– Молчун, Молчун, свои!
Пес заскулил и удалился в будку, где повозился и вскоре улегся спать. Дураки, дрыхнут, а ему нисколько не охота. Он зажмурился, представив, как Аэлита спит, кулачок под щечку, и видит во сне его, Сеню.
– Милая, родная. «Любимого к сердцу прижму и не отдам никому!» Это про него, не отдам никому. Единственная, необыкновенная! На целом свете!
Занимался рассвет: из серо-белых плотных туч пробивались низкие лучи. Поежился: зябко и хорошо! Холод вообще здорово! На морозе дрова рубить в одной рубахе. Мамка выскочит в пуховом платке на плечах, ватничек под мышкой:
– Сынок, возьми, простынешь, однако.
– Брось, мам, на дрова, – а сам колуном тюкает, пар от спины. Опосля в просторные сени и ну из алюминиевого ковша морозного квасу сёрбать. Зубы стынут. Красота!
А маманя причитает:
– Вот-вот, употевши, ледяного пойла, прямая дорога в больницу.
А он маму крепко обнимет, целует в серебряный висок:
– Старушка моя дорогая! Здоровья моего на семерых, – и подхватит, закружит на вытянутых руках, а мамка смеется, заливается:
– Какая ж я старушка, еще и пятидесяти нет, возьму, вот, и замуж выскочу. Только младшенького пристрою в хорошие руки.
– Эт кутят в хорошие руки отдают, а я сам с усам.
– Эх, внуков бы понянчить. Дети кто куда – одна останусь. Вылетишь из родного гнезда, – и замолчит.
Поставит мать на ноги, хмуро скажет:
– Я отсюда никуда. Жинку в заимке возьму, тебе помощница будет.
Семен вздрогнул: никак задремал? Матушка привиделась, а ведь правду сказала, не будет у него жены в заимке. Хотя почему? Аэлита ясно выразилась, поедет за ним куда угодно. Радость охватила его, расправила грудь, плечи. Солнышко поднималось, тепло разлилось по Вишере. Молодой человек встал, потянулся и тихо пошел в сторону дома. Верно, Парфенка уже проснулся и на халтуру собирается. Надо поговорить с дружком верным.
Объяснение с Парфёном
Парфен завтракал. Сеня поздоровался с товарищем и сел напротив:
– Ешь, гулена, – друг кивнул на стопку блинов, – или кормлен?
Семен покрутил головой:
– Разговор имеется. Серьезный.
– Ну.
– В общем, мы с Литой любим друг дружку.
– Нет.
– Любим.
– Та-ак.
– Ну, хочешь, подеремся?
– Та-ак. Сеня, берешь билет и дуешь невесте.
– Я не уеду!
– Понял? Дуй к невесте! – Парфен встал из-за стола и пошел на Семена, сжимая кулаки.
Сеня не двинулся с места:
– Ударь, если легче станет!
Парфен ударил: из носа товарища тонкой струйкой поползла кровь:
– Еще?
– Бей!!!
Он снова ударил, на этот раз в челюсть.
– Мало?
– Бей!!!
– Для ровного счета!!! – Три.
Из рассеченной брови кровь залила глаз. Семен чертыхнулся:
– Портрет испортил!
– До свадьбы заживет. Как же это?
– Не знаю. Имя невесты обернулось пустым звуком. Думаешь, не понимаю, что Лита твоя девушка?
– Не сказал бы. Но я не против.
– Ты любишь ее?
– Зачем тебе? Хочешь совесть облегчить? Я не люблю ее. Доволен? Вымой харю, «Казанова»!
Семен умылся, затем намочил платок, приложил к глазу.
– Что сказала Аэлита?
– Любит и поедет на край света за мной.
Парфен пожевал губами, раздумывая: