Жанна д'Арк из рода Валуа. Книга первая

Хотя…

Хотя, как посмотреть. И если нет другого выхода, из двух зол надо выбрать меньшее. Ради создания своей империи и Карл Великий не брезговал пожимать руки всяким ничтожествам, потому что от ничтожеств беды в первую очередь и жди. Жан Бургундский, хоть и упёрт и хамоват, но всё же личность, одержимая идеей, и это герцог Лотарингский мог понять. Но Луи Орлеанский – этот беспутный щёголь, никем теперь не ограниченный, то самое ничтожество и есть! Пусть даже не в союзе с ним, а только рядом, в Королевском совете, в должности какой-нибудь вроде должности коннетабля – но там, у власти, чтобы отбирая из людей разумных, создать помеху варварским планам Бургундца!

Да, при такой перспективе можно было бы и Луи Орлеанскому руку пожать… Но, Господь Всемогущий, как же это противно для него – Карла Смелого!

И тут, то ли Судьба, то ли провидение, а может и чья-то воля, разом избавили герцога от всех сомнений.

Луи Орлеанский, почуяв себя единоличным правителем королевства после смерти Филиппа Бургундского, решил, (на удивление дальновидно), укрепить свои военные позиции на случай каких-либо посягательств со стороны Жана. Тут бы ему и улыбнулась удача, поскольку нацелился он на область Рейна и, в частности, на Лотарингский городок Нефшато. Но своё требование к герцогу Карлу не препятствовать вводу его войск, облек в форму такую наглую и грубоватую, (да ещё и подкрепленную унизительным напоминанием о вассальной зависимости от него герцога Лотарингского), что Карлу не оставалось ничего другого, как, прорычав: «выродок!», ответить решительным отказом и бросить скомканное послание в лицо побледневшему посыльному.

Стало ясно, что без боя Нефшато не взять.

Однако в одиночку Луи Орлеанский не решался идти на такого противника, как Карл Смелый, особенно учитывая стоящего за его спиной тестя – германского императора Рупрехта, да и собственные, весьма скромные способности в ратном деле. Поэтому, для начала, в боевую готовность были приведены юристы, и грозила разразиться нудная, выводящая из себя тяжба.

Но тут Карл был готов к обороне, поскольку ничего не стоило доказать, что Нефшато к части вассальных владений не относится.

И вдруг, год назад, в Париже, быстро и активно составилась целая коалиция против Карла. Причём, одним из первых, вступивших в эту коалицию, числился герцог де Бар – родной дядя Иоланды Анжуйской – и его давние союзники графы фон Сальм и фон Юлих, а также епископ Верденский…

Вот тогда-то герцог Карл окончательно и вышел из себя!

Едва стало известно, что войска коалиции собраны и готовы двинуться на Лотарингию, он тоже развернул боевые знамена и поставил под них всю свою армию, отозвав даже ту её часть, которая, по договору с Рупрехтом, отошла для укрепления германских границ…

…Нельзя сказать, что сражение под Нанси было каким-то особенно яростным или кровавым. Луи Орлеанский, как и ожидалось, показал себя не самым блистательным полководцем, да и войска коалиции действовали как-то вяло, слишком быстро и охотно признав свой полный разгром. Но даже сейчас, когда они отступили к Пон-а-Му, герцог Карл понимал, что ничего ещё не кончено. И держал лотарингскую армию в боевой готовности, а сам каждое утро лично поднимался в сторожевую башню где, стоя у северной амбразуры, ждал малейшего сигнала, чтобы приказать трубить общий сбор.

И вот в такой-то момент, нежданно-негаданно, появляется посланник от герцогини Анжуйской с самым обычным, но от этого особенно подозрительным письмом!

«…Не вижу никого более способного внушить идеалы подлинного рыцарства моим сыновьям, кроме Вас – единственного, могущего вызвать в них уважение после их отца…» Звучит, конечно, красиво, и для любого другого вполне убедительно, особенно после одержанной победы. Но, учитывая личность этой дамы, Карл не давал себе обмануться. И, вместо того, чтобы обдумывать, как лучше ответить – высокомерным согласием или лицемерным отказом, он без конца размышлял над тем, какой расчёт строит на нем герцогиня? И особенно теперь, в самый разгар вражды с её дядей и его союзниками?

Да, лет пять или шесть назад они встречались в Дижоне. Мадам Иоланда поразила тогда Карла глубокими познаниями в таких областях схоластики и мистики, о которых не каждый мужчина имеет представление. А уж для дамы её положения обладать подобными знаниями было совсем невероятно! Впрочем, скорей всего, именно положение позволяло герцогине эти знания получать. И удивило герцога, в первую очередь, не то, что она их имела, а то, что ЗАХОТЕЛА иметь.

Беседа велась в драгоценной библиотеке Филиппа Бургундского, где он любезно позволил «похозяйничать» своей гостье. И, перебирая древние свитки и фолианты, мадам герцогиня очень ловко переходила от темы к теме, завлекая своего собеседника в извилистый лабиринт умозаключений и выводов, которые она сделала, изучая Историю, как тайную, так и явную.

По мнению мадам Иоланды все более-менее значимые события, даже если на первый взгляд они ничего общего друг с другом не имеют, связаны между собой единым замыслом Провидения, который представляется ей нитью с нанизанными на неё бусами. Взору непросвещённому и непосвященному эта нить не видна, но есть избранные, которым дано проследить её направление не только в глубинах прошлого, но и в будущем, абсолютно скрытом от простого ума.

Примеров приводилось великое множество, от пророков времён короля Пиппина до астрологов короля Генри Короткая Мантия, но увенчало всё пророчество Мерлина о Деве, которая придет, чтобы спасти гибнущее королевство. И поскольку по предсказанию прийти она должна из Лотарингских земель, пример этот был весьма уместен именно в беседе с Карлом.

– Не кажется ли вам, ваша светлость, – как бы между прочим спрашивала герцогиня, сосредоточенно рассматривая гравюру на старинном, ещё рукописном, издании «Кодекса Манесса» – что все события во Франции и за её пределами складываются именно так, а не иначе, как раз для того, чтобы это пророчество свершилось? Все эти войны, эпидемии, браки и смены правителей… Даже безумие нашего короля! Не видите ли вы во всём этом лишь шахматные ходы, которыми Провидение убирает одни фигуры и выдвигает другие, медленно, но верно подводя их к той единственной, появление которой можно приравнять ко второму Пришествию?

Она взглянула на герцога и улыбнулась, давая понять, что высказывает одно только предположение. Но Карл в ответ досадливо поморщился.

Он не любил эту тему.

В Лотарингии только ленивый не предрекал, время от времени, что вот-вот, ещё немного, и Дева явится, чтобы разом избавить их ото всех бед и напастей. Выезжая на охоту, герцог то и дело натыкался на кресты, понаставленные его рабами для молитв о её скором приходе, и давно уже устал от бесконечных донесений, что где-то, в каком-то приходе родилась очередная чудо-девочка, у которой или сияние вокруг головы, или ладошки в золотой пыльце, или на теле родимое пятно в виде короны, окружённой звёздами. Потом, естественно, оказывалось, что ничего такого не было, и все сияния померещились, как и родинки, в которых, при желании, можно было усмотреть что угодно, хоть даже и собачью голову. Но зато оставался горький осадок разочарования.

В юности и сам Карл свято верил в приход Спасительницы. Перечитал все пророчества, сделанные на её счёт после Мерлина, включая сюда и самые ненадёжные, вроде откровений какого-то слепого испанского монаха… Кстати, тот много странствовал и, как говорят, осел где-то на родине этой мадам Иоланды. Уж не у него ли набралась она всех этих идей?

Впрочем, думал герцог, какая ему, в сущности, разница? Повзрослев и как следует узнав жизнь, сменившую юношеские радужные цвета на все оттенки черного и белого, Карл давно уже понял – появление Девы нереально. И незамедлительно высказал это герцогине Анжуйской в ответ на её вопрос-предположение.

– Да, да, вы абсолютно правы, – сразу согласилась она, печально покачав головой. – При нынешнем положении дел в Церкви, о каком чуде Господнем может идти речь… Разве что появится новый папа, способный отрешиться от мирских разногласий.

И тут Карл понял, в какую ловушку завлекает его герцогиня.

«Так вот Вы о чём, мадам, – усмехнулся он про себя. – Все эти умные речи сводились к одному – к попытке уговорить меня не препятствовать созыву вашего никчемного собора! А я-то уж было подумал… Но, как бы тонко вы ни подводили меня к нужному для вас решению, всё равно это глупо. И, раз уж на то пошло, извольте – откровенность за откровенность».

– Так вы считаете, что появление третьего папы это положение улучшит? – спросил он, не скрывая сарказма. – Что ж, на этот счёт я вам сделаю своё собственное пророчество и предреку, что некий греческий епископ на Священном престоле вызовет смуту ещё большую, чем прежде, в которой, как и ваш супруг, я приму активное участие, только с противной стороны. Не сочтите меня грубым, но в отличие от тех, кто готовит Пизанский собор, я вовсе не считаю этого выскочку Филаргоса бусиной на нити Провидения.

– Да полно вам, герцог, – не прерывая своих занятий, беззлобно откликнулась мадам Иоланда, – никто его таким не считает. Но по моему разумению, в отличие от ныне действующих пап, монсеньер Филаргос может стать просто очень удобной вехой, через которую нить Провидения скорее достигнет нужно цели. И кроме этого, ЕСЛИ ХОТИТЕ, он ни во что больше вмешиваться не станет…

Тогда, переходя от изумления к раздражению и обратно, герцог Карл не увязал в единую цепь миссию Филаргоса и пришествие Девы. Все разговоры о пророчестве он посчитал всего лишь приманкой – переходом к тому главному, чего хотела добиться от него мадам Иоланда. К тому же, пять-шесть лет назад единственное чего можно было ждать от нового папы – это прекращение войны, поскольку внутренние междоусобицы своего нынешнего размаха ещё не достигли.

Но сейчас, зная истинное положение дел и понимая, что спасти Францию может только чудо, Карл Лотарингский вдруг припомнил тот давний разговор и призадумался. Что если герцогине действительно нужен тесный союз с ним? Как женщина умная и дальновидная, к тому же, близкая ко двору, она не могла не понимать в каком положении находился сейчас герцог. Как и то, что он с самим чёртом готов побрататься, лишь бы в королевстве не стало ещё хуже. И, кто знает, не известно ли ей нечто такое, за что Карл, не то что с чёртом побратается, но и душу ему продаст?!

Во дворе поднялся какой-то шум.

Герцог остановился и, перегнувшись через деревянные перила галереи, посмотрел вниз.

Большая телега, видимо въехавшая совсем недавно, стояла посреди двора, со всех сторон облепленная свободными от караула лучниками и хохочущими служанками с кухни. Что происходило на телеге видно не было, но сквозь грубый солдатский гогот и визгливые подначивания служанок пробивался тонкий девичий голосок, умоляющий ничего не трогать.

– Что происходит? – крикнул герцог.

Запахнув плащ плотнее, он, вместо того, чтобы идти в свои покои, спустился по боковой лестнице во двор.

Челядь мгновенно расступилась, согнувшись в поклонах, и Карл увидел совсем юную заплаканную девицу, почти лежащую на корзинах, укрытых соломой. Подол юбки на девушке был задран, а на тонкой белой ноге виднелись грязные следы от солдатских лап.

– Что здесь происходит? – нахмурившись, переспросил герцог.

– Торговка из Люневиля привезла овощи, мессир, – ответил, не разгибая спины, один из лучников.

Карл снова перевел взгляд на обнаженную ногу, и девушка быстро одернула подол. Из-под ровных, темных бровей на герцога сверкнули поразительно зеленые глаза.

– Ты кто такая? – спросил он, осматривая небольшие, ещё не загрубевшие кисти рук и чистую шею, видимую сквозь раздерганную полотняную одежду девушки.

– Ализон Мэй, – опуская ресницы, пробормотала та.

– Ты крестьянка?

Девушка густо покраснела, видимо совсем смутившись от такого внимания, и замолчала, теребя подол передника, от которого не отрывала взгляда.

– Её отец служит в церкви Святого Георгия регентом, – сообщила одна из замковых служанок. – А Ализон с матерью живут в Люневиле, выращивают овощи и продают. У них там ещё двенадцать детей.

Карл подошёл к повозке поближе.

– Чем ты торгуешь?

Все ещё не поднимая глаз, девушка сдвинула с верха корзины солому, выудила, порывшись в ней, ярко-красное позднее яблоко и протянула его герцогу.

«Дева, – пронеслось в голове у Карла, когда пальцы их на мгновение соприкоснулись. – Дева из народа, но чистая и прекрасная, не похожая на грязных крестьянок и распутных дочерей ленников… Господи Боже, как всё было бы просто и хорошо! Но разве смогут наши спесивые принцы и бароны принять такую? Нет, даже представить невозможно…»

– Через месяц поступишь в услужение к старшей фрейлине герцогини, – буркнул он, не глядя на девушку. – Деньги за тебя будут переданы отцу, а матери выделят землю…