Зеркало

–Нет, не помню. Наверно по той же причине не рассказывали. И как она его зашвыривала, собственноручно?

–Собственомагически. Ты может помнишь дядьку Андрея, дом его на том краю – перед Натальиным. Так он временами по пьяному делу, а друг у него на другом конце села, промахивался и по сосновому бору кривые тропинки прокладывал. Иногда до дома Агафьи добредал. Пару раз со своей развалюхой путал и в забор ломился. А главное, взял манеру поблизости от вредной загородки засыпать с цыгаркой в зубах. Агафья это долго безобразие терпела. Думаю и дальше не тронула бы. Раз только через Наталью передала – мол, пусть осторожней, как бы не сгорел! Но когда дядька Андрей все же учинил пожар и сам чуть в нем не изжарился… У Агафьи тогда кусок изгороди выгорел, лавочка и часть грядки огурцов стали барбекю, плети-то по осени уж высохли. Лес тогда занялся – всем миром тушили, пожарные приезжали. Дядьку Андрея чуть не привлекли. Главное, конечно, что он едва с жизнью не простился.

–И что?

–Ну, она и… подвесила. После той страсти мужик не только перестал дома путать, а и вовсе пить бросил.

–Подвесила? Ты имеешь ввиду за что-то?

–Какие у вас в городе девушки испорченные. Не то, что бы наши никогда так не шутили, но… Слышь, Артем?

–Не поняла технологию процесса.

–Буквально – подвесила. Мы с дядькой Антоном через дом соседствуем. Наши этот прикол с детства знают. Дядьку Антона как на рассказ подобьют так он в лицах показывает и в выражениях не стесняется.

Говорит: «Про вечер накануне ничего не помню. Утром очнулся в качке – ничего не понимаю в море неделю не выходил. Огляделся, еще перепугаться не успев. Рядом со мной верхушка сосны покачивается, зелеными иглами на солнце блестит».

Сильно. В первый миг даже подумал: «В море болтаюсь среди обломанных сосновых веток.» Насколько сосна здоровущая, да высокая – это мне следующий взгляд показал. Тут я обомлел, конечно. Голова трещит – никак не соображу – какого… И так и так подумал – все не может быть! Поднял умом одно – подруга навестила – белая горячка. На этот раз средь бела дня, паскуда, приперлась. Страх с возмущением меня отключил. Открываю в другой раз глаза, все помню, понимаю, не тону, но выбираться все одно надо. От того, что местами храбрюсь – матюгаюсь на верхотуре, к земле не доставлюсь. В смысле в прежнем виде, не в лепешке. Это сколько хошь.

Посмотрел я на этот раз очень внимательно вниз – на чем стою и есть ли ниже куда наступить и осознал – подо мной голяк, никаких веток нету. А ветки, если и есть, так у той сосны, с которой я макушками в унисон качаюсь. Подо мной же просто сизая пустота. А земля далеко внизу может и проглядывается, а может это мир теперь кверху ногами. Дальше дядька Антон в версиях рассказывает. Главная мысль которой: «Я не испугался!»

И все про испуги.

Первое, после отчаянья – с перепугу сильно дернулся к той сосне направлением. И меня мягко на прежний висяк вернуло и на прежнем месте слегка посильней покачало. Вроде не держит ничего, а как за шею привязанный, потому что дыхание у меня именно тут вон.

Повисел еще немного, думал опять отрублюсь, ан нет. Такая судьбина жуть на не опохмеленную голову принимать.

Попросил я себя слезно: «Прекрати пугаться, меры принимай!»

Раскачался я со всей дури и давай сигать на сосну. Ниже ведь ветки у нее шире, думал, может, допрыгну, выходу ведь все одно нету. А сам кричу: «Помогите, помогите!».

А меня не отпускает, вертает назад и в качку.

Тут слышу внизу пацаны кричат: «Эй, дядька Антон, это твоя задница навису болтается?»

Я воплю: «Братушки, Христа ради, снимите отсель!»

–Как ты туда забрался, чудак? И зачем?

После долгого на многие темы гы-гы, пара парней за мной полезла.

Но вначале кричат: «Отпусти руки, мы поймаем!»

–Но я не дурак к таким шутникам с верхотуры лететь.

В общем намучались они со мной. Никак не поймут – чем и к чему так сильно притянут. Тащат, а меня сносит назад. Тут до одного из парней дошло, что тут чистая мистика и что Агафья никогда просто так волю свою не вершит. И ушли они.

Сказали: «Идиотов нет против Агафьи переть.»

А я еще до вечера покачался, морская болезнь прицепилась – это у потомственного-то рыбака, думал все нутро из себя выплюну. А как солнце начало заходить, меня вдруг отпустило, но не сбросило, а на ближайший сук мягко снесло. Ну дальше-то я уж сам. Ох.

И после того, ни-ни. На всю оставшуюся жизнь протрезвел. Хозяйство настоящее завел, отстроился, ходил благодарить, мол наставила на путь истинный.

Про то время еще свое возмущение вспоминает, то про Агафью, а то его назад к белой горячке сносит…

Наверно наш брат всех и каждого времени считают, что им хуже всех. Но нынешние белые горячки, извиняюсь, просто… всякое милосердие потеряли! Уверен, что никакие прежние высоко до того не доходили, что б человека над землей подвешивать. Ну гоняется за тобой ктой-то несимпатичный, да и фиг бы с ним. И не говорите мне, что это не Агафья меня на дерево трудоустроила. Живой человек может и сможет подвесить, но так отпустить, нет и не говорите мне!

–Вот такая история. Еще хочешь без приглашения к Агафье впереться?

–Ну она же не злыдня какая-нибудь и я не собираюсь ее доставать.

–Это аргументы. Однако, предлагаю по лесу просто побродить. Захочет, сама тебе покажется. Она и на большем расстояния мысли читает. Давай народ с собой позовем.

–Группу поддержки? Хорошо, как скажешь…

На следующий день наскоро окунувшись в море, чтоб хоть на сколько зарядить внутренний кондиционер, группа из нескольких человек двинулась в сосновый бор.

Артем участия в вылазке не принял, сказал, что давно вырос из «Буратин».

Таким образом, компания едва не потеряла Ритку, которая на тему сказок разглагольствовала долго, отношения к ним не ощущая. Но на Эммино: «Ты говорила, что это может быть опасно и кинуть меня хочешь?», откликнулась и скрипя сердцем, пошла, стараясь оторваться от темы «на что она решилась бы с целью завоевания Артемова сердца.

Так или иначе на опушке соснового бора встретились: Эмма, Ритка, Алка, Надежда, Тихон, Нелли и Вадим.

Ребята шутили и цепляли друг друга в легкую, как в детских лесных походах, но Эмма видела, что народ слегка не в своей тарелке.

«Да что такое? В лес зайти нельзя?» – спросила наконец Эмма и все вроде бы опять же слегка поуспокоились.

–Ха! Представляю ваш тремор, если бы у Агафьи была репутация не доброй и перестраховочной, а конкретно злой колдуньи.

–Я бы тогда точно не пошел, кому надо такие приключения. Сперва бесстрашное ха-ха, потом рожей в сосновые иголки и крики ужаса.

Тихон с удовольствием еще пораспространялся бы на тему: «Месть теоретически обозлившейся волшебницы», но Ритка сказала: «Вот услышит Агафья как ты ее в роли злыдни представляешь, задаст тебе иголок…»

Неля и Вадим зависли сразу за первой березкой, ухитрившейся волей судеб притулиться на опушке соснового бора. Остальные долго кружили по лесу, вроде земляничку собирали, Тихон даже вполне талантливо делал вид: «Не знаю, как все остальные, а я, кажется, заблудился». Отдельно забавно выглядела его физиономия, на которую Тиша и сам в минуты откровения сетовал «кувалда плакала», сладострастно вкушающей ягоды земляники и в философском своем созерцании не желающий менять диспозицию. В конце концов стало очевидно, что народ косит. Красноречиво всеми частями тел и даже непосредственными исполнителями – ногами – не желает приближать конец пути.

Эмма и тут честно вышагивала, пока у нее не закончилось терпение.

Тут она топнула новой и… попала на улей с осами. Эмму укусили сперва спереди в ногу, где заканчивается невысокая кроссовка. А когда она подскочила, взвизгнула от боли и тут же попыталась отбежать, тяпнули еще раз в место, которое не принимало решения наступить на улей.

Ритка схватила Эмму за руку и оттащила ее, руками запутавшуюся в укусах.

Пока Эмма нагибалась, разгибалась – терла оба место, Ритка объяснила свою точку зрения на такую выборку, ведь больше никого не покусали.

–Твоя земля признает тебя – это хорошо. Но она сердита на тебя за то, что в чужой дали живешь – это плохо. Матушка, Родная Земля, пожалуйста, прости Эмму. Не роняй на нее деревьев стволы, не топи в волнах.

–Мммм… Ну ты, философ. Скажи лучше, разве ульи в земле бывают?

–Конечно.