Леон

Стрела летела. Я не сводил с нее глаз. Дядюшка тоже; на секунду показалось, что стражники правы, и траектория стрелы приведет ее в пенистый след за кормой уходящего корабля. Но уже на излете, падая, стрела дотянулась все-таки до кормы и коснулась ее, оцарапала – и повалилась в волны.

– Стоп-ветер! – крикнул я.

Ветер моментально стих. Дядюшка встряхнулся, как пес, вытер губы и схватился за подзорную трубу. Уставился вдаль, потом, непонимающе, на меня:

– И все?!

«И все?!» – было написано на лицах у стражников.

Пираты на палубе захохотали – дядюшка мог наблюдать это в подзорную трубу, а я – сложив руки биноклем. Пираты показывали нам непристойные жесты, каждый в меру фантазии, у них было на это семь или десять секунд. Потом корабль начал терять вес, палуба зашаталась хуже, чем в шторм, а во время качки трудно устоять на ногах, особенно когда при этом показываешь врагам голую задницу.

Они и не устояли.

С каждой секундой делалось светлее, ветер совсем утих. Я глубоко дышал, облокотившись о парапет, и любовался. Воплей отсюда не было слышно, но пиратское судно поднималось над морем, как огромный воздушный шар. С днища потоками сбегала вода. Повисали налипшие водоросли.

Судно было сбалансировано для плавания, но воздух – другая стихия, и баланс нарушился. Корабль медленно поворачивался, будто решая, что тяжелее – мачты или киль. Я пожалел, что заранее не пригласил горожан в это утро полюбоваться зрелищем. Впрочем, и нынешних зрителей хватало.

– Что это, Леон? – тихо спросил отец.

– Безделица, – я приятельски ему улыбнулся.