Бесстрашная

– Спасибо, – вымученно улыбнулась я.

– Точно не хочешь написать жалобу, нима?

При воспоминании о кислом лице дознавателя в приемной меня передернуло.

– Нет.

Было поздно. Крапал дождь, казавшийся влажной пылью в потоках фонарного света. Аптекарская лавка уже закрывалась, и на окнах первого этажа висели белые ладные ставенки.

Тут входная дверь распахнулась, огласив тихий двор приветственным треньканьем колокольчика, и под козырьком появился отцовский подручный, дядюшка Кри. Он хотел перевернуть деревянную табличку на слово «Закрыто», но, увидев тюремную карету у ворот, замер с открытым ртом. Дядюшка семь лет просидел в застенке за торговлю галлюциногенными грибами и к стражам относился с большим подозрением. Судя по вытянутой физиономии, он собирался поднять крик.

– Нет-нет! – Я замахала руками. – Дядюшка, не зови отца…

– Бо! – завопил бывший арестант дурным голосом, и даже любезный страж рядом со мной вздрогнул от неожиданности. – Катаринку опять на тюремной каталке привезли!

Отец появился немедленно, заполнил своей пузатой фигурой дверной проем и сложил руки на груди. От неизбежности объяснений я тяжело вздохнула и поклонилась служителям порядка, уже забравшимся на облучок:

– До свиданья, сунимы.

– Будь осторожнее, нима, – проворчал один и дернул поводья, заставляя понурых лошадок тронуться с места.

Я поплелась к дому.

– Ты экономишь на наемном экипаже или опять напали? – полюбопытствовал отец, пропуская меня в лавку.

– Напали.

В аптекарском зале пахло перечной мятой, и в моей голове знакомый аромат стойко ассоциировался с безопасностью родного дома.

– Говорил я тебе, что газетчиков всегда бьют, – в спину мне проворчал дядюшка Кри, в детстве учивший меня взламывать замки и разбавлять солодовый виски водой. – Надо было головой думать, прежде чем печати на ладонь шлепать.

Невольно я глянула на герб картели газетчиков, похожий на татуировку с расплывшимися контурами. После того как меня со скандалом выставили из Института благородных девиц, я три раза сдавала экзамен, чтобы стать газетчицей, и, когда получила заветную печать, напилась от счастья дешевого эля. Жаль, что тогда мне не пришло в голову сходить к гадалке, чтобы узнать, как сложится служба. Глядишь, посоветовали бы поступить на работу гувернанткой, и неизвестная девушка, выловленная сегодня из Вислы, осталась бы живой.

При воспоминании о безжизненной руке с богатым браслетом из изумрудов, нелепо болтавшимся на синеватом запястье, снова жалобно сжался желудок, и я почувствовала себя по-настоящему больной. К горлу подступила желчь, от лица отхлынули краски, и отец с дядюшкой Кри перепугались.

– Поднимайся скорее наверх.

На втором этаже в гостиной весело горел камин. На очаге пыхтела кастрюля, и запах поленьев смешивался с ароматом жаркого. Не успела я плюхнуться на диван, как на лестнице раздались тяжелые шаги отца. Он принес закупоренную бутыль с дорогущим бальзамом, который, по его убеждению, помогал излечению ран.

– Я не пострадала, – уверила я, не желая пить ядреное снадобье. – Меня только напугали. Сильно побили моего помощника Яна.

– Тебе дали помощника? – Не обращая внимания на протест, родитель достал крошечные стаканчики из маримского[8 - Марим – небольшое южное королевство, которое называют страной стеклодувов. Настоящий маримский фарфор, витражи и изделия из стекла ценятся на всем континенте.] хрусталя и звучно вытащил из бутыли пробку. Иногда меня раздражала его привычка в любой непонятной ситуации потчевать себя и окружающих пьянящими снадобьями, отзывавшимися не столько оздоровлением, сколько страшной головной болью.

– Знаешь, Ян хоть и высокий, – я подняла руку, стараясь продемонстрировать рост парня, – но ужасно беспомощный. Совершенно не может постоять за себя. Его колотили, а он даже ни разу не ответил, так и дал себя избить, а потом умудрился вызвать постовых.

– А кто тебе помог? – вдруг спросил отец. Видимо, заметил нестыковки в моей интерпретации случившегося.

– Стражи, – соврала я, не желая рассказывать о спасшем меня от разбойников ночном посыльном, и быстро перевела тему: – На нас напали не грабители, те люди искали Анну…

На некоторое время в кухне повисла оглушительная тишина. Было слышно, как внизу дядюшка Кри подметал пол и двигал стулья, чтобы добраться до дальних уголков торговой залы.

– Я уеду отсюда сегодня ночью, – вдруг раздался ровный, лишенный эмоций голос актерки, и мы с отцом оглянулись. Она стояла посреди гостиной и теребила складки на сером скучном платье, сохранившемся в моем гардеробе со времен учебы в Институте благородных девиц. – Я не могу подвергать вас опасности! – с убежденностью заявила она. – Эти люди уже убили одного человека. Если они узнают, что я прячусь здесь…

Она уже слышала о трупе девушки, выловленном в Висле, что не удивляло. Скандальные сплетни разносились по городу, как простуда, а потому обязательно залетали в аптекарскую лавку, где продавались средства от любых хворей.

– Куда вы сейчас уедете? – задал справедливый вопрос отец. – Вам есть где спрятаться?

Анна сжала кулаки и решительно заявила:

– Не пропаду.

– Давайте сначала найдем вам убежище, – предложил папа, видимо, отчаянно пытаясь придумать толковый план, как всем нам выбраться из рисковой ситуации с минимальными потерями. – Раз эти люди напали на Катарину рядом с конторой, то они пока не знают, где она живет. Они за тобой следили по дороге в лавку?

– Я не заметила слежки…

Вдруг снизу истошно заорал дядюшка:

– К нам кто-то пришел!

Анна побледнела как полотно. Она не догадывалась, что прозвище Кри бывший зэк получил от слова «крикун». Просидев несколько лет в застенке, он стал тугим на одно ухо, а потому орал одинаково страшным голосом и из-за прихода почтальона, и из-за нечаянного пожара в чулане с сушеными травами.

– Спрячьтесь в спальне, – посоветовал отец испуганной ниме.

Та бросилась в комнату, а мы буквально скатились на первый этаж. Каково было мое удивление, когда на пороге обнаружился живой и невредимый Ян, мявшийся под мрачным взглядом низкорослого, коренастого Кри с метелкой в руках.

– С тобой все в порядке! – радостно воскликнула я и, подскочив к стыдливо топтавшемуся помощнику, крепко обхватила его руками. – Куда ты делся из переулка?

– Я? – Он смущенно отодвинулся и пробормотал, несуразно указав пальцем себе за плечо: – Я… как бы… Ты знаешь, здесь так странно пахнет.

– Ты пришел в аптекарский двор, – многозначительно буркнул отец.

– Ты молодец, что вызвал постовых! – объявила я. – Они меня спасли!

Я хлопнула его по плечу и развернулась к отцу. Вместе с Кри они разглядывали моего помощника со столь скептическим видом, что становилось без слов ясно – симпатичный парень пришелся им не по вкусу.

– Папа, познакомься, это Ян!

– Здрасьте, – пробормотал тот, отвесив старшим уважительный поклон.

– Ты же говорила, что его сильно избили, – фыркнул родитель.

Гладкое лицо помощника с идеально ровной кожей действительно было чистым, без фингалов или кровоподтеков, хотя мне прекрасно помнилось, как один из нападавших отбросил бедолагу мощным ударом в челюсть.

– Ну, меня побили, – пробормотал Ян в свое оправдание и показал пальцем сначала на один бок, потом на другой: – Вот сюда ударили… и сюда.

Костяшки его руки оказались разбиты. Внимательный взгляд отца остановился на ранках с припекшейся корочкой.

– Живо на второй этаж, – велел он. – Ката тебе обработает руку.