Прощание с Аэлитой. Роман

– Не очень. Сами дойдем.

– Не годится, – Семен решительно подхватил девушек под руки, – ведите, однако.

Парфену ничего не оставалось, как следовать примеру товарища.

Мать Парфена спала, и молодые люди прошли на цыпочках в дом. Постель уральцу приготовили на веранде. Парфен притащил туда же раскладушку для себя. Друзья заснули, едва приклонив головы.

Семену снилась невеста в белом: она убегала с криком:

– Поймай меня!

Он долго бежал за ней и совсем запыхался, когда девушка остановилась и, обернувшись к нему, со смехом подняла фату.

– Аэлита?

Поднялся ураган, Аэлита поднялась ввысь, и с отчаянным криком умчалась в бескрайнее голубое небо, оставив его горестно взывать о пощаде.

Семен проснулся, и долго лежал, мучаясь от совершенно нового, неизвестного чувства.

– Наталка, я скучаю по тебе! – мысленно произнес, и удивился фальши, которую услышал в немой фразе. – Блин! Завтра поеду за билетом домой, завтра поеду за билетом домой, поеду за билетом до…, Аэлита – не заметил, как уснул.

Когда открыл глаза, солнце поднялось высоко. Парфена не было рядом, но слышался голос товарища:

– Мам, елы-палы, опять мои лилии трогаешь? Сказал сам, значит, сам!

– Не обидится твоя зазноба, честное слово!

– Я обещал Аэлите, что лично выращу для нее. Нечестно получится. Все равно, как готовые купить.

– Чудачка, твоя Аэлита!

– А сама дружишь с ней.

– Кто ж будет дружить? Девчонки, ой, завистливые.

– Вообще, со сверстницами помрешь от скуки.

– Странная девушка! Хорошая, добрая, но странная. Тяжело будет парню, что полюбит.

– Я люблю ее, и мне легко. Глупости это!

– Значит не сильно.

– А вот возьму, елки-палки, и женюсь.

– Только не забудь спросить, она пойдет ли.

Парфен засмеялся в ответ.

Семен аккуратно сложил одеяло и постельное белье, собрал раскладушку, и, потягиваясь, вышел во двор.

– Как спалось?

– Тетя Женя, дрых, яко сурок, однако. Смотаться бы за билетом в обратку.

– Домой? Едва приехал, и домой? Рванем в Питер, пошляемся, город посмотрим. А то мамаша спросит, что видел в северной столице, как отчитаешься?

– И то, сынок, – поддержала Парфена мать, – погости, дорогой. Возьмите Аэлиту, до конца недели девка выходная.

– В магазине по недельному графику пашет, – объяснил Парфен, – до воскресенья гуляет. Еще четыре дня, палки-трепалки.

– Ладно, ребята, умывайтесь, и завтракать! – Тетя Женя ушла в дом. Молодые люди последовали за ней.

Только уселись за стол, тетя Женя телефон несет:

– Сынок, тебя.

– Елки-моталки, – Парфен вздохнул недовольно, – мам, ну просил же. Да, слушаю. Василий Михалыч? Что стряслось? Ну, дела-а, копать-перекопать. Ладно, хорошо.

Он положил трубку на стол, отодвинул с отвращением:

– Мать, вот какого дьявола меня позвала? Сама говоришь Питер, и что?

– Да объясни толком, Фенечка.

– Мои черти напортачили с крышей. Дураки безмозглые! Глаз да глаз.

– Понял, дружок лепший, – Семен широко улыбнулся, – где дом то?

– Какой дом?

– Этого, блин, Василия Иваныча.

– Михалыча. Большая Вишера. Помнишь, мимо ехали вчера, палы-перепалы?

– Не помню. Да и хрен с ним. Очень далеко?

– Да ну. На мотоцикле минут пятнадцать, ети ее. – Парфен окунул блин в яично-масляный соус, и отхватил добрую половину. Семен доедал блин с вареньем:

– Я с тобой. Спасибо, тетка Женя. Вкусно, как дома.

– Не спеши, торопыга, – Парфён потянулся за вторым блином.

Тетя Женя засмеялась:

– Парфенка меньше четырех блинков не ест. Да и ты, уважь, гость дорогой, смотри, какой худой.

– Сенька не худой, а стройный, мать. А у меня через пару лет жирок завяжется от масляных блинков. – Парфен выгнулся, погладил себя по животу, – люблю покушать вволю. Со мной, говоришь? Хорошие мастера в цене, что делать умеешь?