В деревне говорили, что еще одну такую Валентину они не выдержат. Слава Богу, Маша была другая, интеллигентная вся в отца. Он был стеснительным молчуном, всегда под пятой у громогласной жены, мамы Валентины и Машеньки. Родителей давно уже нет. Деревня не продлевает жизнь с ее тяжелым укладом, хозяйством, за которым нужно смотреть. Не просто наблюдать, а вкалывать двадцать четыре часа в сутки. Выносить навоз из – под коров, свиней, птицы. Наливать воды всем перечисленным тварям, которых не по паре, а по двадцать пар. Замесить мешку из комбикорма, пшеницы, травы, заливая все кипятком. Заодно сбить тесто, напечь пирогов, чтобы прокормить большое семейство. И не забыть прополоть огород, ведь сорняк не будет ждать, когда ты про него вспомнишь, он без устали растелится ковром, забьет под себя весь урожай, высосет жизнь из фруктов и овощей. А вечером нужно собрать колорадского жука, украсившего дырявые листья картофеля красными личинками. Утром еще на работу. В деревне тоже нужно ходить в офис или в магазин. Одним огородом не прокормиться.
«Не потопаешь, не проживешь! – любила повторять мама и топала в два часа ночи на ферму доить коров, – коровы они ласку тоже любят».
Маша часто бегала к маме на вечернюю дойку, очень удивлялась, когда мама называла корову: «Машенькой!» Ведь к ней она так ласково никогда не обращалась. Только коровы у нее были, – то «моя красавица», то «Машулечка», то «Машунечка». Маша поняла, что корову мама любила больше.
Все мы родом из детства. Комплексы все оттуда, потому что недолюбленные, недоласканные, неуваженные. В школе мальчишки были еще те воображалы. Маше от них часто доставалось. Поэтому, когда она стала учительницей начальных классов, сразу отсекла от девчачьих голов цепкие мальчишечьи пальцы. Помнила, как ее таскали за волосы, как девочки пошустрее смеялись над этим. Вот оттуда, наверное, развилась эта фобия. Теперь Маша не только боялась мужчин, с годами она их просто ненавидела. Считала, что все мужчины обязательно должны ее обидеть. И как только в институте к ней кто – нибудь подходил, она краснела и убегала. Парни смеялись над нею, считали немного пришибленной. Но Маша училась отлично, получила красный диплом. Валентина такой праздник устроила, кричала на всю деревню, что сестра ее – академик. А потом работа с детьми – первоклашками изменила ее до неузнаваемости. Учителя начальных классов становятся похожими на детей. Учатся заново рисовать палочки, крючочки, двойки, тройки, единицы. Постепенно тупеют вместе с учениками. Но старшая сестра продолжает настаивать, что ты – профессор. У тебя есть академическое образование.
А теперь этот академик сидит в огромном городе Санкт – Петербург в двухкомнатной квартире, не может решить простую задачку – как открыть магазин сестре.
– Ма, пойдем гулять! – предложил Колька, увидев расстроенную Машу. – А то меня качает после поезда будто до сих пор еду.
– Пойдем, сынок. А мы не заблудимся? – улыбнулась Маша.
– Не, мам, я запомнил, как мы сюда ехали. В общем, по набережной, потом по Линии. Вот так и пойдем обратно.
– По линии? – переспросила Маша.
– Нет, по набережной.
– Не поняла.
– Гулять будем по набережной, возвращаться по Линии. Не переживай, мама, со мной не пропадешь.
Белые ночи Питера восхитили Машу и Кольку. Они не могли оторвать взгляд от питерского неба. Оно заигрывало с ними ежеминутно, разрисовывало голубое полотно разными красками, становилось то фиолетовое, то розовое. Облака лежали на коралловых столбах, отражающихся в Неве. Набережную украшали рыбаки. Колька потянул маму к ним поближе. Но Маша отошла на безопасное расстояние, наблюдая за ними издалека, видела, как сын расспрашивает у одного узбека, что ловится. Тот со знанием дела хвастался, что судак идет. И тут же в подтверждение слов вытащил огромную рыбину, бросил ее под машину. Только сейчас Маша заметила, что в жигулях сидит молодая узбечка с сотовым телефоном. Она не переставала говорить, вышла из машины, достала трофей, положила в ведро и вновь села на переднее сидение.
Над Исаакиевским собором висела огромная луна – солнце. Нельзя было понять, что это – рассвет или закат. Старинные особняки заливало ярким сиянием, особенно верхние этажи. Огнем горели на горизонте, растекаясь золотом по бирюзовому небу. Внизу зеленовато – синяя подсветка фонтаном вспыхивала на архитектурных строениях. Тени старинных зданий нависали над Английской набережной, очаровывали своей историей, манили воспоминаниями, казалось, в темных окнах виднелись лица бывших хозяев. Справа красовался собор Оптинских старцев.
– Боже, как здесь красиво! – произнесла Маша, – Питер – рай на земле.
Колька подбежал к ней, показал какую рыбину вытащил узбек.
– Ма, купи мне удочку, я буду добытчиком! – пообещал радостно Колька.
– Хорошо, сначала нужно мне рабочее место создать, завтра будем искать помещение под магазин для тети Вали.
– Ладно, с первой зарплаты купишь мне удочку, – юношеским тенорком произнес Колька, – на правах единственного маминого мужчины.
– Хорошо, – потрепав сына по голове, заулыбалась Маша. – А теперь веди меня домой, я дороги не знаю.
Конечно, она слукавила, потому что видела красивый Храм, который запомнила. Золотыми куполами переливаясь он будто возвышался над городом, над землей, над Вселенной. Это было точное направление, как возвращаться домой. Жили они на четырнадцатой Линии, по дороге считали сколько широких проспектов пересекут. Их было три. Маша с Колькой жили за Малым проспектом Васильевского острова. Внизу был магазин «24 часа без перерыва». За ним во дворе стоял их дом.
Когда они подошли к магазину, Маша увидела пожилую интеллигентную женщину в шляпке с вуалью, копошившуюся в мусорном баке. Маша никогда не видела бомжей, потому что в деревне их не было. Она подумала, что бабушка что – то потеряла, сразу направилась к ней.
– Добрый вечер, давайте я вам помогу, – предложила Маша, – вы что ищите?
– Пошла на х…й! – произнесла мадам в шляпке. – Грешно смеяться над потерпевшими от землетрясения.
– Я не смеюсь, помочь хотела, – ответила обиженно Маша.
Дама, прищурив один глаз, с интересом посмотрела на помощницу.
– Тогда вон там внизу достань пакет, у меня ручки короткие, – процедила старушка, вставляя сигарету между зубов.
Маша очень сильно наклонилась в мусорный бак, едва не упала. На крылечко магазина вышла продавщица, брезгливо посмотрела на Машу, сплюнула, произнесла: «С виду прилично одетая! И что вам, бомжам, вечно на бутылку не хватает».
Колька уставился на продавщицу:
– А женщины разве пьют?
– Нет, горло поласкают! Твоя мать по мусоркам лазит?
– Она бабушке помогает! – обиделся Колька.
– Бабка тоже пьет? – вздохнула продавщица.
В это время Маша достала пакет со дна мусорного бака, старуха в него вцепилась, разорвала в одном месте, стала пихать в рот грязной рукой чьи – то объедки.
– Что вы делаете? – закричала Маша, – вы же отравитесь!
– Пошла на х…й! – поблагодарила дама вновь.
Маша оторопела, повернулась к Кольке, разводя руками.
– Ма, тетенька сказала, что это бомжи, – пояснил Колька.
– Что за национальность? – удивилась Маша.
Продавщица стукнула Кольку по плечу, засмеялась:
– Вы что с другой планеты, племянничек? Бомжей никогда не видели? Тоже мне тетеньку нашел! – передразнила она его. – Меня Фатима звать. А тебя как?
– Меня Колька, а маму – Мария Сергеевна.
– Можно просто Маша, – вытерла руки платочком, вздохнула, грустно оглядев даму в вуали.
Колька продолжал возмущаться:
– Мы земляне. Только что приехали.
Фатима протянула руку, продолжала улыбаться.
– Вы в Питер насовсем?
– Да, я так решил. Где здесь школа поближе?
– Рядом, на углу Малого проспекта и двенадцатой Линии, – показала рукой Фатима.
– Этот проспект называется Малым, а что за ним?