Орелинская сага. Книга третья

Правитель Верхнего Города как раз уточнял у леппов, подлежат ли восстановлению самые глубокие внутренние покои дворца и гнездовин, поэтому сердито покосился на шепчущихся.

– Это он так смотрит вовсе не из-за того, что мы ему мешаем, – снова зашептал Форфан. – Просто злится, что не может сам расспросить о твоем исцелении.

Донахтир еле заметно улыбнулся.

Отец когда-то говорил, что, как Иглоны, они не будут больше иметь права на слабости и ошибки, но какие же они еще все-таки мальчишки! Особенно теперь, когда миновала такая страшная опасность, когда все пострадавшие уже на пути к выздоровлению, а город вот-вот начнет восстанавливаться.

Донахтир слегка раздвинул крылья и отклонился на высокую спинку трона.

Он принял решение и теперь точно знает, что сделает после того, как посетит Галерею Памяти.

Он полетит к амиссиям!

Когда-то прорицательницы сочли возможным сказать ему, что дети Дормата живы. Может быть, и теперь они хотя бы дадут понять для чего эти, толком не знающие друг друга старцы, придут на Сверкающую Вершину.

И принятое решение показалось Донахтиру панацеей ото всех бед.

Если разговор с амиссиями получится, он с легкой душой объявит своим подданным о скором приходе наследников и не отяготит их разум назойливыми мыслями – смогут ли новые Иглоны достойно править? Он сразу даст необходимые разъяснения, и готов даже рассказать о призраке в тайном тоннеле, если, конечно, подобные откровения потребуются. Пусть! Великий Иглон больше не боится этой правды! Лишь бы на пользу пошла, и на Сверкающей Вершине не возникало никаких волнений из-за того, что отлаженная жизнь снова претерпит изменения…

Но тут вопросы Твовальда иссякли, и Ольфан повел леппов в свои покои, чтобы усталые ремесленники смогли подкрепиться.

Твовальд же немедленно повернулся к Донахтиру и жадно уставился на его руку.

– Как? – выдохнул он, не находя других слов.

– Я бы тоже хотел взглянуть, – робко подал голос из своего угла ольт.

Он страшно волновался и потому забыл обратиться к Правителю как следует, Но Великий Иглон великодушно не обратил на это никакого внимания и снова закатал рукав.

Дежурный ольт, вытянув шею, приблизился на почтительное расстояние.

Ему хватило одного взгляда. Потом в глазах ольта загорелось благоговение и, подняв на Донахтира восхищенный взгляд, он прошептал с легкой дрожью в голосе:

– Я слышал, что древние Правители могли творить подобные чудеса, но, честно сказать, не представлял, как такое возможно!

Форфан с Твовальдом, ничего не понимая, уставились на брата, приводя его в смущение – Донахтир еще не решил, как преподнести им новость о записях Гольтфора. Но тут Дихтильф, скромно стоящий в стороне, поспешил на помощь.

– Великому Иглону угодно лететь со мной немедленно, или дело подождет до утра? – смиренно спросил он, подходя ближе.

– Лететь? Куда? – воскликнули Иглоны, тут же забыв о чудесном исцелении.

– В Галерею Памяти, – ответил Донахтир. – Мне необходимо кое-что там просмотреть. А потом…, – он положил руку на плечо Твовальда. – Прости, брат, я не смогу облететь с тобой города, как собирался. После Галереи Памяти меня ждет дело, которое не терпит отлагательств.

Твовальд понимающе наклонил голову.

– Мы улетаем немедленно, Дихтильф!

Донахтир встал с трона, спустился по каменным ступеням и добавил, обращаясь к братьям:

– Ждите. Возможно, я принесу новости, которые избавят нас ото всех сомнений.

С этими словами он прошел мимо согнувшегося в поклоне ольта и покинул зал Церемоний. Следом за ним, почтительно попрощавшись, ушел и Летописец.

* * *

Сверкающая Вершина таинственно мерцала ледяным навершием, особенно красивая и величавая на фоне золотисто-коричневого неба. Бледный лунный серп робко поглядывал на неё снизу, не рискуя забраться повыше, пока не угасли последние отсветы закатившегося солнца.

Летописец с Великим Иглоном опустились перед входом в Галерею Памяти и сложили крылья.

– Правитель пойдет со мной, или предпочтет подождать, пока я вынесу плиту сюда? – спросил Дихтильф.

– Вынесешь? Зачем? – удивился Донахтир.

– Не оставлять же её там, – в свою очередь изумился Летописец. – Я думал, что теперь Тайное Знание следует перенести в тоннель, разве не так?

Он недоумевая смотрел на задумчивое лицо Правителя.

Дихтильф был уверен, что Донахтиру не терпится скорее прочитать найденные записи, и свой вопрос задал исключительно ради соблюдения приличий. Но реакция Великого Иглона оказалась совсем не такой, какую он ожидал. Вместо того, чтобы устремиться по переходам Галереи к желанной тайне, Донахтир нерешительно стоял на пороге и в задумчивости покусывал нижнюю губу.

– Разве ты не станешь переносить эти записи? – еще раз спросил Дихтильф, надеясь вернуть своего Правителя к действительности.

Но Донахтир вдруг отвернулся и сел на большой валун возле входа.

– Я не пойду туда, Дихтильф, – тихо, но твердо сказал он. – Я не могу. Это было неправильное решение. Мне нельзя…

– Но…, как же…? – пробормотал Летописец.

Он потерянно смотрел на Донахтира и не знал, что еще сказать. Почему «не пойду»? С какой вдруг стати? Неужели боится?!

Летописец с жалостью и пониманием покачал головой. «Глупо. Очень глупо, – подумалось ему. – Но понять это можно. Будь я на месте Донахтира, я бы тоже, наверное, не решился. Наследники Дормата живы, и он не чувствует за собой полного права читать о Великом Знании, но…»

– Ты достоин этого, – вслух произнес Дихтильф.

– Я достоин прочитать только то, что написал Гольтфор о себе, – не поднимая головы, ответил Донахтир. – Но остальное читать не стану. Ты ведь понимаешь меня, не так ли?

Летописец вынужден был кивнуть.

– Ну вот. А потом мы занесем плиту в тайный тоннель и оставим там…

– Мы?! Но мне нельзя туда заходить! – в испуге воскликнул Летописец.

– Гольтфор заходил, и тебе можно.

Дихтильф недоверчиво глянул на Великого Иглона.

– А почему Правитель так уверен, что Гольтфор туда заходил?

– Потому что он не оставил там плиту, – коротко обронил Донахтир и встал, всем своим видом давая понять, что ничего больше объяснять не станет.