Пока смерть не разлучит нас

– Аделис, ты хочешь что-то поменять в доме?

Несчастный Якоб еще дыхание не вернул, как вновь схватился за стакан.

– Возможно, – осторожно согласилась я. Вряд ли мужу стоило знать, какие именно изменения в интерьере пришли мне на ум.

– Скоро наступят холода и тебе нужен новый гардероб, – продолжил он поражать удивительной предупредительностью.

– Предлагаешь купить одежду?

До холодов я задерживаться не собиралась, да и старый гардероб меня вполне устраивал. Но – вот незадача – теплые вещи остались в Эсхарде. При мысли о лавках тканей, деловитых белошвейках, ворчливых сапожниках, примерках и прочем бессмысленном времяпрепровождении, вызывавшем экстаз у женщин, я содрогнулась. Еще одного кошмара, как перед свадьбой с Гидеоном, я просто не в состоянии пережить. Лучше замерзнуть до смерти, лежа по направлению к камину, чем снова переступить порог этого демонического чертога! Может, Доар того и добивался? Беспрерывными покупками довести норовистую жену до летаргического сна, чтобы той не хватало сил на демарши?

– Можешь не ограничивать себя в средствах, – добавил он. – Ни в чем себе не отказывай.

– Не буду, – от души пообещала я.

Интересно, после какой по счету потраченной тысячи риорских шейров щедрый муж таковым быть перестанет, взвоет, как от укуса дикой виверны, и потребует развода? Подозреваю, что Якоб задавался похожим вопросом и уже в ужасе представлял, как к парадным дверям особняка стягиваются подводы с мешками, набитыми золотыми монетами.

Портить трапезу после такого разговора не позволила совесть, но устроить маленькую каверзу сами светлые боги благословили. Только я почувствовала сытость, как встала из-за стола, наплевав на приличия. Мужчины машинально поднялись следом, и в принужденной тишине поднялся звон посуды.

– Приятного аппетита, риаты, – едва заметно улыбнулась я. – Позвольте вас покинуть, что-то голова разболелась.

Восславься та женщина, которая первой придумала спихивать закидоны на головную боль! Подозреваю, что дамочке с мигренью простят любые причуды, лишь бы не корчила физиономию, изображая смертельные муки.

– Легкого пути, – пожелал Якоб на эсхардский манер.

– Вашими молитвами до спальни я доберусь живой и здоровой, – не удержалась от иронии, заставив помощника неуютно поежиться.

Когда я вышла из столовой, вдохновенно шпионивший лакей предупредительно отделился от двери и теперь пытался слиться со стенной тканью. Но стена была серебристая, а ливрея – красная, очевидный контраст не позволял ему оставаться незаметным.

– Лучше слейтесь с кухней и подайте риатам вторые блюда, – распорядилась я.

Проникнуть в личные покои Доара оказалось сложнее, чем утром вломиться в особняк, хотя они не охранялись боевыми магами и не запирались на ключ. Случилось неслыханное: меня неожиданно покинуло нахальство. Перед дверью я медленно вздохнула, точно намеревалась не гадость сотворить, а броситься с высоты в пропасть, что в отношении муженька, наверное, было равнозначным. Воровато проверив пустой тихий коридор, я юркнула в комнаты. Осмотрелась. Гостиная была по-мужски строгой, высокая арка вела в спальню с большой кроватью, застеленной серебристым покрывалом. В воздухе витал слабый аромат знакомого одеколона.

Не разглядывая прелести интерьера, я решительно вломилась в банную комнату, размером, пожалуй, не уступающую моей спальне в матушкином доме. Ванна превзошла все мои даже самые смелые ожидания! Она представляла собой глубокую просторную купель со ступеньками.

– Любишь бултыхаться перед сном, милый? – промурлыкала я, присаживаясь на мраморный бортик и опуская руку в теплую воду. От кончиков пальцев заструились голубоватые потоки ледяного заклятья. Огненные камни, вмурованные в стенки купели, зашипели от прикосновения холода и вспыхнули алым светом. Бороться с магией было бесполезно. Природные обогреватели погасли, температура воды начала стремительно падать. Почувствовав в пальцах ломоту, я вытащила руку и стряхнула капли.

За несколько минут вода смерзлась в ледяную глыбу такой кристальной чистоты, что при желании можно было разглядеть искаженное дно купели. Над поверхностью вился полупрозрачный дымок. При всей магической силе, а боги не пожадничали, когда отмеряли Доару колдовской дар, ему придется провозиться пару часов, чтобы зажечь огненные камни.

Скоренько покинув хозяйские покои, я спряталась в спальне. Через час и пятнадцать минут (не то чтобы кто-то следил за часами, просто они находились в поле зрения) дверь без стука отворилась. Доар, как и планировалось, застал меня, мирно рисующей в альбоме. Спрятав руки в карманы брюк, он замер на пороге.

Пауза тянулась и тянулась, а я по-прежнему изображала приступ вдохновения. Тишина нервировала. Очевидно, это был своеобразный воспитательный прием: довести хулиганку многозначительным молчанием до разговора. Я внесла еще пару штрихов в рисунок и все-таки подняла взгляд.

– Что?

– Для чего ты заморозила воду в моей ванной?

– Для ледяных статуэток, – беззаботно, как будто замораживать банные комнаты —обычное дело, ответила я и продемонстрировала набросок. На альбомной странице растянулась непропорциональная страшилка с огромным носом, похожая на смесь горгульи и человека. Вообще я изобразила хозяина дома, но пришлось сильно постараться, чтобы он ни в жизни не узнал собственный портрет.

– Да ты талант! – усмехнулся Доар.

Конечно, талант! Упарилась, пока намалевала нечто невразумительное! Стыдно перед бумагой и грифелями, что их пожертвовали на столь безобразную мазню.

– Тебе нравится? – похлопала я ресницами.

– Нет.

А зря! Ты еще не знаешь, что это уродство скоро украсит холл твоего дома.

– Коль ты взялась изображать «страсть какую милую дурочку», то не постесняюсь спросить: почему именно в моей ванне ты решила наморозить льда для своих статуэток?

– Она самая большая в особняке, – пожала я плечами.