Ну, в общем-то, да. Выбирать из трёх платьев, чтобы выбрать четвертое… Ничем иным это не объяснить. Прекрасная женщина.
Усевшись за стол, она пригрозила пальцем разомлевшему бесу и принялась за еду.
– Центр рухнувших – это та ещё песня: слова через раз, в ноты не попадает, мотив никакой. Зато душа нараспашку. Поэтому принимают радостно, долго, но всё не туда. Только не расстраивайся, у тебя всё будет хорошо.
Я подозрительно покосилась на неё и задумчиво зачерпнула чайной ложкой сметану из пиалки. Вообще, мысли пока теснятся в голове и упорно не желают выстраиваться как положено. Я осознаю, где я и что здесь делаю в данный момент. Но при этом совершенно не могу осознать, что назад не вернуться. Хорошо хоть, так сложилось, что в моём мире никакой родни не осталось, а значит, никто не поседеет от беспокойства, куда пропала непутёвая Ада. Имелись дальние родственники на Урале, но они вряд ли вспомнят мои имя и лицо.
Жалко только Жанку. Она-то как раз меня и будет искать. И ещё Мать Песца может, тьфу, Алиска.
Ощутив приступ дикой тоски по девчонкам, я не заметила, как в расстройстве смела всё, что было на тарелке. Тётушка Сарабунда посмотрела на меня, цокнула языком.
– Молодо-зелено, – изрекла она. – Пока что всё на пользу, и даже если твой экватор станет больше, это тоже хорошо – мужчине хоть будет за что ухватиться, я говорю.
– Вы про какой экватор? – осторожно поинтересовалась я.
– Про тот, что ниже талии, – хмыкнула она, и я почувствовала себя неловко. Ну, самую малость.
– Ладно, заканчиваем трапезу и едем, – тут же, развеселившись, добавила она. – Наденешь пока платье моей внучки. Чем больше вызовешь жалости у инспекторов, тем лучше.
– У вас есть внучка? – изумилась я.
– Да что ж я, не люди? – уперла руки в бока тётушка Сарабунда. – Конечно, есть, охламонка ещё та! Художница будет. Ой, я тебе скажу, такие художества вытворяла ещё в школе, что словами не передать!
Впрочем, передавать их моя хозяйка и не стала. Вместо этого я живо убрала со стола и вымыла посуду, а тётушка Сарабунда предоставила мне серенькое короткое платьице. В целом, оно выглядело прилично, правда, длина оставляла желать лучшего.
Однако особо страдать не было времени, поэтому, быстро облачившись и заплетя непослушные волнистые волосы в косу, я была готова в кратчайшие сроки.
– Идём, – скомандовала Сарабунда и распахнула дверь.
В коридор ворвался раскалённый знойный воздух. Но жара меня не изумила, так как у порога лежало нечто куда более интересное. Огромный букет из алых роз, от которых исходило рубиновое сияние.
Я ахнула от неожиданности, прижав руки к груди.
Тётушка Сарабунда осмотрела «препятствие» и философски изрекла:
– Милочка, ты делаешь успех, большой и мужской, я говорю.
Мимо ушей, конечно, подобное замечание пролететь не могло. Но я взяла огромный букет в руки и на минуту себя почувствовала звездой эстрады. Ну, или депутатом из парламента, им такие же дарят. Боюсь даже предположить, сколько тут роз. Пятьдесят? Семьдесят?
Прикинуть, конечно, я могла только на глаз. Да и то десятками, потому что так не определить.
Розы пахли восхитительно. Сделав глубокий вдох, я блаженно прикрыла глаза. Пусть весь мир подождёт. Не каждый день такие букеты под дверью нахожу… Хотя кому я вру, такой – первый раз в жизни.
– Так, не стой, поставь в вазу, – тут же распорядилась тётушка Сарабунда. – Да, в ту, с неприличными мальчиками.
– Они не неприличные, – буркнула я, быстро проходя в комнату.
На вазе просто изображены греческие юноши на Олимпийских играх. Очень обнажённые юноши на ну… о-о-очень Олимпийских играх. Ничего пошлого и постыдного, греки вообще к обнажённому телу относились как к прекрасному творению природы. Так что… нечего завидовать, в общем. А смотреть – приятно.
Но стоило разобраться с розами, как тётушка Сарабунда тут же подошла и одним движением, казалось бы, засушенной старушечьей руки отодвинула вазу высотой мне по пояс в угол комнаты.
– Пусть там постоит, – пояснила она, – а то плотоядни – ревнивые заразы. Ещё пообкусывают такую красоту.
– Так они же на кухне! – изумилась я.
– И что? – приподняла тонкую бровь тётушка Сарабунда. – Что им мешает корненожками добежать сюда? Точнее, доползти?
Я сглотнула. Так, теперь буду ложиться спать и класть рядом нож. Или топорик. Вдруг им надумается прийти ко мне в гости, потому что на подоконнике сквозняк? Хватит с меня одного беси, который считает, что кровать – это пристанище, а я плюшевая Ада, которую можно использовать как лежанку, накрывалку и подушечку.
Однако тут же включилась соображалка, и я осторожно уточнила:
– А что им помешает добежать до этого угла?
– Так тут же живёт Моня, – совершенно не растерялась она. – А с Моней они на начальной стадии холодной войны, прям как старая девственница с легионом стриптизёров.
– Кто…
Я покосилась на угол, где как ни в чем не бывало стояла ваза с неприличными мальчиками.
– Кто такой Моня?
– Мой любимый хищный паук из рода гарагуртовых! – с нескрываемой гордостью сказала тётушка Сарабунда и тут же уточнила: – Адочка, а что это ты так позеленела?
– Да я это… – выдавила я, пытаясь не думать о подступающей к горлу дурноте. – Давайте уже на улицу, а?
– Пошли, милочка, пошли, – покивала она и подхватила меня под локоток.
Во двор мы вышли без приключений. Я пыталась прийти в себя и осмыслить сказанное про бегающие цветы и хищного паука. Господи, мне срочно нужна другая комната!
Солнышко палило немилосердно, и я тут же пожалела, что не выпросила никакой шляпки. Даже самого экзотичного вида. При этом тётушка Сарабунда, кажется, чувствовала себя прекрасно. Поправила изогнутый василёк на соломенной шляпе, достала из сумочки сигару и закурила.
Я сделала глубокий вдох, и тут взгляд наткнулся на три двери, которых я раньше не видела. Две под нашей квартирой, одна – под Цириной. Точнее, их там тоже было две, но в одной жил Меф.
Кстати, розы! За разговорами о живности тётушки Сарабунды от меня как-то ускользнуло, что даже не возник вопрос, кто прислал розы?
– Кто мог меня так одарить? – спросила я, когда мы покинули дворик. – Меф?
Тётушка задумчиво выпустила колечко дыма, сосредоточенно глядя под ноги. Дорожка сложена из камней, тут глаз да глаз надо, не асфальт же. Вспомнились мои путешествия по Закарпатью, где города-крошки, сделанные по западному образцу, заводят путника в маленькие дворики выложенными брусчаткой дорогами. Когда ты, привыкший к широте южных улиц, путаешься и не можешь понять, где тротуар, а где проезжая часть?
На её плече соткался из воздуха нахальный чертёнок, которого я видела в первый день нашего знакомства. Он тут же поймал дымное кольцо, покрутил его на когтистом пальчике и закинул подальше.
– Не думаю, – сказала вдруг тётушка Сарабунда. – Он хоть и с кровью инкуба, всё такое, но без фантазии. Особенно, если ему велено лапы блудливые не тянуть. Он действительно пойдёт с тобой покупать вещи и, поверь, купит всё, на что ты покажешь. Но сам фантазировать не будет, я говорю.
«Как похоже на наших мужчин, – грустно подумала я. – Если хочешь сюрприз, то распиши сценарий, сунь ему в руки, дай адрес магазина и назначь время, когда всё это вручить. И главное! Не забывай ахать, охать и говорить: „Ой, как неожиданно! Как ты догадался, что я хочу именно это?“ Только так. Не со всеми, конечно, но с большинством – так».
– А кто же тогда?
Тётушка Сарабунда подвела меня к остановке.