Бесстрашная

Ян с изумлением глянул на разбитые костяшки, как будто прежде не замечал ранения, и уточнил, словно не верил собственным ушам:

– Обработать это?

– Могу еще ребра помазать снадобьем от синяков, – охотно предложила я, но заметила, как все трое мужчин заметно напряглись. – Да бросьте, он же снимет рубашку, а не штаны…

– Я его натру бодягой, – буркнул отец и, решительно переваливаясь в разношенных домашних туфлях, направился к лестнице на второй этаж. Смерив гостя выразительным взглядом, дядюшка Кри принялся снова мести пол, нарочито стараясь мазнуть метелкой по сапогам позднего гостя.

– П-п-послушайте, – воспротивился Ян, старательно отодвигаясь от хулиганского нападения настырной метлы. – Я сам… сам могу обтереться… подтереться… В смысле, натереться…

– Пойдем! – хлопнув приятеля по плечу, сверкнула я самой доброжелательной улыбкой, на какую оказалась способна. – У моего отца волшебные руки.

– Т-только очень большие… – пробормотал он.

Казалось, Ян искренне жалел, что без предупреждения заявился в дом не слишком гостеприимного травника.

Пока отец накрывал к ужину, я обрабатывала разбитую руку Яна. Заживляющая мазь сильно щипала, но парень даже не поморщился, словно умел не замечать боли. Он с опаской рассматривал более чем скромную обстановку гостиной, задержал взгляд на цветной гравюре, сделанной в день моего выпуска из лицея. Семейная атмосфера нашего жилища явно приводила его в растерянность.

– Вы еще не закончили? – из кухни прикрикнул отец с нарочитым недовольством, и Ян попытался убрать обработанную руку. Видимо, мой родитель вызывал в робком парне волну ужаса.

– Почти, – отозвалась я, сжимая его запястье, чтобы не думал дергаться, принялась за перевязку и пробормотала: – Не бойся. Он добрейшей души человек.

– Здравствуйте, – раздался красивый голос актерки, выбравшейся из комнаты. Ян скользнул безразличным взглядом по высокой стройной фигуре в мешковатом платье, и мне пришла в голову забавная мысль, что на стенную ткань он смотрел с большим интересом, чем на известную театральную нимфу.

– Здравствуйте. – Он приподнялся с дивана и склонил голову, изображая вежливый поклон. – Вы сестра Катарины?

У Жулиты сделалось странное лицо, а я с трудом проглотила издевательский смешок. Видимо, в жизни актерки впервые попадался симпатичный мужчина, не догадывавшийся, что она является восходящей театральной звездой. Впрочем, я тоже впервые встречала парня, не узнавшего признанную красавицу города, чьи портреты частенько мелькали на вывесках и плакатах известных торговых домов Гнездича.

– Анна, садитесь за стол, – позвал отец, прерывая возникшую конфузную паузу.

– Так она правда жива? – пробормотал Ян едва слышно.

– Ты ее все-таки узнал?

– Нет. Я ее впервые вижу, – признался помощник.

– Поздравляю. – Я ободряюще похлопала недотепу по плечу и поднялась. – Позову дядюшку.

– Тебе, парень, особое приглашение надо? – услышала я недовольный голос отца, зазывавшего Яна к семейной трапезе. Подозреваю, что после подобного приглашения к столу у скромного гостя на неделю пропадет аппетит.

– Я? – действительно испугался тот.

– Хочешь умереть с голоду, пока мы ужинаем? – ругнулся родитель.

Кри уже и след простыл. Наверняка он слинял в питейную на пересечении Кривого переулка и центрального проспекта, пронзающего город от края до края. Мысленно я поблагодарила всех Святых Угодников, что дядюшка предпочел провести вечер с приятелями, ведь присутствие бывшего арестанта сделало бы неловкость, царившую за кухонным столом, совершенно невыносимой.

– Сколько тебе лет? – принялся допрашивать папаня Яна, словно тот пришел на смотрины к будущему тестю. Удивительно, но они оба будто забыли, что отец мучил моего сослуживца, а не кавалера, потому как тот мгновенно раскололся:

– Двадцать четыре.

Он определенно выглядел старше.

– Женат?

Ян замотал головой.

– Помолвлен?

– Ни в коем случае.

– Родители?

– Нет.

При этих словах я замерла с не донесенной до рта вилкой и с сочувствием в голосе спросила:

– Ты живешь один?

Ян согласно кивнул:

– С семнадцати лет. Но знаете, суним Войнич… – Он робко глянул на моего папаню. – Мой дом находится в районе Южных ворот. Ехать на другой конец Гнездича, а уже ночь на дворе…

Отец вскинул кустистые брови, намекая, что не понимает, к чему ведет нежданный гость.

– У меня нет денег на наемный экипаж, а омнибусы уже не ходят. Да и ребра, знаете, побаливают…

Отчего-то в голове всплыла детская присказка про бедных родственников: «Добрые люди, дайте, пожалуйста, водички попить, а то так сильно есть хочется, что переночевать негде».

– Ты хочешь заночевать у нас? – предположила я.

– Могу спать на первом этаже, в аптекарской лавке.

– Поближе к хмельным настойкам? – заметил отец.

– Я ж не знаю, где они стоят, – испугался Ян.

У меня вырвался смешок, мгновенно растворившийся в гробовой тишине. Юмором отец обладал специфическим, не каждому понятным. Он хмуро покосился на притихшего парня, потом глянул на Анну. Девица согласно кивнула. Видимо, мое мнение в расчет не бралось.

Справедливо говоря, они были правы, в нашем доме именно я являлась человеком-катастрофой, притаскивающей домой раненых собак, спасенных актерок и избитых помощников. У меня физически не повернулся бы язык, чтобы отказать несчастным в помощи.

– Ложись в гостиной, – смилостивился отец.

– Вы очень щедрый…

– Не благодари, – перебила я, с иронией покосившись на родителя, явно наступившего себе на горло, чтобы пустить под кров неженатого молодого мужчину. – Завтра утром ты сильно пожалеешь, что решился переночевать на нашем диване.

Этой ночью мне снилась утопленница. Опутанная сетью, она лежала в мокром белом платье, и на бледном запястье сверкал драгоценный браслет. Неожиданно убитая открыла глаза с крошечным сжатым зрачком и зашевелила разбитыми губами:

– Если бы ты не выпрыгнула из шкафа, то я была бы жива! Ты виновата в моей смерти!