Если у вас нету тети

– Да, в «Пьяном буйке».

– Одна?

– Нет, не одна, в компании. Но все из нашего отеля. Человек, наверное, десять, все те, что в один день приехали.

– Восемь, – поправил Аню Санька. Он не то чтобы наблюдательней Анюты, просто любит все конкретизировать. Понятие «несколько» для него не существует, он всегда называет точную цифру. Если «пять», то это «пять», а не больше четырех или «где-то так, четыре-шесть». Эту черту он перенял от Вадима, своего отца, ученого-микробиолога. Алина, к сожалению, безошибочно считать могла только деньги.

– И долго вы в этом «Буйке» сидели?

– Два часа, – не задумываясь, ответил Санька.

Я присвистнула. Что можно делать два часа в отнюдь не детском кафе да еще в вечернее время?

– Шашлык съели, а потом Степа отвела нас в номер, – вспомнил Санька.

– А сама?

– Сама вышла подышать свежим воздухом.

– Ее долго не было?

– Не знаем. Когда она вернулась, мы уже спали.

– Ну, Степа! Ночью бросить детей! – возмутилась я.

– Не кипятись, с детьми все в порядке, – успокаивая, Алина похлопала меня по руке. – Ну захотелось человеку пройтись перед сном. Что здесь такого? Должна же быть у человека личная жизнь?

– И до чего ее довела эта личная жизнь? До тюремных нар?

– Марина, не надо все утрировать. Мы пока только разбираемся. Кстати, дети, в ресторане вы видели Настю когда?

– В четверг.

– А что произошло вчера?

– Да ничего особенного. Все по плану: завтрак, пляж, обед, свободное время, опять пляж и ужин. Вечером катались на лодке. Степа заставила нас грести вдоль берега до соседнего пансионата и обратно. Я хотел переплыть реку, а она: «Нет, нас унесет! Давай осмотрим затоки на нашем берегу». А там интересного мало: или в компании пьют, или парочки черт-те чем занимаются. Спросил у Степы, чем конкретно, она жутко покраснела и ладонью глаза мне закрыла, – хохотнул Санька.

«Эх, Степа, Степа, – покачала я головой, не став при детях комментировать ее действия.

– Потом нас отправили спать, – продолжила Аня. – Мы даже успели заснуть. Проснулись от стука в дверь. Я пошла открывать: думала, Степа с прогулки вернулась, а ключи найти не может. Но вместо Степы стояли полицейские. Они спросили, кто мы такие, где родители, а потом попросили достать Степины документы и вещи.

– Почему только Степины? Они и в наших сумках рылись, – опять поправил Аню Санька. – Везде заглядывали: под кровать, в шкаф, даже крышку от бачка в туалете снимали. Дежурная рядом стояла, только охала. Она-то нам и сказала, что Степа Настю убила.

– Мы испугались, плакать начали, – подхватила Аня.

– Ты испугалась и плакала. Я не плакал.

– А то я не видела! Рукавом нос вытирал!

– Нос! Не глаза же! Может, у меня насморк резко начался?

– Ага. Резко.

– Дети, не спорьте. Вам полицейские сказали, что теперь со Степой будет?

– А что с ней будет? – деловито переспросил Санька. – Увезли нашу Степу в районный следственный изолятор.

– Это вам так полицейские сказали?

– Почему полицейские? Сами догадались, не маленькие. Они, после того как все осмотрели в номере, попросили нас собрать Степе зубную щетку, мыло и кое-что из одежды. А дежурной наказали связаться с нашими родителями, чтобы приехали и нас забрали. Или, на худой конец, с нами остались до окончания срока.

– Мама, а мы теперь домой? – с грустью в голосе поинтересовалась Аня. – У нас еще целая неделя оплачена.

– Целая неделя? – переспросила Алина и, сыграв бровями, уставилась на меня. – Это же сколько, получается, мы потеряли…

Господи, как хорошо я знаю свою подругу. Сейчас она начнет меня уговаривать остаться. Наперед зная, по какому сценарию пойдет последующий разговор, я довольно резко ответила:

– Да, я проплатила номер за две недели. Но как можно отдыхать, когда близкая родственница гниет на нарах? Нет, нет и нет! Дело Степы наверняка заберет областное управление внутренних дел. Мы, Алина, должны быть в городе, чтобы помочь ей. Если тебе начхать на нашу родственницу, то я не могу так поступить с бедной Степой. Я все силы и средства положу, чтобы ее вытянуть из тюрьмы.

Я не заметила, как перешла на крик. Дети сидели молча на диванчике, вжав головы в плечи. Когда я в таком возбужденном состоянии, со мной лучше не спорить. Алина старалась на меня не смотреть. Она бездумно водила взглядом по номеру и временами легонько вздыхала, ожидая, когда же я наконец закончу орать.

– По большому счету, мне наплевать на деньги, – не унималась я. – Что такое деньги? Сегодня они есть, а завтра их нет. А вот Степы такой уже не будет. Не могу себе представить, как она со своим доскональным знанием творчества Пушкина и Лермонтова, Тютчева и Блока, Гумилева и Ахматовой…

– Игоря Северянина, – растрогавшаяся Алина смахнула набежавшую на глаза слезу и продолжила ряд классиков русской поэзии.

– Ну да, и его тоже. Как она со стихами в голове вместо трезвых мыслей окажется за колючей проволокой? Как? Что с ней будет? Сколько дают за убийство, не знаете? Да какая разница! Она и года не протянет за решеткой!

– Мам! Ты что, действительно думаешь, что наша Степа убила Настю? – оборвала меня на полуслове Аня.

«И правда! Что я несу? Неужели я могла поверить в то, что Степа кого-то убила?» – я стыдливо замолчала, чувствуя, как мое лицо покрывается пунцовыми пятнами.

Алина сидела и откровенно наслаждалась моим конфузом. Вдоволь налюбовавшись моим лицом, она наконец открыла рот:

– Я только хотела сказать: чтобы помочь Степе, нужно самим во всем разобраться и лишь затем делать выводы.

– Ты хочешь сказать…

– Да, танцевать лучше от печки. Раз уж мы здесь, грешно упустить такой шанс. Нам надо поговорить с отдыхающими и обслуживающим персоналом.

– Да, Алина, ты права, – хорошо подумав, согласилась я. – Кроме нас с тобой, Степу никто не защитит. Только есть одна загвоздка.

– Какая?

– Дети.

– Мы? – Аня и Саня скорчили возмущенные рожицы. – Мы вам мешать не будем.

– Но вам какое-то время придется побыть одним.