Леон
Полицейские предъявили табельное оружие. Клиенты заведения прилегли на пол, лицом вниз, не желая лишнего внимания.
С пулей в колене не очень-то поколдуешь, да и полицейский шокер творит чудеса. На четверых успели надеть наручники, но тип в бирюзовом пиджаке вырвался. Не знаю как, но он верно определил источник проблемы:
– Иди сюда, сынок…
Я не слышал, но прочитал слова по губам. Улыбнулся, счастливый. Он увидел эту улыбку и притормозил, но было поздно.
Удар в челюсть снизу называется апперкот. Удар сбоку, рука согнута в локте под прямым углом, без замаха, называется хук. Никакой боли. Ни тени страха. Чистая радость. Чужие хрящи ломаются под костяшками, и этот нежный треск слышен сквозь вой сирен, вопли и грохот музыки. Я бил его, как люди танцуют, поют, целуются – в эйфории. Забылись все уроки бокса, осталась незамутненная жажда убивать: мне не понравился твой бирюзовый прикид, уродище. Получай. И еще – получай!
Мне удалось достать его раза три, прежде чем он опомнился.
Меня отшвырнуло назад, будто кузнечный молот угодил в лицо. Я не удержался, шлепнулся на грязный асфальт и понял, что вскочить не успеваю. Противник в бирюзовом, залитом кровью пиджаке навис надо мной, вскинул руку, на кончиках его пальцев затрещала молния. Я ощутил, что состою из пепла и в пепел вернусь; это был обрывок чужой магии, вычурной и пафосной, и совершенно смертоносной, и кулаком ее не отбить.
Я пошире открыл глаза, желая в подробностях наблюдать момент своей гибели, но маг вдруг зашатался, погасил молнию и упал на колени. За его спиной я увидел девушку в полицейском бронежилете, с безумным лицом и с дубинкой в руке; девушка, похоже, тоже впала в боевую ярость, а может, была немного колдуньей, во всяком случае, ее дубинка сработала как волшебная палочка. Следующий удар предназначался мне, и я с трудом успел увернуться. Тем временем мой враг в бирюзовом поднимался, а коллеги полицейской девушки с пистолетами окружили нас и приняли боевую стойку, как в кино…
В этот момент Герда схватила меня за руку.
Потом полицейские будут рассказывать своим психологам, что я просто растворился перед ними в воздухе. Да и был ли я?
* * *Герда, с тремя переломанными ребрами, еле дышала. А у меня, похоже, вместо лица была отбивная. Боли я все еще не чувствовал, но что-то подсказывало, что, когда пройдет адреналиновый шторм, мало не покажется.
Мы остановились в нескольких кварталах от разгромленного кабака, рядом с огромными, в человеческий рост, мусорными баками и жестяными воротами гаража. Полицейских вертолетов над головами было уже четыре. Герда шаталась. Левый глаз у нее превратился в щелочку. Я обнял ее, помогая удержаться на ногах:
– А говорила, что ничего не умеешь.
– Отводить глаза, – прошептала она. – Это умею. Но ненадолго.
По голосу было слышно, как ей больно.
– Если бы не ты, Герда, я бы там сейчас и остался. Пристрелили бы или грохнули молнией – все такое заманчивое…
– Прости, – прошептала она. – Это… эти… я их слишком близко подпустила на море, и они меня достали своими крюками… Леон, где Микель?!
– Оставил меня на хозяйстве. – Я поразился, как по-дурацки звучат эти слова. – До завтра.
Она застонала. Я обнял ее, стараясь не причинить новой боли:
– Ничего, ты же видишь, я неплохо справляюсь.
Я вызвал машину по телефону. Ждать выходило около получаса, это означало проблемы либо с полицией, либо с уцелевшими чужими магами. И еще я сильно сомневался, что таких избитых пассажиров кто-то пустит в салон.
– Герда, но Микель сказал, ты на верфи.
– Я была на верфи, да, – прошептала она, морщась от боли. – Еще день должна была… но… я совсем хорошо себя чувствовала, здорова как бык… то есть как новое суденышко только что со стапелей… Я подумала, все равно «окно» между двумя рейсами, зачем терять время. Я подумала – сделаю один лишний переход и… зайду в твой город. Разузнаю слухи… передам тебе вести.
– Герда, – я задохнулся. – Спасибо. Как они там?!
– Я облажалась… – Она нервно засмеялась и схватилась за ребра. – Не успела узнать. Только увидела город на горизонте. Ратуша стоит. Выглядит мирно.
– Спасибо, – повторил я потрясенно. – Но что… с тобой случилось?
– Пираты, – сказала она просто. – Я не знала, что в вашем мире… такие большие моря и такие матерые пираты. А ты знал?
– Н-нет. – Я запнулся. – То есть о них всегда поговаривают, но я думал, это просто сказки, выдумка…
– Ага, «выдумка». Я все думала: ерунда, оторвусь, что мне какие-то пираты… Недооценила. Боевые маги, специальность – абордаж. Одних крюков было десять…
Она всхлипнула и снова схватилась за бок. Я будто на своей шкуре почувствовал, как в ребра впиваются крючья-тройники, тяжелые, острые, на стальных цепях. Содрогнулся.
– Они силой… заставили меня провести их через нейтральные воды, сюда, – продолжала Герда шепотом. – Я притащила в беззащитный спокойный мир пятерых ублюдков.
– Чего им тут надо?!
– Жрать, пить, развлекаться… – Она снова пошатнулась. – Сами-то они не умеют ходить между мирами… А погулять хотят. Заставили меня снять номер в гостинице около пирса. Собирались веселиться всю ночь. Но перед этим решили выпить…
– Ты пока помолчи. – Я поддержал ее, не вполне сознавая, чего желаю. То ли не хотел, чтобы, разговаривая, она чувствовала дополнительную боль. То ли просто не хотел слушать. – Сейчас придет машина…
И подумал про себя: если машина доедет и если нас, с разбитыми рожами, не оставят тут же, в переулке. А полицейские сирены все ближе, и этот тип в бирюзовом, по ходу, неубиваемый…
– Герда, – я не мог не задать этот вопрос, – а… Микель когда-нибудь тебя бросал вот так? Без помощи?
– Ты разве не понял, это принцип обучения, он дает самостоятельность шаг за шагом… Проверяет ответственность… Я провалила свой экзамен. Думала, сама справлюсь, а потом… – Она вдруг насторожилась. – Леон, а как ты меня нашел?!
– Ты же меня позвала, – сказал я неуверенно.
– Нет! – Она помотала головой. – Я не могла…
Герда запнулась на минутку, и тревога на ее лице сменилась ужасом.
– Так это… я?! Леон… я не хотела… это вышло не нарочно… во что я тебя втравила?!
– Я на хозяйстве, и я справился. – В эту минуту я и сам верил в свои слова, хотя вертолеты рокотали так низко, будто готовы были свалиться нам за шиворот. – И… ты же ради меня попала в переделку. Спасибо, Герда, я оценил. Все, успокойся, плохое закончилось, я с тобой…
Наконец в переулке показался свет фар, и телефон подсказал мне, что это за нами. За рулем был парень в линялой ковбойке и такой же линялой кепке, весь в татуировках. Уставился на нас с огромным подозрением. Я обратился к нему по-дружески, запустив свое обаяние с таким форсажем, как даже к инвесторам не обращался: у нас нет проблем с законом. Не повезло. Вышли немного потусить в кафе, и тут на тебе, стрельба, людей кидают мордами в пол…
– Садитесь, – сказал он, смягчившись. – Салфетки возьмите в кармане сиденья, а то ведь мне до утра еще ездить, не перепачкайте салон!
Я поблагодарил его как брата.
Мы всю дорогу молчали – Герде было больно говорить, мне следовало хорошенько подумать. Выбравшись из машины, я тут же перевел парню огромные чаевые. На радостях хотел осчастливить парой тысяч баксов, но побоялся привлекать внимание.
– Леон, но… как ты это сделал? – пролепетала Герда, когда мы вошли наконец в дом. – Ты что… до того крут, что управляешь всей городской полицией?!
Я едва удержался, чтобы не сказать «да». Только и сумел, что сделать скромное лицо:
– Ну, я пока только учусь…
– Форнеус меня убьет, – сказала она обреченно, и так я узнал, какое имя она дала Микелю.
От рассвета до полудня
Полчаса я ждал, пока она выйдет из своей комнаты. У меня было чем заняться – я выгреб лед из морозильника, сложил в полиэтиленовый пакет и сидел на кухне, прижимая ледяной пузырь то к правой стороне лица, то к левой. Никаким целительским приемам Микель меня за все время не научил, а маги Кристального Дома считали целительство уделом слабых и не только сами не врачевали, но и не обращались к врачам. По умолчанию считалось, что маг всегда здоров, а если нет – туда ему и дорога.
Было начало четвертого, когда Герда наконец спустилась. Лучше ей не стало – я понял с первого взгляда. Наоборот, в безопасности и тишине ей сделалось хуже.
– Я подвела Форнеуса. Сорвала фрахт. Из-за меня ты оказался в опасности. Он мне доверял… – Она уже плакала. – Да лучше пусть бы они меня сожгли до последней мачты или затопили посреди моря…
– Перестань, ерунда, – слова были сродни заклинаниям, я заговаривал ее отчаяние и свое беспокойство. – Что они могут, эти абордажники, чего не могут?
– Я не знаю, Леон! У меня от них мутится в голове, путаются мысли. Они все время говорят, говорят, у них яд в словах и между слов, и заливается в уши, мне кажется, что они…
У нее перехватило горло. Я ждал. Очень важно было понять правила игры: я видел молнию в руке пирата в бирюзовом. Но я также видел, как удар дубинкой по голове мгновенно лишил его куража. Насколько они всемогущи, насколько уязвимы? Я ждал, что Герда мне объяснит, но она бездумно неслась на волнах своей боли:
– Я принесла беду в этот мир! Который привыкла считать своим! Все равно что запустить стаю хорьков в курятник!
– Герда, здесь не курятник, здесь огнестрельное оружие у каждого третьего. Полицейские, насколько я понял, всех пиратов упаковали…
– Да нет же! Пиратов можно оглушить, их можно тащить в участок, они там очухаются и вырвутся на свободу. Наручниками их не удержишь…
– А чем их можно удержать?!
– Магией, – сказала она еле слышно. – Значит, ждем Форнеуса, пусть он сначала меня убьет, а потом их…
– Микель будет только к полудню, – сказал я ласково.
Она закрыла лицо руками:
– Тем хуже. Я идиотка. Прости, Леон.
– Ты не поняла, – я улыбался. – Я это говорю к тому, что у нас есть время от рассвета до двенадцати.
– Есть время – для чего?!
– Посмотрим… Отдохни пока.
* * *Под утро в ленте городских новостей появилось блиц-сообщение: в прибрежном кафе случилась перестрелка, шестеро полицейских ранены, из них двое тяжело. Пострадал бармен. Четверо нападавших задержаны. Четверо. Интересно, сколько им времени потребуется, чтобы вернуть себе свободу. И особенно интересно, где теперь пятый.
Почти сразу мне перезвонил адвокат. Я разговаривал с ним, стоя на крыльце, слушая отдаленный рокот вертолетов в небе.
– Леон… речь шла о банде наркодилеров, которые перешли тебе дорогу, да?
– Да, – сказал я. – Спасибо.
– Ты уверен, что они… наркодилеры?
– А кто же еще? – удивился я.
– Не лезь больше в такие дела, Леон, – сказал он тяжело.
– Не буду, – пообещал я.
Ночь, за вычетом далеких вертолетов, казалась совершенно безмятежной. Я ненадолго поднялся на плоскую крышу, чтобы полюбоваться огнями в долине, потом вернулся к себе в комнату. Герда спала на моей кровати, не раздеваясь, укутавшись в плед.
От рассвета до полудня – что можно успеть, когда по беззащитному миру шатаются боевые маги? Уважаю этих копов, те по крайней мере придержали их. Но полицейские не имеют понятия, с чем довелось столкнуться.
Малодушно хотелось дождаться Микеля и скинуть на него решение всех проблем. Но это означало, кроме всего прочего, большие неприятности для Герды. Она здорово провинилась. Наверняка она думала, что выдержит любой абордаж и не поддастся ни на какое давление, но легко рассуждать, сидя в шезлонге у бассейна. А когда у тебя тройной крюк в ребрах – уже не очень легко… Значит, надо исправлять положение. А потом мы с Гердой встретим Микеля вместе, и вместе расскажем: вот такая случилась беда и вот так мы с ней справились. Он поймет…
Изо всех сил хотелось верить, что Микель поймет. Что он добрый наставник, а не равнодушное чудовище, выкупающее молодых магов в обучение-рабство. Но Микель учил меня, кроме всего прочего, трезво смотреть на вещи. То есть он и добрый наставник, и равнодушное чудовище, а какой стороной повернется – зависит от меня.
Ясно и четко вспомнился мой последний школьный день дома, перед катастрофой. Когда Ойга Топотун, вихрастый задира, обстреливал «иглами» моего брата Рамона и жить задире оставалось меньше суток. А учитель тем временем вещал с кафедры: «В качестве приманки используется вещь, принадлежащая человеку, либо отторгнутая часть его тела, включая остриженные волосы, ногти, вырванные зубы. Начертание знака похоже на уже известное вам начертание портала-пути: первое кольцо повторяет узор полностью…»
Почему же я так плохо учился в школе-то? Если до сих пор все помню?
На спинке стула висела трикотажная куртка с капюшоном, в которой я совершал свои ночные подвиги. Кровь на мягкой ткани подсохла, и была там, на рукаве, еще одна деталь; до поры до времени я не трогал куртку – может быть, боялся поверить своей удаче. Или боялся привести в исполнение первоначальный план. В любом случае надо было ждать рассвета; я чувствовал, как под горизонтом ворочается солнце, как оно медленно тянется вверх, и вот уже светлеет небо – а солнца нет. Еще полчаса… Двадцать минут…
Спохватившись, я в последний момент успел отключить будильник на телефоне, потом до меня дошло, что заклинание превращения не отключить никак. В шесть десять я превращусь в мышь, в тридцать второй раз за последние тридцать два дня, и, если не справлюсь с обратным превращением – так и останусь мышью до возвращения Микеля.
Герда спала, доверчиво прижавшись щекой к моей подушке. Я на цыпочках вышел в коридор. Только бы она не проснулась сейчас, только бы этого не увидела…
Шесть десять. Я превратился в мышонка, не успев снять джинсы и футболку. Одежда, вопреки расхожим представлениям, не осталась валяться на полу – она была включена в понятие «Леон» вместе с кожей, волосами, ногтями, всем, что составляло мою телесную оболочку. Я сделался мышью под дверью собственной комнаты, дверью, которую сам теперь не мог открыть. И услышал, припав к полу, как в комнате зовет меня Герда: «Леон, ты где?!»
Всеми четырьмя лапами я оттолкнулся от пола, будто новобранец, выполняющий отжимания под взглядом злобного сержанта. Завис в воздухе – и перекинулся из мышонка в человека, без заминки, без повторения, будто это было легче легкого, и успел подняться на ноги к тому самому моменту, как Герда выглянула из комнаты:
– Ой… ты чего?
Я быстро ощупал лицо – нет мышиных усов. Не удержавшись, украдкой запустил ладонь за пояс джинсов сзади: нет хвоста.
– Твои синяки прошли, – шепотом сказала Герда.
Я проскользнул мимо нее в свою комнату и кинулся к зеркалу. Разбитая морда зажила как по волшебству.
– Ну ты даешь, – сказала Герда, смотрясь в зеркало из-за моего плеча. Она выглядела гораздо лучше, чем ночью, ее оплывший глаз раскрылся, но дышала она по-прежнему с трудом и то и дело держалась за ребра. – Что ты там говорил насчет рассвета?
* * *Солнца не было видно на нашем дворе, деревья его скрывали, но оно уже показалось над горизонтом, я его чувствовал так же отчетливо, как ощущал холодок на коже. Может быть, все-таки стоит дождаться Микеля?!
«Ты из тех, кто решает, – сказал он мне накануне, – в этом прелесть власти». Что там дальше было насчет ошибки, я предпочел не помнить.
Я написал письмо финансовому консультанту, извинился и перенес встречу на вторую половину дня. У меня был формальный повод: я ведь уступил половину своих активов адвокату за ночную услугу. Финансовый консультант наверняка решит, что мальчик свихнулся.
– Зависит от меня, – пробормотал я вслух сам себе. Герда посмотрела вопросительно.
– Герда, – сказал я очень серьезно. – У меня к тебе просьба. Пожалуйста, спустись в мастерскую и запрись изнутри.
– Зачем?! – она испугалась.
– Пожалуйста. Это ненадолго. Возьми кино. – Я взял с тумбочки свой домашний планшет, набитый движущимися картинками, из которых я не успел посмотреть и сотой доли. – Если будет шум – не обращай внимания. Ту дверь снаружи не выломать.
– Леон, – Герда нахмурилась и вдруг сделалась прежней, старшей, высокомерной и упрямой. – Мы так не договаривались. Или мы все делаем вместе и ты рассказываешь, что задумал. Или вместе ждем Форнеуса. Я не желаю объяснять ему, почему я сидела в подвале, пока ты… что ты, кстати, собираешься делать?!
Она смотрела на меня так требовательно и жестко, что я вдруг почувствовал, что гора свалилась с плеч. Ушла запуганная и сломленная Герда, над которой издевались пятеро мерзавцев. Ушла Герда-просительница, воевавшая за каждую минуту моего внимания и проигравшая войну. Вернулась та, что учила меня включать компьютер, есть палочками, пользоваться банкоматом. Та, что могла сказать небрежно: «Ты мне нравишься».
Я засмеялся. Она удивилась; я только сейчас понял, как мне ужасно не хотелось затевать свою авантюру в одиночку.
* * *В круглой чаше джакузи возле бассейна всю ночь работал подогрев, но компрессор был отключен, и вода стояла тихо. Босиком, в одних шортах, я сошел по ступеням к центру теплой круглой ванны и опустил на воду синюю доску для плавания. Она была такая легкая, что осталась лежать на поверхности, как на тверди.
На самый центр доски я положил пластиковый конверт, прозрачный, с водонепроницаемой застежкой на боку. В конверте помещалась единственная нитка, ярко-бирюзовая. Эту нитку я снял пинцетом с рукава моей куртки – той самой, в которой дрался с магом на ночной улице.
– Может, еще ничего и не выйдет, – сказал я Герде. Она сидела на краю шезлонга, у ее ног лежал сачок на длинной ручке, которым мы доставали из бассейна опавшие листья, снесенные ветром пластиковые стаканы и прочий мусор. В опущенной руке Герда держала мачете, настоящий огромный нож для рубки тростника. А выражение лица у нее было такое, будто это не мачете даже, а бензопила.
– Но теоретически должно получиться, – я говорил сам с собой, со своими сомнениями. – Эта вещь совсем крошечная, это нитка, но она принадлежала ему и теперь отторгнута… Если что-то пойдет не так – просто беги. Тяни время, жди Микеля.
Она поудобнее перехватила мачете и криво ухмыльнулась. Мне было важно, что она со мной, но и ей было очень важно. Задумай мы переспать сегодня ночью – не были бы так близки, как в эту минуту.
Коробку с цветными мелками я заранее принес из мастерской. Теперь вытащил наугад – это оказался розовый мелок. Опустившись на колени, левой рукой опершись о теплый бетон, правой я начал выводить затейливые линии – вокруг джакузи, вдоль кромки.
«Начертание знака похоже на уже известное вам начертание портала-пути: первое кольцо повторяет узор полностью…» Знал бы мой школьный учитель, что его науку, бесполезную и абстрактную, я смогу применить вот так: соединив старое знание с новым умением, которое дал мне Микель. Впрочем, еще неизвестно, смогу ли…
Я старался рисовать поубористее, чтобы все пять колец вписались от джакузи до газона. Герда молчала, я чувствовал ее взгляд, и он меня поддерживал.
Я завершил пятое кольцо. Колени саднили так, будто я свалился с велосипеда, а пространство вокруг теплой чаши было расписано розовым и казалось венчиком огромного цветка. Герда молча ждала.
Я встал и отошел на несколько шагов. Теперь неизвестно, сработает ли ловушка – портал призыва. И кто кого здесь поймает.
Не словом, а только волей, как учил Микель. Раз, два, три, четыре, ничего не происходит…
Доска для плавания подскочила вверх на полметра. Из джакузи, где в самом глубоком месте вода была мне по грудь, вынырнул, будто с огромной глубины, полностью одетый человек – в бирюзовом пиджаке с блестками, со съехавшей на ухо банданой, он кашлял и задыхался, как утопающий, и Герда уже нависала над ним, занеся мачете.
Но я успел раньше. Моя власть оказалась быстрее ее клинка, тем более что раньше Герда никогда не рубила ни тростник, ни головы. Я расслабился, мигнул, и на месте утопающего боевого мага поплыл по воде мышонок… очень крупный. Крыса. Заструился по воде со страшной скоростью, как моторная лодка.
Крысы умеют плавать, но магия им не подвластна. Как и собакам, и всем, у кого лапки.
Герда отшатнулась. Я подхватил сачок на длинной ручке и выловил крысеныша у самого борта, и он забился в сетке. Ух ты, здоровый какой.
* * *Больше всего я боялся, что мой враг тоже учился когда-то оборотничеству, и, когда первый шок пройдет, он попытается перекинуться обратно. Поэтому я как мог накрепко запер его в обличье грызуна, но предосторожности оказались напрасными. Ничему, кроме абордажа и насилия, он в жизни не учился. И никогда ни в кого не превращался и его не превращали, поэтому, оказавшись в крысиной шкуре, он даже не попытался вернуть себе прежнее обличье. Зато инстинктивно начал действовать как пойманная крыса – карабкаться по ячеистой сетке, желая выбраться из сачка, но и тут я был начеку: накрыл сачок сверху жестяной крышкой от мангала, круглой, с ручкой посередине.
Побарахтавшись, крысеныш потерял мужество. Ничего странного; я хорошо помнил свой первый опыт, когда Микель превратил меня в собаку, и то ведь – собакой быть не так унизительно.
– Отдай его мне, – Герда, забыв о своей боли, кружила, сжимая в руках мачете. – Отдай его мне! Мне надо закрыть гештальт!
Я смутно помнил, что эта фраза имеет смысл, но не относится ни к сачкам, ни к крысам.
– Что-что ты хочешь сделать?
– Отомстить! – выкрикнула Герда. – Вернуть себе достоинство! Не вспоминать этого гада и не бояться!
– И ты вернешь себе достоинство, прикончив крысу?
– Он меня изнасиловал… ну почти. Для корабля абордаж – худшее насилие! Он меня сломал, заставил, он бы и в человеческом облике меня трахнул, я хочу отплатить!
– Забирай, – сказал я беспечно. – Только разгляди получше. Ты таким его прежде не видела.
Крысеныш заплясал на дне сачка, будто его жарили. Герда приблизилась, оскалив зубы, с минуту сверлила его глазами, и я наблюдал смену выражений на ее лице: хищное удовлетворение. Сосредоточенность. Задумчивость. Сомнение. Наконец, гадливость.
Она смачно плюнула в крысеныша. Попала. Отступила, отвернулась, изо всех сил всадила мачете в газон.
– Будет удача, – сказал я.
– Что?!
– У нас считается, что, если плюнуть в крысу и не промахнуться, будет успех в делах.
* * *– Где твои подельщики? В полиции? Я оставлю тебя в живых, если будешь сотрудничать.
Он пищал, метался по клетке и безумно таращился глазами-бусинками. Клетку я сам купил в зоомагазине месяц назад, она шла по скидке-акции вместе с мышиным колесом, и я, как коммерсант, не мог упустить выгоду. Знал бы я, для чего эта клетка послужит.
– Просто сядь, успокойся и дай понять, что ты меня слышишь! – сказал я крысенышу.
Он, может быть, и слышал, но метаться не переставал. Цвет шкуры у него был богатый, лилово-сиреневый, разве что без блесток. Наверное, шерсть потускнела от стресса.
– О чем ты думал, кидая свой поганый абордажный крюк?! – Я тряхнул клетку, он покатился по гофрированному полу. – У меня тут много знакомых крыс, я призову их, познакомимся и поиграем в крысиного короля!
– Леон…
Я обернулся. Герда стояла на пороге моей комнаты, ладонь ее лежала на ребрах, будто пытаясь унять боль. Увидев этот жест, я тряхнул клетку с особенным ожесточением. Мой враг запищал.
– Послушай, Леон… прошло сообщение по новостям. Четверо особо опасных бежали из полицейского участка. Жителям района предлагается быть осторожными и сообщать о подозрительной активности.
Она протянула мне планшет с открытым сайтом новостей: четыре рожи. Я их плохо помнил, но узнать – узнал.
– Так, – я склонился над клеткой. – Или сообщаешь мне, где найти твоих дружков и как их можно задержать. Или я прямо сейчас призову кошек со всего района, и они передерутся за право поиграть с твоей тушкой!
– Да как он может тебе ответить?! – повысила голос Герда. – Он же крыса!
– Все он может, – сказал я со знанием дела. – Я выдам ему смартфон, пусть тычет лапами и отвечает письменно… – Тут я засомневался. – Если он грамотный, конечно.
– Слушай, – она кинула взгляд за окно. – Сейчас десять ноль две. А тот номер в гостинице, что я сняла для них, надо освободить в одиннадцать…
– И что?!
– И то, что там они оставили свои личные шмотки. Теплые плащи, вонючие чулки, шляпы, тесаки… По личным вещам ты сможешь их вызвать. Так же, как этого.
– Так. – Я снова посмотрел на крысеныша в клетке. – Ты упустил отличный случай сотрудничать. Но все равно поедешь с нами, чтобы все яблоки были в одной корзине.
Через три минуты Герда вывела машину из гаража. Я задержался на секунду – чтобы упрятать клетку в спортивную сумку, не привлекающую лишнего внимания и достаточно плотную, чтобы не поддаться крысиным зубам. Я сбежал с крыльца с сумкой на плече, оставив за спиной опустевший дом…
И дом перестал быть пустым.