Однако к концу месяца его стали посещать опасения, что выдать его может и Миранда. Конечно, на данный момент у неё не то положение, чтобы к её словам прислушались, да и характер не тот, чтобы таким способом мстить. Но ведь и выходка с Эрбилом тоже вроде не в её характере была. Вдруг натолкнёт Илиаса на подобные сомнения и тот проверять начнёт?
Не выдержав гнёта подобных мыслей, он решил всё же вызвать Илиаса, чтобы расспросить и по реакции понять, появились у него подобные подозрения или нет.
Илиас не заставил себя долго ждать, явившись практически сразу, как только ему передали распоряжение прийти.
Поздоровался и с поклоном положил перед ним стопку документов:
– Вот здесь признательные показания двух последних задержанных, мой господин.
– Молодец, только почему, лишь когда позвал, о них докладываешь, а не сам? – что-то не понравилось Альфреду и в его позе, и в той поспешности, с которой он бумаги перед ним выложил.
– Отвлекать не хотел, памятуя, что не любите вы, когда отвлекают, – Илиас вновь склонился перед ним.
– А если честно? Ведь запомнить должен был, что не люблю, когда лгут и скрытничают, – Альфред сам не понял, как эта фраза сорвалась с губ, то ли в образ Эрбила хорошо вошёл, то ли зацепить его ученика захотелось, чтобы повод для манипуляций получить.
– Да, я запомнил, хорошо запомнил, мой господин, – тут же срывающимся голосом ответил тот.
– Тогда прекращай темнить и выкладывай начистоту! – с нажимом потребовал Альфред, окончательно уверившийся, что подозрения не беспочвенны.
Илиас нервно сглотнул, чуть помялся, а потом решительно проговорил:
– С Мартой я не справляюсь. Замкнулась она, и ничего её не берёт. Уже измучился с ней.
– Не понял. Я же не велел её допрашивать. С чего вдруг самовольничать решил? – Альфред раздражённо нахмурился.
– Извините, я нечётко выразился. Я не допрашивал её, а пытался добиться хоть какого-то адекватного поведения. Она как умом тронулась. Не отвечает по делу, лишь оскорбить может, ничего не выполняет, даже не ест и не пьёт. Чтобы на допросе заставить присутствовать, её должны туда отнести, желательно заткнув рот, а потом к столбу или стулу привязать, иначе ни стоять, ни сидеть она не будет. Упадёт на пол и будет так лежать, не двигаясь. Я думал поначалу её еды и воды лишить, но она трое суток не просила, а когда принесли, даже не притронулась ни к чему. Пришлось насильно и воду вливать, и кормить. Но её тошнит тут же. Так что даже не знаю, что с ней делать. Охранников тоже уже довела, её боятся, поскольку и укусить может, и вцепиться. Они её опасаются до такой степени, что мечтают даже не начать пытать, а убить.
– Ты сказал, ей рот затыкаешь, почему?
– Во-первых, она кусается, а во-вторых, оскорблять мастерица, причём так, что не в бровь, а в глаз. Про любого найдёт, что сказать и чем припугнуть. Почти все охранники её сильной ведьмой считают и боятся, поскольку её слова, как правило, сбываются.
– А про тебя что говорит?
– А вот про меня, как ни странно, молчит, хотя я ждал. И не напала ни разу, лишь смотрит так, что мороз по коже… Но стоит мне только отойти, и она доведёт всех так, что пару раз её чуть не убили…
– Почему сразу мне не доложил?
– Сначала надеялся сам справиться, а потом уже начал бояться доложить… Всё слишком далеко зашло.
– Что значит далеко?
– У неё разбито лицо, ободран бок, вывернута рука и вдобавок сильное истощение.
– Ты соображаешь, что сделал? Зачем? Я же запретил её трогать! – со злостью выдохнул Альфред.
– Это всё произошло случайно, мой господин, – поспешно пояснил Илиас.
– Как такое может произойти случайно?
– Началось всё с того, что она сильно укусила и одновременно так ударила локтем охранника, несущего её по лестнице, что он её уронил. Хорошо, что лишь разбитыми губами, синяками и ссадинами отделалась, могла вообще шею свернуть. Лестница крутая, и она вниз головой полетела.
– Что с тем охранником?
– Приказал выпороть.
– И всё?
– Да, всё. Поскольку не нарочно он это сделал. Кстати, именно то, что не особо сильно наказал его, в итоге спасло ей жизнь, поскольку именно он другого охранника потом остановил, когда тот её связанную чуть не прирезал из-за её слов. Я вышел поесть, прихожу, а там двое охранников дерутся подле неё, один из которых ножом размахивает и орёт: «Всё равно прирежу, тварь!»
– Что она ему сказала?
– Свидетелем не был, но, как я понял, что-то о его мужской силе и предпочтениях.
– Что с этим сделал?
– Вот этого приказал лишить языка, клеймить и на галеры отправил.
– А руку ей кто вывернул?
– Руку ей вывернул я случайно вчера вечером, когда вывести решил из зала для допросов. Вроде как плохо ей стало совсем, задыхаться начала… А когда мимо палача проходила, то она резко дёрнулась и наброситься на него попыталась, и я автоматически отдёрнул её сильно. Причём не отдёрни, она, скорее всего, сумела бы того убить, поскольку в другой руке у неё оказался большой гвоздь, она его незаметно из крепёжной рамы вытащила. Как умудрилась, не представляю, но как-то вытащила. И ведь еле на ногах вроде стояла, а когда набросилась, чуть меня с ног не сбила…
– Палач чем-то ей досадил?
– Старался не досаждать, хотя именно он обычно и привязывал её, и помогал мне кормить её насильно. Но всегда очень аккуратно. Вы же знаете, как он может работать, так что ни руки ей ни разу не ободрал, ни горло. И она его хоть и не жаловала и не особо давалась, но гадостей ни разу на моей памяти не говорила. Я поэтому и растерялся поначалу, не ожидал, что кинется на него.
– Кого он в тот момент допрашивал?
– Девчонка молоденькая совсем, дочь колдуна, не хотела на отца признательные показания давать.
– В итоге дала?
– Не успела. Сначала вся эта суматоха с нападением Марты, а ночью девчонка умерла. Причём даже причину выяснить не смогли. Но там и без её показаний обвинений хватает.
Альфред глубоко вздохнул, борясь с желанием немедленно самолично придушить Илиаса.
Тот почувствовал, сразу испуганно потупился, пробормотав:
– Я знаю, что виноват, и готов принять заслуженное наказание, мой господин. Мне надо было сразу обо всём доложить вам. Но уж очень мне хотелось сначала всё исправить, а всё становилось только хуже и хуже. Я боялся, что вы не поверите, решите, что отыгрываюсь на ней… Но я, правда, старался не причинять ей вреда. Даже вчера я скорее от неожиданности её так сильно дёрнул, нежели чем для того, чтобы палача защитить.
– Сустав сильно повредил?
– Связки повредил. Рукой теперь даже пошевелить не может.
– Вот слов нет… – Альфред раздражённо скривился. – А истощена отчего?
– Так не ест она ничего, бледная до жути стала и на ногах еле стоит. Хотя вот вчера сил хватило, чтобы напасть, но потом вообще как неживая сделалась. А сегодня и подавно, ей еду в горло вливаешь, а она медленно обратно вытекает. Я такого и не видел никогда. Пришлось сидя привязать и вливать, но её потом всё равно стошнило. Так что вынужден признаться, что задание ваше исполнить я не смог, хотя очень старался. Короче говоря, виноват и готов понести заслуженное наказание.
– О наказании потом поговорим. Сейчас пойдём покажешь мне её.