Жизнь сквозь смех. Реальная история нереальной женщины

Жизнь сквозь смех. Реальная история нереальной женщины
Марина Гавриловна Федункив

#МастерБлога
Эта книга – не о головокружительном и легком успехе, не о толпах поклонников и жизни звезды.

Это рассказанная с юмором и иронией личная история, в которой миллионы женщин могут узнать себя.

Это история о женщине, которая совершала ошибки, прошла через физическое и эмоциональное насилие, неверие в себя, разочарование и одиночество.

Это история о женщине, которая нашла силы уйти от мужа-тирана, обрела смелость изменить свою жизнь, исполнила мечту и встретила любовь.

Это история, которая заставит каждую женщину поверить в то, что в жизни есть место чуду и счастью, надо лишь не бояться, не сомневаться, не запрещать себе мечтать и не отказываться от того, чтобы пробовать что-то новое.

В формате PDF A4 сохранен издательский макет книги.

Марина Гавриловна Федункив

Жизнь сквозь смех

Реальная история нереальной женщины

Вместо предисловия

Сразу скажу: я не писатель, никогда им не была и становиться не планировала. Мемуары надиктовывать тоже особенно не собиралась. Это я уже начала, как видите, оправдываться, почему вдруг в этой книге я значусь как автор и что за «реальную» историю своей жизни собираюсь здесь поведать.

Но 2021 год для меня юбилейный – мне исполняется 50 лет. А так сложилось, что в юбилей принято подводить какие-то жизненные итоги. Вот и я задалась размышлениями о том, что сделала за свою жизнь. Конечно, стала известной и любимой многими актрисой. Да, пусть это случилось не в 20, а почти в 40 лет… В 48 лет я решила запеть, и, судя по звонкам моему продюсеру, люди из разных городов часто хотят видеть меня с публичными концертами и выступлениями на частных мероприятиях. Ну а замуж в первый раз в жизни я вышла почти в 50! Зато уж точно за человека, который во всех смыслах носит меня на руках. И потому сейчас во мне очень откликаются строчки из моей песни «С днем рождения»: «Только цифры в паспорте не главное, ведь важнее молодость души!» Думаю, это на сто процентов так, ведь важен не возраст, а то, как ощущаем себя мы сами.

Размышляя о жизни, хочу поблагодарить всех, кто со мной: следит за моим творчеством, подписан на меня в социальных сетях, приходит на концерты и спектакли, заказывает выступления, подходит сфотографироваться или просто сказать приятные слова в аэропортах, на вокзалах, в кафе или на улице. Я не знаю ваших имен, но каждый из вас для меня очень ценен.

Никогда не забуду случай, который произошел на гастролях в Израиле. В отеле на ресепшн меня ждала женщина с подарочным набором хорошей израильской косметики. На ее голове красовалась косынка, но было понятно, что волос под ней нет. Женщина очень тепло улыбнулась и рассказала, что прошла в этой стране курс лечения от рака и сейчас восстанавливается. Лечение оказалось настолько тяжелым, что в какие-то моменты она была на грани смерти, да и в принципе не особо хотела жить. И вот в самые сложные минуты она смотрела мои ролики и выступления в интернете, смеялась, поднимала себе настроение. Это не давало ей скатиться в тотальную депрессию. «Я очень вам благодарна, – сказала она мне. – Ваш юмор заставлял жить». Я растрогалась и расплакалась… Ведь я была ей благодарна не меньше.

Вообще, я всегда мечтала просто сесть со всеми вами за один большой стол, где каждый найдет для себя то, что желает. А после застолья нас потянет на общение, и мы будем с вами долго-долго говорить по душам.

Я себя в шоу-бизнесе не то чтобы своей ощущаю. Весь этот пафос, гламур, интриги – наверное, это по-своему интересно, но не это сделало меня популярной. А любовь простых людей. И когда говорят, что я «народная», я этим горжусь. Да, я правда из народа, я такая же простая Марина Федункив, как и 20, 30 или 40 лет назад. И вот потому с людьми, которым благодарна, я и готова общаться, делиться своими эмоциями.

А тут раз – и звонок из издательства: «Не хотите ли, Марина, пообщаться с людьми в новом формате и рассказать истории, которые не всегда возможно осветить в социальных сетях?» И я, хоть и какое-то время посомневавшись, решила, что хочу. Ведь в соцсетях я со своей аудиторией общаюсь, но не так близко и обстоятельно, как хотелось бы.

И пускай эта книга в чем-то воплотит мою мечту. Представьте, что мы с вами сидим вместе за столом и общаемся. Говорим обо всем прямо и честно, а я с удовольствием рассказываю вам о разных моментах своей жизни. Про какие-то из них вы уже слышали, но теперь узнаете новые подробности и почти своими глазами увидите, как все это было. А о чем-то услышите впервые. Кое о чем я расскажу только в книге и больше говорить на эти темы не стану.

Истории мои будут веселыми и грустными, смешными и не очень, иногда добрыми, а иногда скандальными. Я расскажу вам про детство, карьеру, любовь, известных и не очень людей, мое участие в популярных проектах. Не умолчу о чувствах, эмоциях и переживаниях.

В общем, расскажу вам все, как было в жизни.

Счастливый ребенок в уникальном месте

Почти все обращают внимание на мой знаменитый пермский говор и думают, что я родом из Перми и всю жизнь там прожила. На самом деле все было не совсем так. Да, я родилась в Перми, а потом уже в 17 лет вернулась туда на учебу.

Но детство я провела у бабушки с дедушкой на Западной Украине. Почему так сложилось… Родители вкалывали очень серьезно: например, у отца моего, классического музыканта, были гастроли по всему Советскому Союзу. Мама работала директором кафе, где на ней держалось почти все. Но денег все равно не хватало, и она умудрялась подрабатывать в ночную смену на хлебозаводе.

Не могу и сказать, что я была особенно желанным ребенком. Когда я родилась, в семье уже был ребенок – моя старшая сестра Наташа. И тут еще я: опа, вот так сюрприз. Плюс ко всему, в роддоме акушеры не совсем правильно принимали роды – тянули меня за ножку, и она стала отсыхать… Бабушка по папиной линии, когда узнала об этом, решила забрать меня к себе в деревню, делала какие-то массажи, компрессы всевозможные и, несмотря на все прогнозы врачей, ножка вернулась в норму, я расходилась и никогда потом не хромала.

Вообще, бабушка недолюбливала Пермь. Ворчала: «Холодно, серое все, что девчонкам там делать?» Поэтому нас с сестрой и отправили в западноукраинскую деревню к родителям отца, в хороший теплый климат. А мне это еще и для здоровья было полезно.

А уже потом, когда все наладилось, меня в возрасте четырех лет забрали к себе в Пермь родители. Продлилось это с месяц, ведь я безумно тосковала по деревне, страдала. Садилась перед телевизором, если слышала слово «Украина», и ждала, что сейчас мне будут показывать на экране бабушку, ее козу и корову.

Я плакала и говорила, что хочу к бабуле, и меня отправили обратно.

В деревне меня с детства научили самостоятельности. Бабушке с дедушкой некогда было с нами нянчиться и сюсюкать. У них свое большое хозяйство: и коровы, и птицы, и огороды огромные. Дед при этом еще и в колхозе работал. Старики вставали в пять утра, а ложились уже за полночь. Бабушка мне в полудреме сказочку расскажет на ночь, и все.

Хотя нет, не совсем все. Сказочка эта была всегда одна и та же, потому как я именно ее требовала. Про сиротку, которая жила с коровами, ведь больше ей негде было жить. Грустная безумно. И каждый раз в конце я рыдала и выла, а бабушка полночи меня потом успокаивала. А на следующий вечер я снова просила исключительно эту сказку. Не потому, что себя с этой сироткой ассоциировала, как многие подумать могут. Даже мысли такой не было. Скорее потому, что испытывала эмоции от этой сказки, ну и бабушкины утешения и ласки мне очень нравились.

Но в целом мы с сестрой приучились многие вопросы решать самостоятельно, с самого начала старались себя и свои интересы отстаивать. Помню, как Наташа, хотя совсем не была хулиганкой или «бандиткой», наказала соседа, вернувшегося с дембеля. Ну как наказала… Кулаками. Он что-то сказал мне неприятное, будто бы в шутку, и хохотал со своими друзьями, а я в детстве была обидчивая ужасно. Я и сейчас-то долго дуться могу, а тогда обидеть Мариночку много труда не требовалось. В общем, иду я по деревне, реву во весь голос, слезами обливаюсь. Навстречу мне сестра Наташа. «Что случилось?» – спрашивает. Ну я ей про свою смертельную обиду рассказываю, и она, недолго думая, идет разбираться.

В общем, разобралась так, что на следующий день к бабушке с дедом пришла мать дембельнувшегося соседа с претензией: «Ваша Наташа моего Рому очень сильно побила, примите меры». На что дед ответил: «Ну если у нас такие защитники Родины пошли, то я, наверное, Наташку на передовую отправлю…»

Не то чтобы нас совсем ни за что не ругали. Ругали, могли и отлупить, но только за дело. Дисциплина была железная, но без перегибов, унижений или жесткого навязывания.

Несмотря на самостоятельность, на произвол судьбы мы с сестрой брошены не были: всегда были накормленные, в наглаженной одежде, а до девяти вечера (или десяти в месяцы, когда темнело позже) должны были вернуться домой. Можно сказать, для нас обозначили определенные границы и давали какую-то степень свободы внутри них. Я же, как помню, эти границы постоянно пыталась расширять. И в этом была обратная сторона моей самостоятельности.

Я считала, что могу сама и без подсказок принимать какие-то решения: куда ходить и во сколько возвращаться, какую прическу и почему сделать. Вроде бы мелочи, но вот эти мои самостоятельность и свободолюбие заставляли меня иногда раздувать из мухи слона и бунтовать совсем по пустякам. Например, как-то решила принципиально сделать панковский хаер, потому как бабушке не нравилась моя прическа, которая была до него. Лака для волос тогда не было, и я использовала для закрепления «укладки» всю бабушкину сахарную пудру. И в таком виде по деревне гулять отправилась.

А характеры ведь у нас с бабушкой у обеих были сложные, тяжелые. Я была ну очень упертой. Помню, бабушка, как намучается со мной, почти каждый день отправляла отцу телеграммы: «Приезжай, забирай». Тот, бедный, несколько раз срывался с гастролей, прилетал через всю страну на Западную Украину, а мы с бабулей уже к тому времени благополучно примирялись. Моя упертость компенсировалась повышенной отходчивостью.

Но бывали и исключения, когда моя отходчивость в силу не вступала. Бабушка в такие моменты «умирала». Да-да, она ложилась, изображала, что теряет силы, говорила, что ей плохо и совсем недолго осталось. Ну и я тут же включала заднюю, и конфликт быстро сходил на нет.

Тут нужно сказать, что упертой я была не просто так, потому что настроения не было или просто из вредности, а только когда мне что-то казалось несправедливым. И если меня накрывало и я была уверена в своей правоте – то, как говорится, туши свет. Тогда уж на своем стояла до конца, билась за справедливость. Из-за этого меня потом даже из института отчислили: я пыталась отстоять интересы мальчика, который позже стал моим первым гражданским мужем, и прекратить несправедливое к нему отношение. А в «Камеди Вумен», да и в других проектах, когда кто-то предпочитал промолчать, я рубила правду-матку и лезла на амбразуру. Дальше обо всех этих случаях расскажу подробно.

Я терпеть не могу несправедливость, мне тяжело с ней мириться и ее замалчивать. Думаю, в моей жизни что-то могло сложиться куда проще, если бы не вот это мое качество.

Иногда моя месть за несправедливость бывала жесткой. Вероятно, я тем самым нагоняла упущенное в детстве: тогда я была нежной, ранимой, очень любила драматизировать, могла просто расплакаться из-за мелочи, за что сестра звала меня «квашней». Ее моя эта ранимость выбивала из колеи, и она говорила мне: «Да научись ты наконец за себя стоять, хватит нюни пускать».

Ну я и научилась. Дрались мы потом с Наташкой насмерть. К нам иногда приезжали наши двоюродные брат и сестра, племянники отца. У них отношения тоже были как у кошки с собакой… И в такие дни дом наш соседи называли «музыкальная шкатулка» – из-за всех криков и драк между всеми четырьмя, из него доносившихся.

В более старшем возрасте свои интересы я порой отстаивала радикально: однажды дошло до того, что в знак протеста против чего-то наказанного мне дедом я начала бить окна в доме. Рамы были большие и тяжелые, чтобы вставить в них новые стекла, деду приходилось долго и тяжело поработать стеклорезом. И вот я, зная это, потом мстила так, когда у нас был какой-то конфликт. Соседи, видя разбитые стекла, спрашивали у меня: «Ну что, Марийка, опять революция?» А сестра, узнав об этом, была шокирована. Такого от «квашни Маринки» она совсем не ожидала.

В один момент деду мой бунт со стеклами сильно надоел, он вручил мне стеклорез и сказал: «Ну давай, работай, больше я стекла вставлять не собираюсь». И что бы вы думали? Я решила доказать свою самостоятельность и упорно трудилась. Оказалось, это очень сложно: нужно было массой тела налегать на инструмент, да еще не переборщить, чтобы стекло не разлетелось вдребезги.

Кто-то скажет, мол, кошмар, как можно было так с ребенком, но я понимаю, что никакой жести в этом не было. Это был такой диалог «на равных». Во мне с малых лет видели полноценную личность и не ломали ее, с ней взаимодействовали. А личность должна нести ответственность за свои поступки. Как говорится, любишь кататься – люби и саночки возить. Думаю, самостоятельность, которую развивали во мне с детства, потом очень помогала в жизни – в целом ряде ситуаций, где приходилось рассчитывать только на себя, другие бы сломались, а я спокойно все преодолевала, шла вперед, выходила из очень непростых положений.

Но я слукавлю, если скажу, что не хотела в детстве больше внимания и любви. И истерики после сказки про сиротку, и битые стекла – ведь тоже способ обратить на себя внимание. Конечно, дед с бабушкой очень сильно любили нас и окружали максимальной заботой. Но, как я уже говорила, в силу занятости столько внимания, сколько я хотела, у них давать не получалось.

И еще ведь ребенку так просто не объяснишь, почему другие живут вместе с мамой и папой, а твои родители живут далеко, не с тобой в деревне. Не могу сказать, что я как-то остро ощущала разлуку с матерью или имела комплексы на сей счет. Но вот в зрелом возрасте, за 30, неожиданно для себя осознала, что я постоянно стремлюсь получать больше внимания и одобрения от мамы. До сих пор так: мне уже 50, а я все оглядываюсь и жду маминой реакции на свои достижения и новые проекты. Вероятно, в детстве эта потребность не так отчетливо проявлялась, а с возрастом вылезла.

Во мне с малых лет видели полноценную личность и не ломали ее, с ней взаимодействовали. Самостоятельность, которую развивали во мне, потом очень помогала в жизни – в целом ряде ситуаций, где приходилось рассчитывать только на себя, другие бы сломались, а я спокойно все преодолевала, шла вперед, выходила из очень непростых положений.

А вот по отцу сильно скучала и ждала каждого его приезда. Но переехать и жить с ним все равно была не готова.

Поэтому какую-то щемящую тоску по родителям я не испытывала и безумно не скучала. Иначе, когда они попытались меня забрать, не рвалась бы вернуться к бабушке с дедом в деревню. Все равно в деревне мне было очень хорошо, именно там я чувствовала себя максимально счастливой. Тот подход общения с нами как с полноценными личностями, пускай и несовершеннолетними, который практиковали бабушка с дедом, помог мне сформироваться в том числе и как личности творческой. Меня не ломали, старались поддерживать и оберегать, а не заставлять. Направлять, а не приказывать. Я знала и ощущала, что меня любят совершенно искренне и очень сильно.