Жанна д"Арк из рода Валуа книга вторая

Брови мадам Марго сердито съехались к переносице.

Эта женщина, которую Судьба словно мячик кидала то вверх, то вниз, убитого отца не любила.

Пользуясь своим положением опекуна королевских детей, он когда-то заставил её – совсем еще юную – выйти замуж за дофина Луи, несмотря на горячую любовь к другу будущего мужа – молодому герцогу Бретонскому.

– Станешь королевой – будешь поступать, как твоя свекровь! – кричал Жан Бургундский на дочь. – А мне нужно с королевским домом родство более близкое, чем то, что есть сейчас!

Но королевой Марго так и не стала. Зато успела в полной мере вкусить все неприятности, которые дарит нежеланный брак с нелюбимым. Она открыто страдала после трагедии Азенкура, когда пришло известие о пленении герцога Артюра, но после смерти Луи даже не стала делать вид, что огорчена. Только, вернувшись назад в Бургундию, спросила изгнанного еще раньше отца, не желает ли он теперь породниться с холостым английским королем, чтобы она имела возможность вызволить из плена того, кого любит? Но отец, обозленный на весь белый свет усилением власти Арманьяка, отвесил ей пощечину и велел сидеть тихо, пока не подыщется новый выгодный кандидат.

– Не любишь признавать свои ошибки? – спросила тогда Марго, вытирая кровь с губы. – А ведь союз с герцогом Бретонским был бы сейчас очень выгоден, не правда ли? Но я благодарна тебе хотя бы за то, что у меня больше нет того мужа, который был.

Новой оплеухи она дожидаться не стала и, действительно, сидела тихо в своём поместье, целиком отдаваясь восторженному ожиданию возлюбленного, по примеру героини рыцарской баллады, которую ей бесконечно читали её фрейлины.

Постепенно и возлюбленный, и сама любовь к нему идеализировались настолько, что стали походить на бирюзовые с позолотой картинки из книги – идеальные и приукрашенные до слащавости. А потому, когда мессир Артюр, живой и осязаемый, из плоти и крови, наконец, предстал перед ней, мадам Марго откровенно растерялась. С явным изумлением смотрела она на огрубевшее, с тяжелыми складками лицо, помеченное глубокими шрамами от ножа английского лучника, на руки, еще покрытые струпьями от недавно перенесенной болезни, и на тоску – совсем не героическую – в этих давно не юношеских глазах.

Прежней любви в своем сердце она не нашла. Но на брак согласилась. С одной стороны потому, что других претендентов на её руку так и не появилось, а с другой – из чисто бургундского упрямства, желая утвердить свою волю перед отцом даже после его убийства.

А тут еще и приехавший вместе с Артюром герцог Жан очень толково разъяснил мадам Марго, что убийством этим станут теперь манипулировать все заинтересованные лица, и будет лучше, если они – герцоги Бретонские – окажутся рядом в качестве родни и третейского судьи, отделяющего «зерна от плевел».

– Европа повозмущается и остынет, – повторял он без устали. – Но здесь вас, как дочь, требующую справедливого возмездия, начнут перетягивать на свою сторону племянник, королева, английский король и – рано или поздно, как бы абсурдно это ни прозвучало – сами «дофинисты». В такой ситуации без твердой опоры растеряется любой, не говоря уже о слабой женщине. А мой брат готов встать между вами и целым миром, чтобы защитить, помочь разобраться и не очутиться, в конце концов, с теми, с кем не надо!

Такая постановка вопроса мадам Марго окончательно убедила. Брак был быстро заключен и, в отличие от предыдущего, оказался при ближайшем рассмотрении даже приятен. Правда, за всеми военными сражениями, осадами и последовавшими одна за другой королевскими смертями, об убийстве герцога Бургундского почти забыли. И в глубине души мадам Марго была рада, что забыли…

Но тут приехал Ла Тремуй, который словно голос Рока с любезной улыбкой возвестил: «Отсрочка закончена, мадам, и пора выбирать – против кого и во имя чьих интересов вам надлежит потребовать возмездия».

– Так вы говорите, что видели, как убивали моего возлюбленного отца? – снова вернулась к теме мадам Марго, после того как супруг и его гость вдоволь наговорились о законности коронации дофина

– О, мадам…

Ла Тремуй покачал головой и картинно прикрыл ладонью глаза, демонстрируя невозможность спокойно вспоминать о совершенном злодействе.

– Я не только видел… До рокового моста я ехал бок о бок с убийцей и был жестоко обманут его лживыми уверениями в том, что все обиды прощены.

Мадам Марго с удивлением подняла брови.

– Вот как? – произнесла она презрительно. – Выходит, дофин не доверял даже своему ближайшему окружению?

– О, что вы, мадам, что вы!!! – испуганно замахал руками Ла Тремуй. – Я имел в виду вовсе не дофина!

Выпучив глаза, он всем телом подался вперед к герцогской чете, как будто готовился сообщить им о какой-то страшной тайне.

– Дофин – несчастный юноша, воспитанный женщиной слишком властной, чтобы позволять кому-то иметь мнение, отличное от её собственного! Это просто сказалось – вот и всё! В то время его высочество был подавлен и сильно расстроен её болезнью, он не мог сопротивляться бесконечным нашептываниям и подстреканиям со стороны тех малопочтенных людей, о которых вы, ваша светлость, как раз и говорили. Будь герцогиня рядом, она бы, конечно, не допустила… Она бы придумала что-то более изощренное, но не такое кровавое, и уж конечно, не опустилась бы до убийства! Однако, повторяю, её болезнь, а, более всего, её воспитание сделали свое дело. Растерянный юноша просто склонил свой слух к тому, кто был особенно настойчив.

– Кто же это? Мне говорили о дю Шастеле, – сказал герцог.

Ла Тремуй откинулся на спинку стула и с хорошо разыгранным удивлением перевел взгляд с герцога на герцогиню, потом обратно.

– Господи, неужели пока я был в Сюлли некому было указать на истинного виновника?! Мне кажется, господин де Жиак достаточно громко кричал о нанесенном ему оскорблении и так потрясал своими рогами, что тень от них металась по всей Франции!

Мадам Марго презрительно фыркнула.

– Мой отец не один год состоял в открытой связи с Катрин де Жиак, и её супруг имел много возможностей послать вызов!

– Герцог Жан его бы не принял, дорогая, – покосился на жену де Ришемон. – Кто такой был этот де Жиак, пока не стал министром при дворе дофина? Королева Изабо отлучила его от двора еще в восемнадцатом году за слишком активную поддержку графа Арманьякского.