Дневники дьявола

Я тоже встала и шагнула ему на встречу, но руки не подала:

– Руку первой подает женщина, если сочтет нужным.

В глазах Антона снова показался смущенный подросток, но лишь на секунду и он, проигнорировав нравоучение, взял мою руку и прильнул к ней чувственным поцелуем. Взглянув на меня с полупоклона Антон Максюта откланялся и аккуратно прикрыл за собой дверь моего кабинета, а я посмотрела на то место, где отметились его губы, и пошла мыть руку. Почему я так сделала тогда? Этот вопрос повис, потому что, устав копаться в собственных эмоциях, умозаключениях, воспоминаниях, я наконец задремала под мерный шум двигателей и проснулась только от голоса стюардессы, просившей пассажиров приготовиться к посадке. Ну вот и Сибирские Афины, земля моя обетованная.

Глава третья.

«Заказное убийство!!!». Провинциальный городок это известие облетело мгновенно. Здесь такое было впервые, хотя в девяностные, как и по всей стране, постреливали, пристреливали, выкидывали из окон, даже пару раз взрывали в машинах и просто машины, но это резвились братки и гибли они же. На городском кладбище, прямо напротив центрального входа, выстроились помпезные мемориалы с годами жизни усопшего под фотографиями, редко перебирающимися через третий десяток. Но что бы погибла фигура такого масштаба и значимости Холмск-5 не припоминал. Такие фигуры выносили вперёд ногами только из их начальственных кресел, которые они занимали десятилетиями. А тут, в подъезде собственного дома, выстрелом из пистолета, был убит Генеральный директор крупного предприятия всего Зауралья.

Несмотря на предстоящую работу, на поле аэродрома я ступила в предвкушении встречи с родными, друзьями и милым моему сердцу городом. Если честно, в этот момент меня мало заботил сбор информации для статьи или криминального очерка. Мы не были с Антоном близкими людьми, нас вообще ничего не связывало. Первый шок от убийства знакомого мне человека уже прошел и предстояла обычная журналистская работа.

Мои недавние подчиненные из нашего сибирского филиала, реабилитируясь после нагоняя Михалыча, прямо в дороге от аэропорта до города вывалили столько информации, слухов, домыслов и версий, которые я записала на диктофон, что можно было расслабиться и, разве что для «галочки», посетить милицию, прокуратуру и сами похороны, что бы оперативно отправить материал в газету.

С первой страницы местной «сплетницы», которую сразу передали мне бывшие подчиненные, смотрели насмешливые и кажущиеся такими добродушными глаза Антона. Под его фотографией некролог крупным шрифтом заканчивала стандартная фраза: «Вечная ему память!». Я, пробежав глазами эти слова тогда и предположить не могла, сколько раз станет мне неуютно и даже больно от памяти людей, встретившихся на пути Антона, которых я уже знала и с кем мне еще предстояло познакомиться. Я уже в самолёте набросала мотивы убийства и собиралась выяснить , что же именно: месть, корысть или нечто иное руководило убийцей. Если не удастся назвать его имя , то о всех официальных и неофициальных версиях мне, столичной журналистке и знакомой Антона, предстояло написать статью или криминальный очерк, это как повезёт. Ни на что большее тогда я не только не настраивалась, но даже и не задумалась. В этот день я и предположить не могла сколь долгим, травмирующим психику и опасным окажется моё «частное расследование», в которое , вместо формального отчёта по первому в моём тихом провинциальном городишке убийстве местного «царька», я «ухнусь по самые уши» уже через несколько дней.

А тогда, сидя в кресле теплого микроавтобуса, я довольно вяло поддерживала разговор и с большим удовольствием простилась с коллегами у подъезда дома, где жили мои родители.

Меня, конечно, ждали, спасибо добросовестной администраторше Люсе – «Люсинде», которая поставила в известность всех, кого надо и не надо и о моем визите, и о его цели, и Бог весть, о чем еще.

Мама, едва успев меня поцеловать, начала «отчитываться» о «зверском убийстве», и мне стоило больших усилий остановить ее, попытавшись не обидеть при этом.

Следом за мной примчался брат, потом из магазина вернулся отец и завершили семейный сбор дочь с зятем. Всем было что мне рассказать и весь обед, несмотря на мои протесты, прошел в освещении главного события взбудоражившего тихий омут нашего городка. Я поняла,что затмить это событие мой приезд не смог, позвонила Даниилу и смиренно влилась в обсуждение новости. Если подытожить, то версий убийства было три, и во всех Антон мало походил на невинную жертву, вызывающую сочувствие.

Народ, первыми глашатаями которого выступили сейчас мои родственники, почему-то считал убийство закономерным итогом деятельности и стиля жизни этого пятидесятилетнего мужчины, вложив пистолет в руку или оскорбленного чьего-то мужа, или обиженного работника или заказного убийцы, которого наняли «кинутые» партнеры или местные паханы.

Ну, о похождениях Антона по семейным дамам я слышала давно, с работягами, делавшими для предприятия большие деньги, а получавшими крохи, беседовала самолично, поэтому эти версии вопросов у меня не вызвали.

Заинтересовали меня только соображения о заказном убийстве и родственники наперебой сообщили мне, что по информации, просочившейся из милиции, только в карманах куртки Антона оперативники нашли 3 000 долларов и 450 тысяч рублей. Потом в сейфе в квартире было обнаружено более 10 миллионов рублей и 700 тысяч долларов, а на работе в кабинете обнаружились совсем невообразимые суммы наличных. Для начала 2001 года это были «сумасшедшие» деньги даже по столичным меркам, а уж для провинции тем более.

Такой размах народной фантазии вызвал у меня некоторое сомнение. Уж больно простоват был в своих запросах убиенный, родившийся в сибирской деревушке и каждую осень сдававший в столовую предприятия, самолично выращенные картофель и овощи.

Страсть Антона к пополнению своего парка очередным автомобилем ограничивалась отечественными марками, дача была проста и непритязательна. Отдыхать Максюта предпочитал в одном и том же пансионате в Сочи, а шикарные банкеты, поездки на охоту и рыбалку, прочие «барские замашки» не требовали столь умопомрачительных сумм, поэтому я мысленно усмехнулась версии заказного убийства, решив, что провинциальный городок просто решил приписать себе для важности столичные цифири. Надо попробовать подкрепить или опровергнуть эту информацию, а для этого придется нанести визит во властные структуры города и попытаться разговорить кого-нибудь из сотрудников правоохранительных органов. Деньжат мне Михалыч на «задушевные» разговоры подкинул, осталось только найти кому их с пользой предложить. Но к кому подступиться с моими вопросами я пока даже не представляла. Родные и близкие мне помочь в этом никак не могли. Стоило серьезно подумать, чтобы не вляпаться в неприятности, добывая информацию, которая уже наверняка помечена грифом «СС», т.е. совершенно секретно или, в лучшем случае, «СП» – для служебного пользования.

«Да ладно, не первый раз сую нос туда, куда не просят» – весело сказала я сама себе. Мой мудрый внутренний голос удрученно покачал головой и, устало сгорбившись, поплелся в свою норку.

Глава четвертая.

Визиты в милицию и прокуратуру практически ничего нового, к рассказанному коллегами и родственниками, не добавили. Мне сухо сообщили, что ведется следствие и весьма прозрачно намекнули, что мое присутствие не желательно, хотя «нам звонили, и мы, конечно, сразу поделимся информацией, как только что-нибудь будет ясно». Дежурный набор фраз, означавший одно: «шла бы ты отсюда, а ?». Впрочем, то что правоохранительные органы города сидят дружно «в луже» было понятно и без слов. Отметившись в кабинетах этих самых органов для проформы, я поехала на предприятие, которым еще вчера руководил Антон.

В коридорах стояла гнетущая тишина, кабинет Генерального директора был опечатан, секретарша глотала валидол и, хлюпая носом и сморкаясь в измятый платок, отвечала на звонки. Все руководство угрюмо сидело в кабинете заместителя генерального директора по общим вопросам, дымило нещадно и потягивало кофе, запивая им, судя по запаху в кабинете, более крепкий тонизирующий напиток.

Встретили меня сдержанно, скупо поделились своим сожалением об безвременной утрате, более охотно и многословно переживаниями и тревогами, как теперь будут жить без «самого» и что будет с предприятием. Растерянность и страх потери своего тёпленького местечка сквозили и в глазах присутствовавших и во всех фразах, а вот боли от потери человека я не ощутила ни в одном из беседовавших со мной. Это показалось мне странно созвучным с моими еще не осознанными ощущениями пустого, если не холодного следа, оставленного Антоном похоже не только в моей душе.

Пойду ли я в рабочую зону на сей раз дела не было никому, и я беспрепятственно прошлась по уже знакомой мне территории. Рабочие сидели в курилках, подсобках, никто не работал. Во втором цехе нашлись мои прежние собеседники, которые растопили холод приема, поведав коллегам, что это та самая журналистка, которая правду про нищету их написала, хотя ей платили только за блеск. Вспомнили-таки название моей статьи «Блеск и нищета империи Максюты».

После такой рекомендации коллег, рабочие все-таки разговорились и через несколько минут я узнала, что толи после моей статьи, толи еще почему, но с осени того года заработки резко повысились, а некоторые рабочие и по десятку тысяч в месяц «заколачивали». Я поинтересовалась где такие счастливцы работали и мне ответили, что были заказы нефтяной компании, вот на них такие «крутые бабки» бригады и поимели.

Я знала о привычке Антона «кидать» своих работников даже на мизерных суммах и в голове одновременно промелькнуло две мысли. А может кого-то он «круто кинул» и за это расплатился жизнью? Возможно, слухи о найденных денежных суммах не так уж и преувеличены. После разговора с рабочими, третья «народная» версия тоже получила право на существование. Проверку версии с заказом от местных паханов я благоразумно оставила милиции, решив поработать по первым трём.

Глава пятая.

Похороны были организованы по высшему разряду. Такое великолепие и в столице не часто увидишь. Зал для прощания был просто цветущей оранжереей и это в разгар сибирской зимы!

«Вряд ли дружбаны скинулись. Явно, не последние деньги предприятия изъяли оперативники», – с невольным сарказмом подумала я.

Великолепный дубовый гроб утопал в белых лилиях и строгих калах. У него сидели угрюмые близкие покойного и стояли руководители предприятия и «отцы» города. Прозвучало несколько высокопарных речей, прочитанных в микрофон по отпечатанным листам уполномоченными лицами. Из хорошо отлаженных звукооператором колонок лилась печальная музыка, до боли знакомая всей стране с череды похорон вождей. В общем все было пристойно и торжественно в зале, но мне стало душно и муторно. Я тихонечко выскользнула из зала, сбежала по лестнице вниз, оделась в гардеробе и вышла на улицу. Морозец прогнал дурноту и я не к месту улыбнулась, но поймав удивлённый взгляд стоящей неподалёку тётки в оренбургском платке, отвернулась от неё и шмыгнула в толпу.

Настроение людей, стоявших на улице разительно отличалось от царящего в зале прощания. Когда я вышла, опережая вынос тела, замерзшие в ожидании этого самого момента рабочие, доставленные для обязательного мероприятия с работы, раздраженно гудели, притопывая ногами и греясь привычным способом. После похорон они, не приглашенные, конечно, на официальный поминальный обед, смогут в привычных компаниях за свой счет и директора помянуть и поговорить на все темы, не заботясь о лишних ушах и не сдерживая эмоций. Некоторые уже настолько были возбуждены принятым горячительным и предстоящим продолжением, что мне удалось услышать несколько весьма любопытных и откровенных фраз. Я, по профессиональной привычке, превратилась в одно большое ухо и стала пеленговать все интересное.

Через несколько метров от входа в Дом Культуры стоял высокий с седоватой бородкой мужчина в богатой лисьей шапке . Его годами обветренное огрубевшее лицо выдавало в нём деревенского или даже таежного жителя. На плечах, опиравшейся на его руку миловидной пухленькой дамочки, красовался великолепный лисий же воротник из двух огненных шкурок, заканчивавшихся двумя чёрными мордашками с бусинками вместо глаз. Дополнявшая воротник шапка была так же великолепна. Эти два ярко рыжих пятна на серо-черном фоне толпы невольно привлекли мое внимание. Пара была одета в цивильное, но на случайных зевак не походила, слишком напряжено было лицо мужчины, и слишком беспокойно заглядывала ему в глаза женщина. Я протиснулась поближе к ним и услышала, как дамочка сказала:

– Я тебе, Ваня, всегда говорила, сколь веревочке не виться – кончику быть! Наказал его Бог и за тебя ,и за Надюшку, недолго побарствовал.

Мужчина засопел сердито и ответил с усмешкой :

–Не так уж недолго землю топтал и смерть легкая досталась!

Женщина жарко зашептала :

– Нашел чему завидовать! Да и нельзя, Ванечка, плохо о нем теперь, Бог накажет, пусть покоится с миром, прости ты его, окаянного!

– Вот в гроб плюну и прощу! – громко рыкнул мужчина, и женщина испуганно повисла на нем, оттесняя от прохода в толпу, так как в это время в дверях показалась процессия с венками.

Откидная крышка гроба была закрыта, и у меня невольно вырвался вздох облегчения, ведь даже представить себе было страшно, что бы сделали с мужчиной, исполни он свое намерение, милиционеры, стоявшие в оцеплении перед нами. Гроб с телом благополучно пронесли до машины под мерный гул толпы. Я вглядывалась в лица людей, но не заметала ни слез ни боли утраты. В основном люди смотрели угрюмо.

Тяжелыми и осуждающими взглядами провожали работяги роскошную атрибутику похоронной процессии.

Официальные распорядители суетливо построили колонну, заиграл оркестр, и нестройными рядами люди двинулись за машиной с гробом по бульвару до Набережной. Потом процессия быстро разделились на тех, кто пересел в автобусы, что бы ехать на кладбище, коих было не так много, и основное количество, быстро растворившееся через ближние дворы.

Мое журналистское нутро сладко заныло в предчувствии сенсационного расследования. Командировка начала наполняться смыслом, и я решила проследить за заинтересовавшей меня парой. Похоронный кортеж уже скрылся за поворотом, а они всё стояли на опустевшей дороге и смотрели ему вслед. Я, что бы не привлечь к себе внимание, уже стала оглядываться в поисках укромного места, когда мужчина смачно плюнул себе под ноги, витиевато выругался, пожелав Антону жариться в аду не один век , и женщина настойчиво потащила его в сторону автобусной остановки.

Через полчаса я уже знала дом и квартиру, в которую они вошли. Надо будет как-то придумать и познакомиться с ними, похоже, за словами мужчины кроется мотив…

Глава шестая.

Фальшь прощания в зале меня доконала окончательно и захотелось настоящего дружеского участия и тепла. Я позвонила подруге и через четверть часа мы, развалившись в креслах, делились новостями. Ксюха, моя одногодка, единственная подружка со школьных лет, да и вообще, если честно, единственная моя подруга. Остальных, конечно кроме Даньки, можно смело поделить на родных, знакомых, приятелей или коллег. Но даже родные не знали обо мне всего. А вот Ксюха была десятилетиями проверенной «жилеткой», как, впрочем, и я для нее. С ней без опаски я могла поделиться не только душевным «раскардашем» , разочарованиями, неудачами, но и совершенными мною глупостями. Об этой оборотной стороне моего «неизменного жизненного успеха» знают всего два человека: Даниил и Ксения.

Мужики высокомерно утверждают, что женской дружбы не бывает, но это все от их извечного нежелания видеть в женщине равного им человека, личность и ум.

Среди множества моих знакомых мужского рода я знаю несколько пар закадычных друзей, сдававших друг друга «по-черному», «серому» и «в полосочку» в зависимости от обстоятельств и цели. Так что, как говорят «В чужом глазу…»

С Ксюхой же мы пережили все! Сначала активное сопротивление наших родителей. Мама Ксении считала, что я плохо влияю на ее смирную и послушную девочку, так как воспитана «своевольницей». А моя мама была уверена, что ее дочь, умница и отличница, ничему хорошему не может научиться у этой нескладной тихони, перебивающейся с тройки на четвёрку.

Несмотря на козни и запреты родителей, мы с Ксенией отвоевали наше право на дружбу, вопреки их ожиданиям, обогатив друг друга. Она научилась у меня отстаивать свое мнение перед взрослыми, а я, глядя на ее спокойствие и невозмутимость, научилась сдерживать свои эмоции и перестала « лезть в бутылку» по любому поводу.

Мы вместе пережили первую любовь и утирали друг другу слезы первых разочарований. Были и более серьезные испытания для нашей дружбы.

На заре нашей юности я в прямом смысле увела у нее парня, через три года после этого не надолго ставшего моим первым мужем и отцом моей единственной дочери. Увела, не потому что влюбилась, не из подлости, а просто так получилось. Я ошиблась, приняв мою симпатию и удовлетворение от зависти однокурсниц за настоящую любовь. Ксюха, поплакав, простила нас с Андреем и мы стали дружить втроем. Правда вскоре она, с горяча, выскочила замуж.