян, которых я видела в зале Императора, в наших дискуссиях практически никогда не участвовали. Но у меня было такое ощущение, что каждый вечер они пристально наблюдают за всем происходящим в лагере сквозь увеличительное стекло, включая меня. Они смотрят, слушают, подмечают, а все остальные работают как отвлекающий маневр. Ну и развлекаются за мой счет, не без этого. Тем не менее Рик, Брейдан и Дэйм, так звали этих троих, за все время нашего путешествия ни разу не позволили себе вести себя так, как их товарищи. При этом эти трое всегда сохраняли вежливые улыбки на лицах, когда того требовала ситуация, и готовы были присоединиться к текущей беседе в любой момент.

– По мне так краше моей Хельги никого на свете нет! Грудь такая, что даже в мою ладонь не помещается, бедра широкие, а значит, и детей может рожать без осложнений. И все равно, что ладони не маленькие, коли готовят хорошо! – неожиданно сказал Кельм на моем родном языке. – А тебе, Дэй, какие девочки нравятся? Есть зазноба-то?

Отчего-то я очень смутилась от такого вопроса. И сама не заметила, как позволила густому румянцу разлиться на щеках. Зато от остальных скрыть этот факт не удалось. Мужчины понимающе заулыбались, а разговорчивый и не в меру простодушный Кельм ободряюще заговорил.

– Ну, ничего, вернемся домой и найдем тебе девку. Знаешь, какие красавицы в наших краях живут? Тебе такие и не снились! Правда, откормить бы тебя не мешало для начала, а ты все упрямишься, – погрустнел вдруг северянин. – Хоть и чудной ты, но жалко тебя все одно… – Ну, вот и несколько минут скорби по мне на этот вечер.

– See, artendes aus schmutze ins boy fus klein und slim nicht? Er grette uter eina frey ne werde! Grdde trest grief, es warriar zerd[37 - Смотри, обнадежишь пацана, а с таким ростом и фигурой его к нашим девкам и близко не подпустят! Да это еще полбеды, но так он же еще и как воин никакой.], – тихо сказал Олаф, поглядывая на меня с неподдельным сочувствием.

– Und mit wand![38 - И с чудиной!] – подсказал Бьерн.

– Und mit wand, – согласно кивнул Олаф.

– Я им займусь! – ни с того ни с сего вдруг провозгласил Кельм.

Несколько северян дружно сплюнули в огонь на эту его реплику, а кто-то тихо пробурчал:

– Es Dei truelly not diesed?[39 - А Дэй точно не заразный?]

– Слушай, парень, я решил сделать из тебя хорошего бойца, – широко улыбаясь, сказал рыжий северянин, от души хлопнув меня по плечу, от чего я едва не рухнула, распластавшись у его ног, и сильно закашлялась. Мужчины дружно отстранились, прикрывая носы и рты руками. Такого заявления я уже совсем никак не ожидала. Что за прихоть взыграла в голове у этого рыжего словоблудца? Только мне его в качестве наставника и не хватало, чтобы ощутить все прелести этого путешествия.

– Кельм, – откашлявшись, заговорила я. – Спасибо тебе, конечно, – решила сначала поблагодарить этого мужчину за оказанную честь, – но ты знаешь, кто я? – очень спокойно спросила я.

– Ты? – рыжий нахмурился, размышляя над моим вопросом. – Как это у вас называется, служка?

Я даже воздухом поперхнулась. Ну, конечно, что еще они могли подумать? Служками в нашей стране называли не только слуг при храме. Если дело касалось военной сферы, то служка – это человек, который где-то между воином и обычным человеком. То есть молодой человек, который не смог стать профессионалом в силу отсутствия способностей. А посему вынужден отрабатывать свое обучение в качестве «принеси – подай». Одним словом, раб-слуга при военных.

– Кельм, на самом деле я паи последней ступени Ю Хэ, – спокойно ответила я, стараясь бороться с совершенно неуместным чувством обиды за Дэй Ли. Быть служкой это позорно, лучше уж простым крестьянином. Однако как-то эмоционально я восприняла их отношение ко мне? – Этот поход – это мое испытание выпускника.

– Ты паи, правда? – неверяще переспросил Кельм.

– Да.

– Тогда я тем более тобой займусь.

Интересно, если бы я сказала, что я Тень, он все равно бы решил мной заняться? Ну, пусть попробует, может, и впрямь чему-нибудь полезному обучит…

– Ты не обижайся, Дэй, но на вид я тебя одним плевком перешибу, – заявил Кельм, на следующее утро. – Ты маленький и тощий, проку с тебя никакого, – уверенно сказал он и ни с того ни с сего ухватил меня двумя пальцами за руку, так что его пальцы полностью сомкнулись кольцом на предплечье и еще место осталось. Он брезгливо поднял мою конечность и потряс ею для вида. – Это чё? – с подозрением осмотрел мою руку он.

– Рука, – ответила ему я, не пытаясь вырваться.

– Нет, – хохотнул он и вновь потряс моей рукой в воздухе. – Это ж надо… – задумчиво пробормотал он, в это время закатав рукав своей рубахи и подсунув свою руку для сравнение мне прямо под нос, сжав кисть в кулак. Надо сказать, что у меня аж глаза на переносице сошлись. Кулак Кельма был если не с мою голову, так с половину точно. Тугие змеи мышц извивались под кожей, стоило Кельму сделать хоть одно движение пальцем или кулаком.

– Вот рука, – гордо сказал он.

Да у меня ноги, наверное, тоньше его рук в обхвате…

– Запомни, сынок. – Я аж чуть не подавилась от этого «сынок», но маску невозмутимого спокойствия решила держать до конца. – Женщины на кости не кидаются, – убежденно кивнул Кельм. – Воина, может, я из тебя за столь короткий срок и не сделаю, но хотя бы в подобающий мужчине вид постараюсь привести. Ты даже среди своих выделяешься, – грустно покачал головой северянин.

– Что значит «выделяюсь»? – обеспокоенно переспросила я.

– Да ваш народ на нашем фоне и так, как дети на прогулке с родителями, а ты так вообще как младенец верхом на зайце. Вот что, сегодня зайца у тебя я заберу, – сказал он, бесцеремонно хватая мою животину под уздцы, когда я уже закончила привязывать к ней сумки. – Будешь двигаться пешком! Чередуя бег с шагом, я буду следить!

Когда Кельм дернул осла, чтобы увести, то последний попытался истошно заорать, но тут кулак северянина переместился под нос животине, и крик тут же оборвался. А осел, гнусный предатель, покорно поспешил за моим благодетелем.

– До вечера будешь двигаться пешком, – повторил он.

Кельм ушел к своим. Осел казался на фоне северянина только родившимся жеребенком, таким маленьким и беззащитным, что мне даже жалко его стало.