Альдор застыл, не веря ушам.
– Нигде не было…
Эккехард рассмеялся.
– Главное – вовремя прятать бумаги, вы же сами знаете. Ну же, ваша милость, подумайте сами, вы же умный человек. Девочка – дочь мятежника, вы не забыли? А Зулли – род древний, набожный и довольно мстительный. Неужели вы думали, что Батильда так лихо простит вас с королём после всего, что вы сделали с её семьёй? – Ламонт Эккехард насмешливо фыркнул и вскинул резко очерченные брови. – Ещё когда её отца и братьев схватили, она тайно получила нашу поддержку. Следует отдать ей должное, терпение у Батильды поистине ангельское – выжидать удобного момента столько времени, есть, спать, жить вместе с человеком, которого ненавидишь… Она ждала, лишь изредка выкраивая время на краткие встречи с нами. И, слава Хранителю, дождалась. Справедливость наконец восторжествует. Хотя бы для неё.
Тяжёлый сгусток в груди Альдора, что давил и мешал дышать всё это время, наконец-то лопнул, и барона едва не стошнило прямо на кровать пленника.
– Мы не захватывали Ульцфельд, милорд Эрцканцлер. Он перешёл под наши знамёна добровольно. Батильда сама передала Фридриху ключи как ранее – своё лоно, – не говорил, но словно добивал Эккехард. – Бывай вы на подаренной земле чаще, глядишь, и заметили бы неладное. Но вы же не видели ничего, кроме службы человеку, который оставил вас здесь умирать.
Альдор молчал, лишь немного покачивался из стороны в сторону, пытаясь осознать ещё одно предательство. Ламонт Эккехард поднялся с подушек и приблизил лицо к Грауверу:
– Грегор не успеет. Другие пути отрезаны. Даже если вы убьёте меня и Фридриха, Батильда родит наследника, который рано или поздно уничтожит еретика Волдахрлда и всех, кто его поддерживает. Замок падёт, и после дерзости, что вы учудили, щадить не станут никого. – Кислая вонь изо рта Ламонта в этот миг показалась Альдору дыханием смерти. – Я даю вам последний шанс остаться в живых, милорд Граувер. Присягните сейчас.
2.4 Сифарес
Десари вздрогнула и заползла под одеяло, когда хлопнула дверь в прихожей её покоев. Эфа шагнула за шум, и по тому, как низко поклонилась тучная рабыня, девочка поняла, что пришёл дед.
– Здравствуй, синичка! – Эсмий жестом велел Эфе раздвинуть занавески. – Как ты себя чувствуешь?
Десари нахмурилась, но тут же поспешила стереть недовольство с лица. Синичкой её называл лишь отец, и только они вдвоём знали, почему он выбрал это прозвище. Дед же… Десари чувствовала его отчаянную потребность быть нужным ей, страх за неё, но было в его взгляде и тоне что-то ещё. Нечто, что настораживало её всякий раз, как он приходил. Десари понимала, что ещё мала для его магистерских интриг, но сердце подсказывало: дедушка Эсмий держал её взаперти не просто так. А после того случая с участием Артанны Магистр, казалось, и вовсе сошёл с ума – не подпускал к ней никого, кроме лекаря да Эфы. Лекарь, к слову, оказался новым, и Десари догадывалась, что его прислали из Магуссерии.
– Десари, ты меня слышишь? – встревожился Эсмий.
Девочка поспешно отогнала размышления прочь.
– Да, конечно. Прости. Сегодня мне лучше. Я бы даже прогулялась в саду. Можно?
Магистр вопросительно взглянул на стоявшего за его спиной лекаря.
– Если магус Веллий разрешит, я буду только рад. – Эсмий посторонился, подпуская его к постели. – Прошу вас.
Десари тряхнула головой, отгоняя остатки дремоты, и улыбнулась магусу. Этот был совсем не похож на того, которого приводил отец. Она очень скучала по Симузу, но чуяла нутром, что не должна ни в коем случае говорить об этом Эсмию. Было между ними что-то, чего она пока не могла понять, но хорошо чувствовала. Холод, тщательно скрываемую ярость, вынужденные улыбки. Сидя взаперти ей только и оставалось, что вспоминать разговоры, которым она была свидетельницей, да размышлять над полутонами человеческих эмоций.
Ещё она иногда прикасалась к аметистовому котёнку, что однажды принёс отец, и пыталась мысленно до него дотянуться – так Десари узнавала, что Симуз жив, что рядом с ним Артанна и тот её хорошенький молодой племянник-ваграниец. Порой Десари жалела, что у неё не было никакой вещи Фештана – так хотелось посмотреть на мир его глазами! Артанна же, как и прежде, оставалась для неё закрытой.
Магус Веллий закончил беглый осмотр и, повернувшись к Эсмию, изрёк:
– Прогулка пойдёт молодой госпоже на пользу. Она полностью здорова, но ей ежедневно нужен солнечный свет и небольшая корзина фруктов для восстановления цвета лица.
– Магус Веллий, а ягоды мне тоже можно? – спросила Десари, воодушевлённая рекомендацией. – Я так соскучилась по тем крупным красным ягодам с косточками.
– Нужно!
– Прикажу подать на обед, – пообещал Эсмий. – Эфа, помоги ей одеться и выведи в сад. Буду ждать там.
Рабыня жестом показала, что всё поняла, и поклонилась вслед уходящим посетителям.
Едва закрылась дверь покоев, Десари вскочила с кровати и подбежала к балкону.
– Неужели мне наконец-то разрешат вернуться к занятиям, Эфа? Я так соскучилась по наукам! Так хотела бы вернуться к поездкам верхом! Может, если позволит здоровье, даже попрошу дедушку пригласить того мастера, который тренировал Артанну драться… Но это вряд ли. Не разрешит. Опять будет оберегать меня, как вазу из гацонского хрусталя.
Рабыня недоверчиво покосилась на девчонку, покачала головой – дескать, вечно всякая дурь в голову лезет, и потрясла в воздухе платьем.
– Иду!
Десари не видела ценности в дорогой одежде, поэтому никогда не крутилась перед зеркалом. Впрочем, по тому, как на неё начинали смотреть редкие гости дворца, она понимала, что с внешностью ей скорее повезло. Но это пока мало волновало Десари. Куда интереснее было гулять в саду, рассматривать цветы и деревья, слушать разговоры, глядеть на порт. В порту постоянно что-то происходило, это манило, и Десари мечтала однажды там побывать.
У пронзительно белых мраморных ступеней, что спускались к верхнему уровню садов и фонтанам, её уже ждал дед.
– Пойдём, синичка, – он протянул ей сухую морщинистую руку, и Десари едва не отдёрнула ладонь – до того кожа деда показалась ей горячей.
– Ты сам точно хорошо себя чувствуешь? У тебя жар!
Эсмий слабо улыбнулся.
– Всё хорошо, девочка моя. Это пустяк. Пойдём…
Десари насторожилась. При дневном свете она смогла разглядеть, что Магистр выглядел неважно, словно его высушили и выпили все соки – тонкие руки, дрожащие пальцы, кожа как пергамент. И дело было вовсе не в возрасте: ещё недавно Эсмий Флавиес пробежал большое расстояние с факелом в руках на церемониальных игрищах. Сейчас же он был худ и слаб, а ведь раньше любил поесть и баловал её разными лакомствами. Десари отметила, что дед даже не предложил ей пирожных, которыми всегда потчевал после прогулки. Значит, вовсе забыл о еде или сама мысль о пище его отвращала.
Что-что во всём этом было не так.
– Ты умираешь? – поражённая внезапным озарением, выпалила Десари, но тут же снова перестала быть хозяйкой своим мыслям. – Нечто растёт внутри тебя и съедает заживо. До следующего лета ты не доживёшь.
Её голос звучал словно откуда-то издалека, и она не могла контролировать его. Десари казалось, будто она повторяла слова по чьей-то подсказке. Девочка мотнула головой, пытаясь прогнать это странное состояние и увидела, что Магистр застыл, изумлённо глядя на неё.
– Мертвые боги, Десари! Ты даже сильнее, чем я предполагал. – Он доковылял до скамьи под сенью лимонных деревьев, и внучка послушно засеменила за ним. – Садись, девочка. Ох, моя милая, жаль, твоя мать мертва. Знала бы она, какой последний подарок нам преподнесла…
– Я сделала что-то важное? Или плохое? Не понимаю.
Магистр облокотился о мясистую ветвь дерева и тяжело вздохнул.
– Ты во всём права, – прошелестел он. – Что-то действительно меня пожирает, и наши лекари лишь разводят руками. Увы, даже могущественные магусы не всегда могут спасти человеческую жизнь. Кажется, я обречён. – Дед посмотрел на Десари так пронзительно, что она едва не разрыдалась. – Но прежде я должен многое успеть, особенно для тебя, синичка.
Десари не отстранилась, когда дед ласково прикоснулся к её щеке, лишь дрожала, сама не понимая толком, отчего. Она впервые чувствовала смерть так близко. Её холод, неумолимость, её… ничто. Смерть, это абсолютное уничтожение, всепоглощающая пустота, великая власть тьмы, была слишком близко. Её нельзя было увидеть, обонять – только почувствовать. Пах дед – стариком, благовониями и эннийским табаком. Благоухал сад: цитрусами, мёдом и розами. Пах порт – солью, помоями, рыбой. Смерть же не пахла ничем.
И Десари впервые испугалась до немоты.
– Не печалься, синичка, – проговорил Эсмий. – Немного времени у меня ещё есть, и мы потратим его с пользой. Только мне потребуется твоя помощь, чтобы сделать всё правильно. Ты поможешь?
– К-конечно, дедушка.
Не плакать. Десари впилась ногтями в ладонь, надеясь, что эта боль хоть немного отвлечёт. Она была Флавиесом, пусть и бастардом. А дедушка учил, что Флавиесы никогда не показывают слабости ни перед кем.
– Славно, – Эсмий вяло улыбнулся, достал из кармана шёлковый платок и протянул Десари. – Не могла бы ты посмотреть кое-то глазами владельца этой вещи? Это очень мне поможет…
2.5 Эксенгор