Ночь подходит – каменною горой,
И с своей княжною из жарких стран
Отдыхает бешеный атаман.
Молодые плечи в охапку сгреб,
Да заслушался, запрокинув лоб,
Как гремит над жарким его шатром —
Соловьиный гром.
22 апреля 1917
2
А над Волгой – ночь,
А над Волгой – сон.
Расстелили ковры узорные,
И возлег на них атаман с княжной
Персиянкою – Брови Черные.
И не видно звезд, и не слышно волн,
Только весла да темь кромешная!
И уносит в ночь атаманов чёлн
Персиянскую душу грешную.
И услышала
Ночь – такую речь:
– Аль не хочешь, что ль,
Потеснее лечь?
Ты меж наших баб —
Что жемчужинка!
Аль уж страшен так?
Я твой вечный раб,
Персияночка!
Полоняночка!
А она – брови насупила,
Брови длинные.
А она – очи потупила
Персиянские.
И из уст ее —
Только вздох один:
– Джаль-Эддин!
А над Волгой – заря румяная,
А над Волгой – рай.
И грохочет ватага пьяная:
– Атаман, вставай!
Належался с басурманскою собакою!
Вишь, глаза-то у красавицы наплаканы!
А она – что смерть,
Рот закушен в кровь.—
Так и ходит атаманова крутая бровь.
– Не поладила ты с нашею постелью,
Так поладь, собака, с нашею купелью!
В небе-то – ясно,
Тёмно – на дне.
Красный один
Башмачок на корме.
И стоит Степан – ровно грозный дуб,
Побелел Степан – аж до самых губ.
Закачался, зашатался. – Ох, томно!
Поддержите, нехристи, – в очах тёмно!
Вот и вся тебе персияночка,
Полоняночка.
25 апреля 1917
3
(СОН РАЗИНА)
И снится Разину – сон:
Словно плачется болотная цапля.
И снится Разину – звон:
Ровно капельки серебряные каплют.
И снится Разину дно:
Цветами – что плат ковровый.
И снится лицо одно —
Забытое, чернобровое.
Сидит, ровно Божья Мать,
Да жемчуг на нитку нижет.
И хочет он ей сказать,
Да только губами движет…
Сдавило дыханье – аж
Стеклянный, в груди, осколок.
И ходит, как сонный страж,
Стеклянный – меж ними – полог.
Рулевой зарею правил
Вниз по Волге-реке.
Ты зачем меня оставил