Уфринские хроники черной вороны

– Ну, муся, ты даешь! Дом можно весь вынести, как спишь! И псы голодные! Чуть меня не съели пока кормил! Мусечка, дай я тебя пообнимаю как следует! Мы с Лешкой приехали на своей машине в семь утра, Джеки и Чан все про тебя рассказали! Мать, у тебя модем уже оплавился. По 48 часов сидишь за компом. Сын сиял глазами, успевал обнимать Дусю, раздеваться и переглядываться с рыжеволосой Гелочкой. И все одновременно – и стул Дусе, и чашку с чаем, и опять тревожный взгляд на мать и заговорщицкий – на Гелу. Ма, знакомься – Галина. Ха, а я почти угадала, – подумала Дуся. Гела – Гала.

– Лешкина подружка, – пробасил сыночек. Девица ничуть не смущаясь сказала: очпрятнобылкомица и подвинула Дусе тарелку с пирожками. Почти все встало на место, остался только Коровьев. Джинсы приличные – заклепки в виде черепов, Дуся про такие писала, дорогие – не то слово. Парфюм тоже не из дешевых. Выражение лица – мда. Дорогого стоит. Брезгливо-брюзгливое. Явно не из компании Лешки-Мишки и Гелочки. Все-таки Коровьев, решила Дуся.

– Разрешите представиться, – сказал Коровьев. Волков Сергей Семенович. Сотрудник издательства ХХХ. Ваши сыновья любезно позволили мне подождать Вашего… пробуждения. С Вашего позволения, хотел задать несколько вопросов. Вы – Дарья Аркадьевна Новикова? – с каждым словом тон становился у Сергея Семеновича тоскливей, глаза он отводил куда-то в окно, слова почти цедил сквозь зубы. Дусе стало как-то нехорошо.

– Да, я, – ответила Дуся севшим голосом.

– Скажите, перевод книги с английского «Каталитический риформинг» – ваш? Черт, это или какой-то надзор за соблюдением авторских прав или налоговая, – пронеслось в голове у Дуси: «Лучше не врать. Будь что будет».

– Да, моя.

– А вы можете это доказать?

– Почему я должна доказывать вам что-то? Надо вам, вот вы и доказывайте. Достаточно того, что я признаю – да, это моя работа.

Глаза у Коровьева оживились, он перестал коситься в окно, посмотрел прямо на Дусю, и ей стало неловко. Халат, из-под него ночная рубашка, не расчесанная, бледная и неумытая. Да, в конце концов, я его сюда не звала – разозлилась Дуся.

– Тогда не были бы Вы так любезны, не посмотрели эти книги. И Коровьев вывалил на стол перед монитором две стопки книг. Дуся листала. Что-то забытое вспомнилось, несколько были как старые друзья. За эротический триллер было неловко, – но – что было, то было. Правда, Дуся, как могла, сгладила острые моменты, приодела обнаженных героев и в паре эпизодов дверь в спальню оставила закрытой. Кое-где уточнила характеры. Но суть – то осталась – эротический триллер. Мерзкий текст был, кстати. Долго пришлось возиться. Технические переводы давались легче. Там слова текли, и Дуся только записывал их. Коровьев оживился окончательно, заволновался. Ну, все. Изловил меня, преступницу. Радуется. Две книги Дуся отложила в сторону:

– Не мое.

– И все-таки, не могли бы вы привести, ну, какие-нибудь доказательства авторства?

– Дарья Аркадьевна, флэшки может есть? С рабочими вариантами? – вмешалась Гела-Гала. «А тебе, голубушке, какой интерес? Странно все это» хотелось сказать Дусе. Достала коробку с дисками и флэшками, протянула Коровьеву. Махнула подбородком в сторону компьютера: включайте, смотрите.

– Нет, зачем же, – засуетился Коровьев. У меня свой ноутбук, при себе всегда. Галочка придвинула чашки со свежим чаем Дусе и Михаилу, а Коровьеву поднесла и поставила рядом с компьютером. И опять Дусе показалось, что эти двое – вместе. Вовсе не с Лешкой приехала эта Галина. Круто хозяйничала эта парочка на уютной кухне-столовой Дуси. Коровьев – Сергей Семенович Волков оккупировал компьютерный стол, сдвинул клавиатуру на уголок, свой нахально-дорогой ноутбук разложил просторно и вольготно. Весь ушел в экран. Щелкал клавишами, перебирал флэшки и диски.

Гела достала вторую партию пирожков из духовки и стала убирать муку со стола. Дуся была лишней в собственном доме. Пора навести порядок. Это они ее сонную застали врасплох. Дуся решительно и громко отставила чашку, хотела твердо сказать – ну, что-то вроде – не пошли бы Вы, господа, и не подождали бы где-нибудь моего приглашения – но с нечесаной головой как-то… ну, не то было. Ох, все это не просто так, все это попахивало чем-то странным, хорошо срежиссированным кино по чужому, добротному сценарию. У Дуси был хороший жизненный опыт – чтобы сломать чужую игру, надо сделать что-то неожиданное, идущее в разрез с текущими событиями.

Поэтому встала, и совершенно не обращая внимания на странных гостей, пошла умываться и чистить зубы. Спокойно уложила волосы, полилась лаком и привела себя в порядок. Вышла из спальни минут через сорок. Теперь вся компания, включая проснувшегося Лешку, сидела на кухне, чинно пила чай всей компанией и явно мыла кости Дусе. Потому что при ее появлении дружно замолчали. Дуся очень неспешно уселась за стол, дала пообнимать себя Лешке, и очень спокойно спросила: Что все это значит?

– Вы совершенно правы, но, не уточнив все, я просто не мог начинать разговор – засуетился Волков. – Видите ли, в нашем издательстве поменялся хозяин, и соответственно, начались кадровые перестановки. Ему нужен новый начальник отдела, и несколько ранее изданных книг в издательстве он привел как пример настоящей профессиональной работы… И пожелал найти редактора текстов и переводчика… Ну, вы понимаете, при нашей системе работы это было несколько… эээ сложно…

– Ага, – подумала Дуся, – и не только система работы у Вас по-черному, но и оплаты тоже…

А Волков продолжал, порыкивал, потирая вдруг вылезшую щетину на подбородке. Потом с облегчением выдохнул и выложил на стол из портфеля тоненькую папочку с листиками – договор. На постоянную работу. На должность и с окладом… и со специальными условиями. С гонорарами… И возможностью дистанционной работы… с головным офисом в соседнем большом городе, настоящей столице юга России в 100км от Дусенькиного дома… А день за окошком уже кончался, серел. Волков уже почти скороговоркой тараторил, что после Новогодних каникул представители издательства свяжутся с ней, и обсудят детали, и что с владельцем издательства надо будет лично встретится.

– Интересно, а ты тогда кто? Если сотрудники издательства будут связываться со мной после праздников? – хотелось спросить Дусе. Но Волков уже быстро-быстро одевал странную одежду – что-то вроде овчинного тулупа. И торопился, торопился…

Дуся встала, провожая странного гостя.

– Нет-нет, вы не провожайте меня, за мной сейчас подъедут, они меня уже давно ждут! – остановил Сергей Семенович Дусю. Галочка-Гелочка, поблескивая зелеными глазами, нараспев спросила:

– А меня не захватите с собой? Мне срочно надо вернуться… И не дожидаясь ответа, из-под курток братьев на вешалке прихожей стала вытаскивать модную короткую курточку ослепительно бирюзового цвета, с белой опушкой и сверкающей вышивкой стразиками. Откуда ни возьмись, на рыжих волосах и шапочка с опушкой появилась, с такой же вышивкой.

Ну, Снегурочка просто, мелькнуло у Дуси в голове. Да, хороша подружка у Лешки. Сбегает с Волковым! А Лешка, как ни в чем ни бывало, улыбался и протягивал сумочку-мешочек своей подружке. Волков рявкнул на девушку, что если она с ним – то чтобы быстро, что Дед уже психует, что и так он целый день потерял. Хлопнула дверь, и осталась Дуся наконец одна, со своими сыновьями, на родной и привычной кухне. На столе горой пирожки, под салфеткой пирог, две салатницы с какими-то салатами, и тарелочки с немыслимой вкуснотищей. А над всем – ваза на ножке с мандаринами. Новый Год, как-никак. И вдруг сердце у Дуси ухнуло гулко-гулко, и упало куда-то… Ноги тяжелые, не идут… Мысль, странная, дикая, невозможная – как догадка и озарение накатила.

– 3-

В одних тапках выскочила Дуся во двор, на снег, в призрачных сумерках хотела догнать и спросить – но о чем спросить? – своих гостей. Уголком глаза успела схватить – сани на снегу, Волков в таком теперь уместном тулупе, и посерьезневшая и побледневшая Галочка рядом.

– Скорее, скорее, Дед уже недоволен, опаздываем, и так с этим подарком сколько провозились. Но хоть ладно, нашли, шесть лет искали, но нашли, вручили – ворчал Волков, помогая Галочке сесть в сани. И – все, нет их, растворились в сумерках, на пустынной улице. Вроде бы сани вещь вполне возможная в такой день. Вон сколько фирм с поздравительными услугами развелось – не только сани, а живого медведя притащат… Или волка… Но Дуся знала – это другие сани.

Нет санок, укатили. Пусто и тихо на улице. Только окошки домов светятся подмигиванием гирлянд и экранами телевизоров. Праздник. Вернулась в дом Дуся тихая и серьезная.

– Ребят, вы где такую подружку нашли?

– А, мусь, на дороге голосовала, просила подвезти, она к деду автостопом добиралась. Потом Лешка уговорил к нам на чай. А она сказала, что за нами – хоть на Северный Полюс, пока ехали – вот как-то все шутили и шутили, до самого дома дошутились – похохатывая, басил Мишка.

– А что, хозяйственная девица, и расторопная. Зря, наверное, отпустили.. – жевал пирожки Лешка.

– Ребята, это снегурочка была. А с ней этот, Волков, – он.. Дуся запнулась – не было слов объяснить то, что понимала и чувствовала, но сказать это, произнести вслух – было невозможно, немыслимо, недопустимо!

Сыновья смотрели на нее с сочувствием – тронулась мать умом, точно! Лешка так и остался с пирогом в зубах. Потом оба, одновременно, как всю жизнь это делали, обняли мать с двух сторон. Мишка говорил, а Лешка только угукал в знак согласия.

– Мать, сколько говорили мы тебе – отдыхать надо! Доработалась до снегурочек. Все, конец. Путевка у нас в Карловы Вары на Новогодние каникулы, так что собирайся. Мы тебе и Дед Мороз, и Снегурочка, и Серый Волк. После «серого волка» сын ошарашено замолчал. Шарики крутились у него в голове с такой скоростью, что было слышно на всю кухню.

Наступал Новый год. И Дуся встречала его в самой лучшей на свете компании.

Хроники Свободного Человека

Избыток свободы, будь то в государстве или личности, ведет только к избытку рабства.

Платон

ДЕНЬ ПЕРВЫЙ

Я – дрянь. Я лицемерю наедине с собой. Лицемерю на скамейке сквера, где пытаюсь спать. Я лгу, бесконечно лгу даже себе. Слезы жалости выжигают глаза и застывают на щеках. Какая жалость? Теперь-то к чему фарисействовать? Я хлопнул дверью потому, что мне надоело. Надоело слушать, что я есть. А я и правда есть именно Это. Да, я не хочу, как говорит Она, «работать» и «нормально жить». Я хочу потягивать пиво, сидеть в облаке сиреневого дыма и бряцать по клаве, выбивая из старушки искрящиеся, живые, настоящие слова.

Я хочу уйти утром из дома, встретить случайную компанию и трое суток провести в чаду, угаре разговоров и алкоголя. Когда все устанут, и от бессонницы голова начинает кружиться сильнее, чем от травки, наступает момент чистейшей правды. Я получаю двойной кайф: от слов, которые рождаются внутри, и от того, что компания боготворит меня. Правда, не долго, но мне и не надо долго. Потому, что они мне тоже не нужны, их я тоже использую.

Я – дрянь. Я бросаю моих вчерашних друзей и иду домой. Слава те, Госсподи, Она ушла на работу. Детей тоже нет дома. Душ, котлеты, кефир. Чистый тонкий шерстяной свитер. Компьютер. Я пишу, пишу, все, что украл, что подслушал, что принес. Это тоже запой. Этот запой еще круче, чем обычный запой алкоголика.

Но я – лицемер. И во время скандала (обычного, повседневного, все ее упреки я вызубрил назубок, как и она – мои ответы), пытался сделать вид, что она меня достала, заела, что именно она причина, начало и конец всех неудач. Что я вынужден уйти из дома. В ночь, холод, без денег. А она, сытая и благополучная, сожравшая меня, осталась дома. Брехня. Я ушел потому, что САМ хотел этого. Меня давят дверные косяки квартиры, я не переношу разделения суток на день и ночь и необходимости «жить как все».

Вспоминаю Набокова: Гумберт страшно мучился от своей асоциальной, порочной страсти. Подонкам легче – они избавлены от этих мучений. Похоже, я дрянь, но не подонок – мне было мучительно, невозможно жить, каждый день понимая, что я живу «плохо», не умея себя изменить. Единственная возможность для меня избавиться от этих ежедневных пыток – уйти из привычной системы отсчета. Да, Гумберту было хуже. Ему было недостаточно уйти из рамок обыденности. Ему надо было прихватить с собой еще и нимфеточку лет 10—11.

Господи, вот оно счастье – в кармане случайная пара сотен (я ничего не взял с собой, даже сотовый). Две бутылки водки (дешевой) и хлеб. Мне плохо до такой степени, что уже не страшно, что будет дальше. Что бы не было – я так устал, я так устал!

ДЕНЬ ВТОРОЙ

Спать на скамейке в сквере невозможно. Ночью сорвал замок с подвала нашего дома и спал на теплых трубах. Вернее, пытался спать. Во-первых, я понимал, что надо будет уйти рано утром. Во-вторых, странная мысль преследовала меня: какая привязь держит именно возле дома? Я привязан, я не свободен? Почему опять и опять возвращаюсь мыслями туда, ведь там было тесно? Ухожу из теплого подвала затемно. Денег нет, медленно иду утренними улицами до вокзала. Утро, какое утро! Мне, почему-то, вдруг, становится так легко! Если бы еще не хотелось жрать.

Можно пойти к друзьям, знакомым. Но я знаю, что будет: будут разговоры, практически те же, что с Ней. Но пожрать и отдохнуть надо.

ДЕНЬ ТРЕТИЙ

Я понял, что вливаться в вокзальную мафию бомжей я не хочу и не буду. Они, не знаю как, но как-то вычислили меня. Накормили и напоили, объяснили, ПО КАКИМ ПРАВИЛАМ надо будет жить, и ЧТО надо будет делать. Рамки у них еще жестче, чем в моей бывшей жизни. Ловлю себя на слове «бывшей». За три дня – бывшая?