Прощание с Аэлитой. Роман

– Она существует, – прошептала Аэлита, опустив глаза.

В груди Семена екнуло, проснулось сердце, забилось, застучало так, что, казалось, пассажиры уже не слышат голоса экскурсовода. К глазам подкатили слезы. Он сильно и нежно пожал руку девушки:

– Милая! Не думай о будущем, забудь прошлое, потому, что есть только мы и сейчас, сегодня. Я люблю тебя и мне абсолютно плевать, что будет завтра. Но, если хочешь, чтобы я уехал, уеду и женюсь на той, которой дал слово.

– Останься! – Она помолчала. Потом вдруг встревожено спросила, – говорят, счастье не построить на несчастье другого?

– Я тоже думаю об этом. И знаешь, что?

Она вскинула на него беспокойные глаза:

– Что? – не спросила, а выдохнула.

– Если уеду, двое станут несчастными. Ты ведь не давала слово Парфену?

– Нет, но он был моим парнем. То есть…, – Аэлита покраснела и опустила голову.

Семен растерялся: то ли о чем подумал?

– То есть?

Девушка пожала плечами.

– Я не вправе пытать. Сам хотел склонить Наталку, да мать ее помешала: спортишь, говорит, девку.

– У меня матери нет. Думала, любовь у нас, пока тебя не увидела.

– И я.

Речной трамвайчик подходил к причалу, и пассажиры начали суетиться. Встал с места и Семен.

– Сеня, успеем.

Он нерешительно потоптался и опустился рядом с Аэлитой:

– Милая, моя, бедная. Эх, не было меня рядом: обломался бы соблазнитель.

– Что ты, что ты? Парфен хороший, он замуж зовет по-честному. Любит.

– Ходит, посмеивается, гад, думает, завладел девкой. Рога обломать бы ухажеру.

– Я думала, и ты хороший! – Аэлита вскочила с места и почти бегом направилась к сходням.

Семен бросился вдогонку, нагнал уже на набережной, поймал за руку:

– Дожидай! Ах, дурак я! Ну, прости, деревенщину неотесанную. Сам же говорил, забудь прошлое. Ну, хочешь, в речку сигану?

Аэлита остановилась и с любопытством посмотрела на парня:

– Сиганешь?

– Ей Богу!

– А милиция? Я ведь сделаю вид, что вижу тебя в первый раз. Тебя в милицию, а, что, если я без тебя в деревню вернусь?

– Конечно, бляха-муха, зачем тебе впутываться?

– А в деревне Парфенка, что скажешь? – Девушка явно подсмеивалась.

Кровь прилила к лицу парня, он крепко сжал кулаки.

– Ну, передумал сигать?

– Н-не знаю.

– Болтать, все горазды, – Аэлита презрительно (так показалось Семену) усмехнулась.

Он круто развернулся, и не успела девушка даже ахнуть, очутился в черной воде Фонтанки.

Быстрыми саженками Семен подплыл к гранитным ступеням и в мгновение выбрался на сушу, где его поджидала испуганная Аэлита:

– Тикаем!

Они припустили по набережной прочь от многолюдного Невского, свернули в маленький проулок и очутились в уютном сквере, где отдыхали молодые люди, мамаши с детишками, старики. Здесь на них не обращали внимания. Переведя дух, Аэлита посмотрела на спутника и расхохоталась. Тот хотел сделать вид, что сердится, но не выдержал и тоже залился смехом:

– Ну и кавалер! Мокрая курица! – Схватил Аэлиту, крепко прижал к мокрой рубашке и поцеловал в губы.

– Сеня…

– Никому не отдам! Нынче матери позвоню, что свадьба отменяется. Простит, однако.

Он показал на свободную скамеечку, и они присели.

– Мать простит. А кто девушке доложит?

– Ай, думаешь, легко Наталье меня выслушать? Скажу, не успел из дому намылиться, другую встретил? И кто я после? Здесь надо осторожно: не ровен час взаправду бросится с Писаного камня в быстрину.

– Что за фантазии? Хотя.…Скажи, она говорила об этом?

– Да. Забудешь, так и знай, взберусь на камень Писаный и поминай, как звали.

Аэлита задумчиво покачала ногой:

– Не знаю, правда ли, но, в умных книжках пишут, если человек грозит самоубийством, он не покончит с собой.

– Об этом можно говорить сколь угодно пока самого не коснется. Пудовая задача. Но я не собираюсь взваливать груз на плечи матери. Ей там жить, ей смотреть в глаза Наталье и сватье. Придется поехать и честно объясниться, – тяжело вздохнул, – веришь, нету сил оторваться, звездочка моя.

Взял ее руку, поднес к щеке, потерся, как котенок, расправил ладошку и поцеловал в самую серединку: