Атмосфера

Знаешь, парень, ты уж прости, но таких агитаторов мы слыхали. И нечего нас тут срамить. Коптев и твой родной город. Вот возьми да и узнай, чего этот немец учиняет и какие у него тут тайны запрятаны, а языком мы тут все болтать горазды.

А что, и узнаю…

Вот и давай, ветер тебе в спину. А если немчура этот не шизик, а и в самом деле чего темнит, так уж тут мы в твоем полном распоряжении. Да и Ефимову сказать надо бы. Все-таки власть, может и от него какой толк будет. Странный этот немец, верно, давно надо бы Ефимову к нему приглядеться. Да…

Эдуард отбыл на пикапе брата, подняв кучу пыли. В некотором отдалении от толпы стоял, сложив руки на груди другой городской новичек – господин Мадьяров. На лице молодого человека застыло серьезное выражение. Иногда он делал решительный шаг вперед и будто порывался высказаться, но потом отступал обратно и так ничего и не сказал. Господину Мадьярову очень мешала полненькая шустрая блондиночка, стоящая на фоне остальных спин к нему лицом и будто совершенно не интересующая происходящим и не разделяющая обеспокоенность других людей. Девица ловила взгляд молодого человека и улыбалась дурацкой зазывной улыбкой.

Какая настырная особа – подумал Маддьяров и, стараясь не встречаться с девушкой глазами, повернулся и был таков.

Через несколько минут после отъезда официанта Эдика, в гостиную к Поленьке влетел брат – Полька, дай мне денег на «глиссе».

На что? – переспросила Поля.

На ресторан – нетерпеливо разъяснил брат. Хочу кофе с мороженным попробовать. Имею право?

Имеешь – улыбнулась Поленька, возьми в моей сумке кошелек, да не шикуй сильно. Нам на эти деньги еще до конца недели жить.

Феденька унесся раньше, чем приземлилась на пол опустошенная и отброшенная сумка.

Вот сорви голова – снова улыбнулась Поленька. Поднялась и похромала поднимать валяющуюся кверху ногами сумку и собирать ее содержимое.

* * *

А на следующий день Эдик пропал. Канул. Провалился. Испарился.

Утром он не вышел на работу. В этот день мэр давал в ресторане обед для мэров соседних городков. Мероприятие официальное. Мэр, как всегда надеялся на высококлассное обслуживание. Петр Никодимыч обещали расстараться. За три часа до начала торжества, за Эдуардом послали уборщицу. Та доложила, что того нету дома. Пикап стоит на обычном месте под угловым окошком, а дверь не заперта. Что в общем-то ни о чем не говорит, так как многие горожане и до сих пор лишь на ночь запираются, да и то, если не забывают. Толковая посланница провела маленькое расследование и выяснила, что эдикова постель заправлена вероятнее всего с вечера, обе зубные щетки у рукомойника – сухие, а остатки еды в сковородке и отсутствие немытой чашки из-под кофе говорят скорее об ужине, а не о завтраке.

Спешно вызванный Ефимов немедленно явился со своими орлами и приступил к детальному опросу всех подряд. Выяснилось, что вчера пропавший официант работал в первую смену и вечером после работы его не видела ни одна живая душа. Последним же клиентом пропавшего был мальчик Федор, которому в тот день, по его словам приспичило попробовать кофе «глиссе». Когда на мальчика аккуратно поднажали, выяснилось, что конечной целью Феденьки являлось не распивание кофе, а предложение дяде Эдику своей помощи в деле расшифровке подозрительного соседа, которого, как всем известно, мальчик не одобряет, а говоря еще точнее – терпеть не может.

Ефимов от внимания прищурил карий глаз и задал пареньку еще несколько вопросов на ту же тему, но по всему выходило – нетерпимость мальчишки к соседу построена на эмоциях, а не является реакцией на противоправные действия последнего. Предложение же помощи пропавшему официанту желания сотрудничать у того не вызвала.

Парень, давай не торопясь допивай кофе и возвращайся домой. И Феденька ушел…

Но мы с Вованом – Федор решил колоться до конца – полночи за немцем наблюдали, но…

Никого там не видели – продолжил за него Ефимов.

Да, но мы просто немного того…

Задремали – снова досказал Ефимов.

Ну да, черт побери – это все Вован. Давай посидим немного, давай посидим, я же знал, что садиться нельзя…

В общем, если там и была какая ночная заваруха, то вы все проспали – покачал головой Ефимов. Ну, ладно, не расстраивайтесь вы же еще маленькие. Вот повзрослеете и научитесь по ночам не спать.

Обиженный Федор аж взвился на стуле и чубчиком затряс. Может мы и поспали немного, но все не проспали. Вот вы слышали что-нибудь ночью?

Привычка Федора нападать, когда его в чем-то притесняют или не принимают в серьез, сработала и сейчас.

А что я должен был слышать?

Значит ничего не слышали, а ваши подчиненные – дежурные по городу разве вам тоже ничего не докладывали? – в лице Феденьки прибавилось ехидства

С майорского лица сползла улыбка – уси-пуси. Хм. Ладно, хорош. Рассказывай, что проворонила доблестная городская милиция и не пропустил маленький мальчик Федя.

Еще раз маленьким обзовете, ни слова не скажу.

Извини – покладисто согласился Ефимов – больше не буду.

Звук этот – начал Федор я очень отчетливо слышал, несмотря на то, что Вован храпел. Точнее, звука было два. От первого я…

Проснулся.

Ну, да.

Вспомни, пожалуйста, на что этот звук был похож? Глухой он был или звонкий. Дерево о дерево, метала о металл, а может кожа о воду?

Нет – тянул Федор – хлопнуло так резко и совсем не тихо. Вот я иногда дверцей в нашем старом «Москвиче» бабахну, когда тороплюсь – отец ругается – чего так громко. Только этот звук немного поглуше был, но такой же, как впопыхах.

А может это на соседней улице кто бидон уронил – в уголках рта капитала пряталась улыбка.

В два часа ночи?

Хорошо, ты сказал – звуков было два. Второй, наверное, на пистолетный выстрел походил. Правильно я угадал?

А вот совсем и не правильно. Второй звук намного тише был. Если бы я еще дрых, я бы его и не разобрал. Таких звуков на улице не услышишь. Такой он, как влажный что-ли. Если взять много-много мокрого белья и по другой куче мокрого белья хлеснуть. И что бы обе кучи – как из кипятка.

Понятно, а больше ты ничего не слышал и не видел? Это точно все? Ну, хорошо. Я понял. Если еще чего вспомнишь, приходи.

Федя вышел на крыльцо братьев близнецов, а Ефимов в это время говорил сержанту Ерохину – чушь какую-то пацан несет. Если мы это дело скоренько не прикроем, то скоро все городские пацаны начнут в сыщиков играть. Тогда беспорядку не оберешься. Наши всегда будут все беды на этого немца вешать. Богатый и чудной. Чужак опять же. Но мы-то с тобой Ерохин власть – нам по стереотипу думать, а тем более работать нельзя. Да и просто это как-то, как-то уж слишком наружу. Два человека вечером повздорили, той же ночью один другого пришлепнул… как одну кучу мокрое белье о другую кучу… А где – спрашивается – мотив? Этот немец с официантом мог вообще никогда в жизни не встретиться. Здесь есть сразу две случайности, в которых Крафт не играет. Эдик вернулся в город не по воле Крафта и не по воле Крафта привез ему домой обед. Да, если бы этот немец захотел от него избиваться, ни о каких конфликтах между ними никто и не услышал бы. У этого Крафта не только деньги есть, но и голова явно хитрое варит. Такие как он так глупо людей не косят. Нет и нет. А сдается мне, знаешь что? И уж не в первый, между прочим, раз. Что кто-то под Крафта того потихоньку копает, потому как зарыть его глубоко хочет. Вот этот кто-то случайными стечениями обстоятельств вполне мог воспользоваться. У нас ведь еще один новенький в городе имеется. Да и разговор один у нас с мэром об этом господине Мадьярове по его приезде состоялся… Так что мы с тобой Ерохин, на Крафта-преступника не поведемся. А вот с Мадьяровым познакомиться поближе – это наше. Наружку за ним круглосуточно, а телефон – на прослушку – чай не в столицах живем, нам прокурорская писулька без надобности. Пусть на телефонном узле Мадьяровский номер на наш участок запараллелят. Пошли Борьку угрюмого – он болтать не станет. Надо бы еще запрос послать – пользуется ли Крафт мобильной связью. А Эдика нашего искать, конечно, и дальше будем. Только попомни мои слова, Ерохин, не найдем мы его. У меня на эти дела – чутье.

* * *

Боль из Полиной ноги уходила, как и положено приличной боли. Приложила ногу хозяйка – пик боли. Организм хозяйки ногу лечит. И боль – показатель неполадок затухает по равномерной дуге. Сегодня тише, завтра еще тише. Ну если, конечно, в срочном порядке еще чем тяжелым по больному месте «не приласкать».

Накануне вечером Поленька чувствовала себя вполне нормально, даже проехалась немного на велосипеде – клиентке наряды вручить. Но на следующее утро боль вернулась – не такая сильная, как в первые дни, но забыть о себе не позволяла. Перегрузила вчера – подумала Поленька и, сократив домашнюю работу до минимума, снова осела на приступках крылечка.

Новая работа только завтра появится, а раз простой – надо бы новинки моды осмыслить и в какую сторону она капризуля, дальше двинется.

Боль процессу осмысления мешала сильно. Поленька впустую шуршала журналами, укладывала и перекладывала ногу, но место ушиба будто кто-то глодал с голодухи..

А тут еще визитеры замучили. С утра домашние трудно из дому уходили – все боялись ее одну оставлять. Потом бабушка явилась, вплела свой куплет в старую песню – велела от соседа подальше держаться. Только что Неллька наконец удалилась, полдня мнимыми страданиями промучившись. Знала бы Неллька, как сильно у ее подруги нога разболелась. Но с людьми негостеприимно обращаться нельзя. Не за тем люди к Поле приходят. Бабушка часто напоминает про крест, мол каждый свой кресс носит. В ее семье, например, отец на тяжелой работе надрывается едва ли не каждый день, включая выходные. Мать пригласили на два месяца на работу в новое ателье. Она и сама говорила, это скорее всего, для рекламы – хорошо известная местная портниха – сотрудница. Матери совсем не нравится, как там продукт гонят, поэтому она там не ко двору и спустя два месяца ее скорее всего потихоньку спровадят. А все равно пошла – хорошо заплатить обещали. Феденька – мал еще, а уже бьется. Свои мальчишеские дела решает, о будущем задумывается. Так что ее жизнь по сравнению с другими – сплошное удобство, нечего тут жаловаться.

Поленька осторожно потерла больное месте и скривилась. И тут же услышала голос – Здравствуйте Поленька!

Еще один визитер.

А, здравствуйте, господин Крафт!