Если у вас нету тети

– Зинаида Михайловна, должна вам сказать: Степанида Степановна просто не способна причинить кому-то зло. Я не верю, что она убила девушку. Здесь какое-то недоразумение.

– Да вот и я так думаю. Хиленькая, интеллигентная. А Настя была кровь с молоком… А там кто знает, кто знает…

– Зинаида Михайловна, я завтра приеду, и мы с вами поговорим. Еще раз вас прошу, не оставляйте детей до утра одних.

После подобных новостей пришлось растолкать Олега. Когда до него дошло, что его тетку обвиняют в убийстве, он вознегодовал:

– Да что я, Степу не знаю? Кого она могла убить? Самое большее, на что она способна, так это поставить мышеловку, и то выносить мышиный труп просила бы кого-то другого. Бред! Не бери в голову. Разберутся. Стоит один раз взглянуть на Степу, чтобы тут же понять: этот «божий одуванчик» убить никого не может. Рассказать кому – не поверят. Степа – убийца! Ничего более смешного не слышал. Ха-ха-ха! – наигранно рассмеялся Олег и, пользуясь тем, что я нервно вглядываюсь через стекло в ночную темень, незаметно достал из коробочки две таблетки экстракта валерианы и тут же сунул их в рот. Эти безобидные таблетки разбросаны у нас по всей квартире: на кухне, в спальне и даже в ванной комнате. Жизнь у нас, сами знаете, какая, так что время от времени мы таким образом успокаиваемся.

– А если она преступила грань самообороны? Вдруг эта девушка первая на нее напала?

Олег тут же меня высмеял:

– Кому она нужна, по большому счету?

– Это ты о ком?

– О Степе, разумеется.

– Как ты можешь говорить так о нашей любимой Степе? Конечно, прежде всего она твоя родственница, но она нужна и мне, и Анюте!

– Марина, я имел в виду совсем другое. Она не носит бриллиантов. Одевается очень скромно. Ну и потом, она в том возрасте, когда мало уже желающих посягнуть на ее честь.

– Прекрати! Нормальный у нее возраст. Она ненамного старше меня, – почему-то обиделась я… за себя. – Скажешь тоже! По-твоему, когда даме немного за тридцать, – тут я приврала немножко, – то на нее и посмотреть некому? Ты меня удивляешь.

– Ладно, конечно, найдется, кому смотреть, – пошел на попятную Олег. – Я, например, смотрю, даже иной раз заглядываюсь.

– Олег, не время шутить. Убита девушка. А обвиняют Степу.

– Ясно одно – надо ехать в «Сосновую рощу» и узнавать все на месте.

– Ты поедешь?

– Не могу: завтра у меня важная встреча. Поезжай ты, дам водителя.

– Ты всегда так. Другой бы отец тут же помчался спасать своих детей.

– Давай не пороть горячку. Ничего с детьми не случится. Какой смысл мчаться сейчас, если до утра осталось три часа?

– Раньше приедем.

– В четыре часа утра? А дальше? Дети спят в номере. Ты чем займешься?

– Похожу, поспрашиваю, что случилось. Может, свидетелей найду.

– Каких свидетелей? Все люди в это время спят. Будить станешь? Нет, Марина, утро вечера мудренее. Выпей валерьяночки и ложись спать. – Олег выколупал из облатки еще три таблетки. Две протянул мне, одну проглотил сам. – А утром поедешь с водителем. Он тебя отвезет прямо в «Сосновую рощу». Увидишь детей, потом поговоришь с полицейским, который арестовал Степу. Я уверен, это недоразумение, он разберется и тут же ее отпустит.

– А если нет?

– Тогда наймем адвоката. Ложись спать, в восемь будет машина.

– Нет. Не надо служебной машины, я лучше с Алиной поеду.

– И то верно, должна же ее душа болеть за сына.

Уснуть мне в эту ночь так и не удалось. Какой может быть сон, если все мысли там, далеко, в лесу, рядом с детьми, маленькими и беззащитными! А Степа? У кого повернется язык назвать ее убийцей? Хотелось бы мне посмотреть на этого недалекого человека, надо же – выдвинуть столь дикое обвинение! И я посмотрю на него и задам один-единственный вопрос: «Неужели ты не видишь, кто стоит перед тобой? Разве с первого взгляда не ясно, что Степа самый миролюбивый и безвредный человек на белом свете?» Посмотрим, что он мне на это ответит.

Не дожидаясь семи часов, я позвонила Алине. Она попробовала пробурчать, что еще слишком рано для телефонных звонков, что она еще спит и собирается еще этим заниматься как минимум час, и вообще, когда проснется, она сама мне перезвонит.

– Алина, я сейчас тебе такое скажу, – перебила я поток ее сонного красноречия, – что сон с тебя как рукой снимет.

– Что-нибудь с Саней? – заполошно выкрикнула Алина, у которой мгновенно сработал материнский инстинкт.

– Дети живы и здоровы, – успокоила я Алину и тут же огорошила: – Степу забрали в полицию.

– Степу-у-у? – удивленно протянула она. – Что она могла такое натворить? Ей-богу, зная Степу, ничего в голову не лезет. За что ее забрали в ментовку? Разнимала малолетних драчунов или утихомиривала пьяных дебоширов, истязающих жен и детей, а в итоге оговорили ее? А может, схватила за руку воришку, и ее под одну гребенку загребли в обезьянник? – попробовала пошутить Алина.

– Ее обвиняют в убийстве.

– В убийстве? – переспросила Алина. – Это шутка?

– Какая, к черту, шутка! – вскипела я. – Будь сегодня первое апреля, и то бы я не стала так шутить!

– Значит, не шутка? – продолжала допытываться подруга.

«Это она со сна такая тупая, или я такая невнимательная: раньше не замечала, что Алина с трудом во все врубается?» – подумала я, теряя терпение.

– Это не шутка! Просыпайся скорее, заводи машину и дуй ко мне – поедем Степу выручать.

– Я мигом! Одеваюсь! Буду через двадцать минут, – отрапортовала Алина и положила трубку.

Глава 2

Понятное дело, Алина через двадцать минут не появилась. Не появилась она и через час. Алина вообще не тот человек, чтобы отвечать за свои слова. Она все делает как ей удобно. Одним словом – пофигистка. Может быть, это кого-то и шокирует, но я давно привыкла к ее манере опаздывать, для нее время – категория неконкретная. Двадцать минут – это совсем не двадцать раз по шестьдесят секунд, а час или больше. Короче, непродолжительный срок, за который она может принять надлежащий вид, то есть: умыться, одеться, выпить чашечку кофе, нарисовать глазки и подобрать сумочку к туфлям.

На сей раз экипировка заняла у нее один час пятнадцать минут. Ну что ж, примерно на это я и рассчитывала. Алина резко затормозила свой «Опель» в моем дворе и нетерпеливо просигналила, мол, я уже здесь, а тебя все еще нет.

Вместо приветствия я дала ей понять, что сегодня не время опаздывать:

– Почему так долго? Устала в окно выглядывать, договорились же, через двадцать минут.

– Двадцать минут, двадцать минут… Мне только на стоянку пятнадцать минут бежать! – фыркнула Алина и сделала вид, будто возмущена моими необоснованными претензиями.

– Зачем тогда обещала?

– Опять придираешься к словам? Садись давай, чем раньше поедем, тем раньше приедем.

Я плюхнулась на переднее сиденье.