Становление и развитие экономической теории. Том 2

Индивидуализм, институты и экономический процесс

Несмотря на то, что Менгер раньше Визера проявил интерес к эволюции экономических институтов (например, рынков и денег), последний направил все свои усилия на то, чтобы интегрировать теорию институтов с экономическим анализом. Несмотря на свою озабоченность коллективными целями (например, всеобщим экономическим благосостоянием), Визер принял индивидуалистический подход, недвусмысленно отвергнув коллективистский подход. Он задался вопросом о том, какую обоснованную замену мы можем предложить индивидуалистической теории общества. Визер полагал, что, в своей наивной формулировке, она стала неадекватной существующему в мире положению вещей. По Визеру, необходимо уклониться от её фундаментальной концепции о том, что индивид является субъектом социальных взаимодействий, а индивиды, составляющие общество, являются единственными обладателями всей сознательности и всей воли. По мнению Визера, «органическое объяснение» (марсистско-гегельянское), в рамках которого предпринимается попытка создать общество как таковое безотносительно к отдельным людям, к субъекту общественной деятельности, на поверку оказалось провалом. Таким образом, для Визера, отдельные люди были источником всех решений, и решения их всегда осуществлялись в условиях ограничений. Институты вступают в экономический анализ посредством определения ограничений на индивидуальное принятие решений. Менгер выразил суждение о том, что большинство наиболее полезных социальных институтов те, что эволюционируют без сознательно продуманного плана. Визер добавил, что не зависимо от того, результатом сознательного или неосознанного предварительного планирования они являются, они становятся частью экономического процесса, как только они займут своё место в экономической структуре. В конечном итоге, экономика Визера является мостом между идеями Менгера и Веблена.

По мнению Визера, индивид максимизирует свою выгоду, подчиняясь ограничениям, развившимся благодаря постоянно меняющимся институтам, являющимся коллективным результатом индивидуальных человеческих действий. В любое время своей жизни социоэкономическая система обладает динамикой, сформированной предшествующими действиями и историческими событиями. Индивиды со временем создают и разрушают институты. Долгая эволюция институтов любого настоящего общества, в противоположность «рафинированному» государству природной ценности, начинается с различий способностей и природных задатков отдельных людей. По мере того, как учреждения обретают форму, они принимают на себя часть власти для ограничения индивидов явными и неявными способами. Эти ограничения являются естественными регуляторами свободы, и последующие поколения приходят в мир, где существуют данные ограничения. Система имущественных прав, договоров, законов, морали и финансовая структура – всё это институты этого рода, равно как и поведенческие стереотипы и привычки общественных классов. Истинная свобода состоит в осознании индивидом того, что эти регуляторы ведут к его или её будущему развитию, прогрессу и безопасности.

Эти так называемые естественные регуляторы могут стать нездоровыми, если общество попадает под власть правителей-тиранов. Скажем по-другому, несмотря на то, что ограничения и институты оставляют свой отпечаток на каждой эпохе и устанавливают ограничения личной свободы, такие ограничения гибкие, они могут изменяться со временем, и они со временем изменяются. По этой причине, Визер, несомненно, обращался к осуществляющим руководство, о которых он думал как о чём-то вроде экономического, политического и морального «предприятия». Руководство предполагает изменения во всех институтах, но хорошие лидеры осуществят благоприятные перемены, а плохие – неблагоприятные изменения. Другими словами, история не является однонаправленной – она может с лёгкостью обратиться вспять, а не только двигаться вперёд.

Критическая черта экономики Визера состоит в том, что именно экономическая теория проливает свет на социологию, а не социология объясняет экономическое поведение. Проще говоря, индивиды, и это проявляется во всём, максимизируют свою выгоду в условиях ограничений. Институты устанавливают ограничения и, таким образом, косвенно определяют коллективный уровень выгоды в обществе. Мысль Визера всецело можно трактовать в рамках этого центрального, организующего принципа.

Теория общественного благосостояния Визера. Задолго до Джона Кеннета Гэлбрейта, с которым ассоциировалась эта идея, Визер доказывал необходимость учреждения трудовых союзов как компенсирующей силы на рынке труда. Монополии на рынке готовой продукции и монополии на рынке факторов производства проявляют только внешние сходства, и, принимая во внимание то, что монополии готовой продукции противопоставлены неорганизованным потребителям, союз выступает в качестве противника предпринимателям, которые, сами по себе, организованы в виде монополии, что касается спроса на труд. Неорганизованный труд, в терминах современной ценовой теории, монополистически и монопсонистически «эксплуатируется»: рабочие не получают полной стоимости их маргинальных производительностей. Визер полагал, что рабочим следует организовывать и использовать забастовку как защитное орудие против монопольно-монополоидных структур. Сопоставляя профсоюзы и их деятельность с теоретическими результатами австрийской теории стоимости, Визер обнаружил, что лучшее, на что могут надеяться рабочие, это получение платы за их полную маргинальную продуктивность. Профсоюзы необходимы там, где существуют несовершенства структур рынков готовой продукции и факторов производства. Более того, Визер отметил, что, в присутствии взаимокомпенсирующей силы, цены на факторы производства будут приближены к ценам конкурентного рынка. Он указывал, что, если союз добивается установления ставки заработной платы, включающей полную маргинальную продуктивность, то он выиграл значительную выгоду для своих членов, такой профсоюз противостоит нездоровым условиям чрезмерной конкуренции неорганизованной рабочей силы за заработок, а также наносящим работникам большой ущерб соглашениям предпринимателей по контролю заработной платы, профсоюз вынуждает предпринимателей согласиться на цену, установленную эффективным конкурентным спросом. В дополнение к активному объединению в профессиональные союзы, Визер призывал к расширенной роли государства в поощрении духа социальной экономики. Там, где ожидаемые результаты не достигаются в экономике ничем не ограниченной свободой, там, по мнению Визера, одно только государство может поднять голос для защиты слабого. Далее, государство должно быть осознано как «необходимый фактор национального экономического прогресса». Существенно для этой проблемы в целом то, что роль государства состоит в том, чтобы повышать экономическое благосостояние перед лицом власти и господства капитализма и vis-?-vis исторически оправданных прав частной собственности. Теория полезности должна служить основой для государственной оценки экономической силы. Визер выступал за поощрение энергичного государственного законодательного регулирования и/или контроля предприятий, находящихся в условиях несовершенной конкуренции, всякий раз, когда доходы «громадного капитала» были незаработанны, то есть, реализованы без усилий истинного и просвещённого руководства. Визер представил множество примеров незаработанных прибылей, таких как повышающиеся в результате роста населения арендные платы в городах и сельские земельные ренты в случаях, когда речь идёт о больших земельных владениях, и, вдобавок, злоупотребления при учреждении акционерных обществ и спекуляции на рынке ценных бумаг.

В дополнение к законодательному регулированию социальной экономики, государство должно было предпринимать некоторые проекты, которые, в результате, давали бы только небольшую маргинальную меновую стоимость, но которые – с точки зрения общественного интереса – были бы продуктивными для большей общей полезности. Большинство «социальных товаров», включая транспортные средства (такие, как железные дороги и каналы), подпадают под эту категорию. Для таких проектов, Визер предложил определённый тип анализа выгод-издержек, с помощью которых можно было бы подсчитать выгоду, произведённую внешними эффектами в частном хозяйстве. Рыночные определения стоимости, могут быть обманчивыми, и частью именно законодательной функции государства является отыскивание и поощрение с помощью субсидий или государственной собственности проектов, продуктивных в плане увеличения общей выгоды.

Визер считал, что государству не следует пытаться компенсировать все неравенства, доходов или собственности благодаря прогрессивному налогообложению, но он обнаружил, что одно из разумных оснований для прогрессивного налогообложения можно раскрыть в рамках доктрины убывающей маргинальной полезности. Другими словами, государству следует учитывать градации личной покупательной способности как выражение неравенства дохода и имущественного неравенства в своей налоговой политике. У прогрессивного налогообложения, в дополнение к этому, есть аналогия в ведении личного хозяйства в теории ценовой дискриминации, которая приближается к налогу, основанному на способности платить, каковыми являются, например, железнодорожные тарифы. Государство, в довольно незначительной степени, путём прогрессивного налогообложения, приближается к установлению социального равенства в экономике потребительской стоимости. Всё, что выходит за рамки прогрессивного налога на доход, скажем, прогрессивный налог на движимое или недвижимое имущество, противоречило бы духу частной собственности экономики Визера.

Актуальность и влияние нормативной экономики Визера. «Социальная экономика» Визера была, ни больше, ни меньше, нормативной программой экономической политики, основанной на австрийской экономической теории и на теории власти. Тогда как эволюционный характер экономической системы был одним из лейтмотивов в «Принципах» Маршала, в зрелой мысли Визера ему отводилась ключевая роль. Его недоверие к анализу статического рыночного равновесия с очевидностью появилось в его утверждении, касающемся роли теоретика. По Визеру, теоретик всегда должен начинать со статичной посылки. Она лучше всего подходит для его метода идеализации, а динамические отношения не могут быть чётко определены в его мышлении до тех пор, пока не поняты до конца статические условия. И всё-таки, классическая теория была, по существу, теорией экономического развития, и Визер, призывал к возвращению к подобной разновидности анализа, несмотря на то, что отправной точкой для его мысли была не классическая теория распределения, а, скорее, австрийская версия неоклассической теории полезности и распределения. Помимо этого, взгляд Визера на экономический процесс был дарвинистским, и он не представлял себе возможности приближения экономики к стационарному состоянию.

Разработка Альфредом Маршаллом экономики всеобщего благосостояния осуществлялась в рамках анализа статического рыночного равновесия, и он использовал кривые спроса и дополнительной выгоды потребителя как средства для измерения благосостояния. Маршалл, конечно, был хорошо осведомлён о некоторых недостатках анализа статического равновесия, и он заботился о том, чтобы обеспечить пояснения о необходимости поправок на всём протяжении «Принципов». Но отход Визера от главного направления экономической мысли был ещё более разительным, так как он отчётливо противопоставил теорию ориентированной на власть эволюции экономики структуре статического анализа полезности. Визер, поэтому, делал заключения, касавшиеся воздействия власти на всеобщее благосостояние. Существование монополий на рынках готовой продукции и на рынках факторов производства и получающаяся в результате стратификация выгод, цен и доходов могли быть им осуждены, как и прочие институты, препятствующие максимизации прибыли. Потенциал, присущий взаимокомпенсирующей власти, стал большим в его анализе переговоров о зарплате, государственном антимонопольном регулировании и внешней торговле. Визер сознавал, что в идеализированных классических и неоклассических моделях отсутствовали некоторые очень важные и фундаментальные заключения экономической науки, а именно, возникновение мощных, крупномасштабных предприятий, не обязательно являющиеся моделью чистой монополии. В противоположность прочим неоклассическим теоретикам, Визер пытался проанализировать функционирование современной экономики. Подобный метод был принят и другими экономистами этого периода, включая ранних институционистов, но только Визеру присущая оригинальность заключается в том, что он комбинировал австрийскую теорию полезности с эволюционной теорией институтов. Он создал нормативную роль для экономической теории в целом, и, в частности, для теории полезности. Результатом была теория, отличная от того типа, к которому принадлежат теории Маршалла и Пигу, но, всё же, это была теория благосостояния.

Предложения в области политики, извлечённые из анализа благосостояния Визера, были пророческими в том, что касается направлений, которые приняла нынешняя экономическая политика. Вместо того чтобы совершенствовать условия рыночного равновесия, необходимые для статической максимизации благосостояния, Визер счёл ценность очень совершенной идеальной системы меньшей по сравнению с политикой, и перешёл к тому, что можно назвать вторым лучшим решением. Релевантность поздней работы Визера для современной экономической политики повышается благодаря постоянно присутствующему у него желанию оставаться в рамках системы частной собственности. Особая важность роли, сыгранной им в развитии экономической науки, заключается в тех решениях, которые он предложил для решения парадокса частной собственности и максимизации выгоды.

Евгений Беем-Баверк (1851–1914)

Евгений Беем-Баверк, сводный брат и друг Фридриха фон Визера, был третьим великим основателем австрийской экономики. Большое число писателей помещают Беем-Баверка в пантеон капиталистических теоретиков, и некоторые даже оценивают его как самого главного капиталистического теоретика. Несомненно, его влияние на неоклассических и постнеоклассических теоретиков, таких как Кнут Викзелль и Фридрих Хайек, имело огромное значение. Но у Беем-Баверка было множество различных достижений помимо того, что он был одним из главных разработчиков австрийской теории капитала.

Рождённый в Брюнне, Австрия, в 1851 году, Беем-Баверк был сыном высокопоставленного государственного служащего. Он поступил на государственную службу вскоре после окончания юридической школы при Венском университете, но, в скором времени, его привлекло изучение экономики. Вместе с Визером, Беем-Баверк начал изучать экономику в Германии, где он работал под руководством немецкого историка Карла Книса. Он был назначен профессором экономики в Инсбрукский университет, в 1881 году, и там он закончил свою первую книгу, в которой рассматривалась стоимость патентов как абстрактного законного права. В 1884 году Беем-Баверк опубликовал первый том своего трёхтомного выдающегося труда, под общим названием «Капитал и процент» («Kapital und Kapitalzins»). Первый том был озаглавлен «История и критика теорий процента» (1884), вторая, более значимая – «Позитивной теорией капитала» (1889), а третья, являющаяся собранием приложений к третьему изданию «Позитивной теории капитала», озаглавлена «Дополнительные очерки о капитале и проценте» (1909–1912). Ещё одна важная его работа, «Основы теории ценности хозяйственных благ», была опубликована в 1986 году.

Помимо своих трудов, Беем-Баверк сделался выдающимся государственным деятелем. В 1889 году он был призван Министерством финансов для подготовки налоговой и денежной реформы. Он был назначен австрийским министром финансов в первый раз в 1895 году, затем снова в 1897 году и в последний раз в 1900 году. Срок пребывания его на этом посту отмечен большой стабильностью и прогрессом австрийского финансового руководства, это было одной из целей, достигнутых Беем-Баверком в ситуации, когда он не принадлежал ни к какой политической партии. В 1904 году он оставил свой пост и возобновил свои академические научные работы и преподавательскую деятельность в Венском университете.

Несмотря на то, что Беем-Баверк был неустанно работавшим учёным, его работа часто прерывалась государственной службой. Большая часть его трудов была опубликована слишком поспешно, к сожалению, это было особенно верно в случае с его «Позитивной теорией капитала». По этой причине, его работу критиковали за неполноту или расплывчатость. Почти бесспорно то, что это трудное чтение для любого человека с любым уровнем подготовки. Но, даже несмотря на, возможно, чрезмерный энтузиазм относительно его старой профессорской работы, некоторые историки экономической теории и метода сравнивают Беем-Баверка с Рикардо. Несмотря на то, что мнения историков экономической теории на важность наследия Беем-Баверка расходчтся, влияние его на более поздних экономистов превзошло даже влияние Менгера и Визера. Более того, слава Беем-Баверка сохраняется, особенно в области капитала и процентной ставки. Множество современных писателей считают, и не без оснований, что неоклассическая теория уходит своими корнями в работы Беем-Баверка. Каковы бы ни были достоинства этих противоположных точек зрения, ясно, что Беем-Баверк – необходимая фигура при изучении истории экономического анализа.

Субъективная стоимость и обмен

Вместе с Визером, Беем-Баверк был ранним приверженцем теории стоимости Менгера. Более того, он принял большую часть принадлежащих Визеру усовершенствований менгеровской трактовки теории, и он использовал концепцию упущенной выгоды, как и Визер в 1884 году, в рассмотрении, в рамках австрийской экономической системы, определения цены для факторов производства и готовой продукции.

Беем-Баверк не сделал значительных достижений в области теории стоимости, превосходящих достижения его коллеги и друга Визера. Его допущения, по большей части, идентичны допущениям Визера, включая те, что касаются функций производства фиксированных пропорций, теории оценки производственных ресурсов и конечной продукции с помощью приписывания части стоимости отдельным производственным факторам, и допущения о жёстко фиксированных предложениях производственных ресурсов. Беем-Баверк дополнил интересными нюансами темы, изначально разрабатывавшиеся Менгером и Визером, безусловно, но он не сделал заметного прогресса в этой области австрийской экономики.

Одна из наиболее интересных и успешных вариаций на тему субъективной стоимости, тем не менее, имеет первостепенную важность как в силу своей ясности, таки и в силу оригинальности. Это изложение Беем-Баверком того, как различные субъективные определения стоимости влияют на покупателей и продавцов в их определении цены или объективной стоимости. Этот пример можно выгодно использовать сегодня для описания основополагающих субъективных факторов при обмене.

В «Капитал и процент» Беем-Баверк продемонстрировал определение цены в условиях двусторонней конкуренции. В его знаменитом примере речь идёт о десяти покупателях и восьми продавцах на свободном рынке. Все предложенные для продажи лошади, предположительно, одинакового качества, и все кандидаты для этого обмена обладают полной информацией о ситуации на рынке.

Беем-Баверк создал таблицу, изображающую десять покупателей (А

? А

) и восемь продавцов (В

? В

) лошадей и степень субъективной оценки стоимости какждой из этих сторон в этом обмене лошадьми. Адаптированный вариант этой таблицы Беем-Баверка представлен здесть Табл. 13–2.

Из таблицы мы узнаём, что субъективная оценка лошади покупателя А

равна $300, и что он будет готов купить лошадь по любой цене, не превышающей $300. Подобным образом, продавец В

, например, оценивает выставленную им на продажу лошадь в $215, подразумевая под этим, что он продаст свою лошадь по этой цене или по цене выше $215. Для удобства, мы будем считать силу покупателей убывающей от А

до А

, а силу продавцов возрастающей от В

до В

. Таким образом, продавец В

является слабейшим, поскольку он назначает самую низкую из минимальных субъективных определений стоимости лошадей, а покупатель А

является самым слабым, поскольку у него самая низкая из максимальных субъективных оценок лошадей. Как определяется меновая стоимость? Какая ситуация будет преобладать на рынке при цене $150. При цене $150 все желающие купить лошадь десять покупателей останутся на рынке, но, при этом, на рынке останутся только три продавца; то есть, по причине субъективного определения стоимости, только покупатели В

, В

и В

пожелают предложить каждый по одной лошади при меновой стоимости $150. Очевидно, что рынок не очистится, поскольку на нём десять покупателей и только три продавца.

По мере того, как цена поднимается выше $150, тем не менее, рынок лошадей начинает приходить в равновесие. Слабые покупатели – те, чья субъективная оценка стоимости самая низкая – устраняются с рынка, и, по мере того, как растёт цена, прибавляется продавцов. Например, при цене $210, четверо покупателей устраняются с торгов (покупатели от А

до А

) и только пять продавцов включены в них. Но очистится ли рынок при цене $210? Ясно, что нет, потому что, при цене $210, шесть покупателей (от А

до А

), но только пять продавцов (от В

до В

) пожелают участововать в торговле.

ТАБЛИЦА 13–2

Если цена прирастает на $5 до $210, возможно ли рыночное расновесие? К сожалению, несмотря на то, что покупатель А

выпадает из торга, при цене $215 в него включается продавец В

. Таким образом, при цене $215 имеется только пять покупателей и шесть продавцав. Рынок не может очиститься при цене $215.

Но теперь задача ясна. Как может выпасть из торгов покупатель А