– На священной земле Эксенгора всегда будет мир. Пока из подножья Фатира и Норнфьи исходит ручей великой реки, пока спят гора-отец и гора-мать, ни один северянин не посмеет бросить другому вызов здесь, – напомнил Магнус. – Возьми свой посох и умерь пыл, Айга. Некоторые решения приходится принимать быстро, – спокойно, без гнева, проговорил он. – Ты увела свой клан почти к самому Освендису и не оставила в Вевельстаде гонца из своего племени, который смог быстро вас найти. А медлить я не мог. Честно тебе скажу: вряд ли моё решение бы изменилось, будь ты тогда при мне на совете. Но тогда, быть может, я смог бы убедить тебя.
– Это вряд ли, Огнебородый, – процедила мецка.
– Так это правда, Айга? – крепкий бородатый мец в цветах другого клана вышел к очагу и указал на старуху. – Ты не оставила гонца в Вевельстаде?
Глава Айего молчала.
– Значит, ты первой нарушила уговор? – не отставал мец.
– Да, Хирто! – раздражённо бросила Айга. – Да, не оставила. Да, нарушила! Потому что знала – он всё равно не позовёт нас!
Магнус спрятал печальную улыбку в рыжей бороде и аккуратно тронул старуху за плечо:
– Ты ошиблась, Айга. Я действительно отправлял своего гонца в ваши земли. Да только он вернулся с вестями, что ты увела народ на восток. Выходит, я нарушил уговор потому, что первой его нарушила ты. Вот тебе наука: хочешь, чтобы у тебя спрашивали совета – сделай так, чтобы вопрос до тебя дошёл.
– Позор! – выкрикнул человек, звавшийся Хирто. – Ты обманула нас! Ты говорила, что оставила человека в Вевельстаде!
– Другого вождя мецам! – призвали из-за его спины.
– Верно! Избрать другого!
– Тихо! – пророкотал Магнус, и гвалт резко утих. – Айга ошиблась, но она хотела вас защитить. Она не верила мне, ибо её учили не верить тем, кто водит дружбу с южанами. И она поступила так, как считала правильным. И не мне её судить. Если желаете нового вождя, прежде спросите у богов, что они думают, благо вы сейчас ближе к ним, чем кто-либо, – предложил он, воздев глаза к потолку. – Принесите жертву, совершите ритуал, спросите совета – мы как раз выходим на Фатир завтра. Отложите споры на время, взяться за топоры всегда успеете. А уж если захотите взяться за оружие, то идите ко мне, ибо я вступил в союз с хайлигландцами, чтобы вместе дойти до империи. То будет величайшая война – и мы в ней победим.
– Большая война? – робко спросил кто-то у очага – Фастред не разглядел, ослеплённый ярким пламенем огня. Но голос был женским. – Снова… Ты обещал нам мир, Магнус.
Огнебородый понимающе кивнул.
– Чтобы обрести мир и покой, сначала придётся повоевать, – сказал он. – Завтра я тоже пойду просить совета у богов. А ты, король Грегор, – он обернулся к хайлигландцам, – поезжай на охоту, пока мы молимся и общаемся с богами. Как раз на несколько дней. И Истерд бери, она любит походить с рогатиной. Мой дружинник уже всё устроил. Эй, Райно! Ты же все приготовил?
Райнер Эккехард вышел из тени трона.
– Да, вождь!
Фастред заметил, что лицо короля вытянулось от удивления.
– Эккехард? Это ты?
– Да, ваше величество, – поклонился почётный пленник. – Мне нужно многое вам рассказать.
– А сейчас, – Магнус вскинул руки, отчего многочисленные браслеты на его руках весело зазвенели, – Пир и мир! Ну-ка, выкатывайтесь отсюда, добрые люди – бараны на вертелах сами себя не съедят.
Аристид не шелохнулся. Фастред заметил, что патрон едва шевелил губами, но уловил лишь одну фразу.
– Торг с мертвецами? – удивлённо переспросил он.
– У вагранийцев есть такое выражение, – пояснил Аристид. – Торг с мертвецами означает ситуацию, когда человек прилагает большие усилия, чтобы достичь чего-то, но старается напрасно.
– Я не понимаю…
– Эти северяне. Грызутся напрасно. Им не избежать божьей воли. Завтра они пройдут проводить свои языческие обряды на гору Фатир. Но, если я трактовал знаки верно, многие не вернутся.
Фастред встрепенулся.
– Знаки? Святой брат, леди Истерд раскладывала руны и тоже видела знаки. Говорила про опасность, землю и кровь. Или кровь из земли. Я не особенно слушал, но…
– О, так наша дева обладает даром провидения? – заинтересовался Аристид. – Интересно. Пойдёмте же пировать, друг мой. Путникам иногда можно нарушить пост.
Фастред остановился, не дав монаху увести себя.
– Мы должны предупредить вождей!
Аристид даже не обернулся.
– Нет.
– Но почему? Если многие не вернутся, то…
Монах устало вздохнул, повернулся к Фастреду и уставился тому прямо в глаза:
– Успокоитесь, брат Фастред. Хранитель милосерден, но порой даже он допускает жестокие события, ибо лишь познав жестокость мира, можно понять ценность божьей любви. Те, кто не вернутся, все равно не смогли бы принять нашего господа и реалий нового мира. – Он бережно взял руки Фастреда в свои и безмятежно улыбнулся. – Прошу, не смейте никому говорить о том, что сегодня узнали, иначе господь обрушит гнев и на вас.
1.4 Турфало
Вала трясло от волнения. При других обстоятельствах он наверняка свернул бы шею, рассматривая великолепное убранство дворца правителей Гацоны – позолоту и мрамор, статуи и вазы из цветного камня, невообразимой красоты витражи и картины придворных мастеров. Но сейчас, стоя в поклоне перед самими кронпринцем Умбердо и его супругой мог лишь робко глядеть под ноги.
Принцесса Рейнхильда наплевала на этикет и спустилась к Валу под суровые взгляды церемониймейстеров и озабоченные охи служанок: длинный шлейф слишком яркого для хайлигландской внешности платья едва не завернулся вокруг её ног, так что принцессе пришлось подхватить его руками и открыть взору окружающих щиколотки и бархатные башмаки. Судя по реакции придворных, жест сочли вульгарным, но хайлигландке до этого не было дела. Наоборот – Вал заметил, как её губы тронула лёгкая улыбка – казалось, Рейнхильде нравилось провоцировать местное общество. Когда она приблизилась, беглец склонился ещё ниже – так, что полы замызганной в дороге ливреи легли на жутко скользкий мраморный пол.
– Как тебя зовут, гонец? – по-хайлигландски спросила принцесса.
– Валериано, ваше… высочество?
Рейнхильда хмыкнула и подала ему руку, приглашая выпрямиться.
– В следующий раз, когда задумаешь прикинуться королевским гонцом, выучи титулы дворян, – подмигнув, шепнула она. – Это едва ли первое, чем учат слуг знати. Но ты ведь не стал бы лгать без веской причины, верно?
Вал кивнул:
– Я действительно из замка Эллисдора, хотя не гонец. У меня важные новости. Пришлось переодеться, чтобы добраться до Турфало побыстрее: королевским гонцам на постоялых дворах меняют лошадей, – шёпотом тараторил он. – Дело государственной важности, уверяю вас.
Рейнхильда резко посерьёзнела.
– Понятно. Здесь молчи и оставайся гонцом, кем бы ты ни был на самом деле. То, что ты сделал, считается серьёзным преступлением. Но если сведения и правда важные, я закрою на это глаза. Понял?
– Да, ваше высочество.
Ровный и хорошо поставленный голос принцессы успокаивал его, хотя Вал заметил, что при упоминании новостей из дома женщина внутренне напряглась. Но здесь, при дворе, видимо, появление эмоций считалось непозволительной слабостью.
– Любовь моя, я чувствую себя ущербным, когда ты говоришь на языке, которого я не знаю, – вмешался Умбердо. – Вы не могли бы перейти на имперское наречие?