– Мальчик мой, узнаешь ли ты меня? – обратился дух земли к душе.
– Ты часто являлся мне во сне и давал добрые советы, – ответила душа.
– Я отец твой – дух земли. Не уследил я, и ты потерял бессмертие. Но я люблю тебя, как и мать твоя, чьим обликом я часто тревожил твои сны.
– Я знаю. Ведь я душа, которая помнит свою жизнь с первого дня рождения. Это тогда, когда я была в человеческом облике, я помнила только то, что относилось к моему наземному существованию.
– Я люблю тебя, дитя мое.
– И я тебя, – ответила душа и лучезарно улыбнулась.
В тот же миг закружил черный вихрь и унес духа смерти и Осоролэти в Поля Блаженных.
Фиилмарнен же двинулся в обратный печальный путь. Добравшись до своего дворца, он, чтобы сохранить тело навечно, заключил его в хрустальную колоду, которую поставил рядом с колодой Хелихелин. Сотни лет безотлучно провел он в зале рядом с телами двух самых дорогих для него людей. Гробовая тишина царила во дворце, лишь иногда, как тени, мелькали в дальних коридорах шесть дочерей духа земли, да их голоса глухим эхом доносились до его ушей. От пренебрежения со стороны отца и обиды Орма – Мрак стала черной как ночь и полюбила темные переходы. Лицо Хёглы – Ужаса страшно исказилось, и ей сделался приятен страх, который она вызывала. Эйа – Эхо так истаяла от печали, что сделалась совсем бесплотной. Эшу – Шорох, боясь рассердить отца и не имея сил расстаться с ним, подсматривала за Фиилмарненом украдкой, напоминая о себе лишь неясными звуками, а присутствие Линуэлис – Тишины ощущалось лишь в тяжелом молчании камней. Ольсю – Мираж еще пыталась привлечь внимание Фиилмарнена, принимая разные облики, но все было тщетно.
Однажды мертвенное безмолвие дворца нарушил неизвестный звук.
– Эй, Хёгла, а ну, напугай того злодея, что нарушил мою скорбь, – разгневался дух. – Ольсю, замани его внутрь горы, Орма, окружи его тьмой и не дай найти обратную дорогу!
– Да что вы, батюшка, ведь это рубит руду пра– пра– пра– пра– пра – правнук нашего Осоролэти, – возразила самая младшая из дочерей и самая добрая Линуэлис. – Он так похож на нашего брата!
– Да что ты! – воскликнул дух и выбрался на поверхность, чтобы убедиться в словах дочери.
И вправду он увидел юношу, рубившего руду, очень сильно похожего на Осоролэти. Обернувшись человеком, дух подошел к юноше и спросил дрожащим голосом:
– Скажи, милый, какого ты роду – племени?
– Меня зовут Карой, – ответил юноша с приветливой улыбкой. – Я из народа гаутского, а из рода кузнецов Элсли, что ведет начало от Осоролэти – Золотые Волосы, сына духа земли Фиилмарнена. Фиилмарнен подарил нам власть над металлом, за это мы уважаем и почитаем его.
– И много вас, кузнецов Элсли? – спросил дух.
– Без малого 60 человек, дедушка. А вы кто?
– Я – сам дух земли. А за то, что ты был добр ко мне и сообщил славные вести, я подарю тебе дар без труда находить разные руды и драгоценные камни, – и дух исчез с глаз удивленного юноши.
С тех пор окончилась скорбь духа и он стал выходить на поверхность земли как прежде. А что до Кароя, то он был дедом деда моего отца Стига.
Вот и вся история о том, как Элсли получили власть над металлами, а все люди научились пользоваться огнем, строить дома и хорошо охотиться.
Гюрд закончил рассказ. Лица его слушателей, алые в свете погасающих угольев, были задумчивы.
Вдруг Хиреворд спросил:
– А вы знаете, как был создан наш мир?
– Нет, а ты знаешь?
– Довелось мне на празднике расспросить жрицу Миунн.
– Ну, расскажи.
Рассказ Хиреворда.
Сначала были тьма и пустота. В мире царил холод. В этой холодной пустой тьме жили духи. Они метались во мраке, налетали друг на друга. Их жалобные крики напоминали крики вспугнутых птиц.
Самым старым из духов был мировой дух Амброши. Ему хотелось сна и покоя. Постоянный шорох крыльев, звук столкнувшихся тел и крик раздражали его. Иногда он открывал свой огненный глаз и горячими лучами, исходящими из глаза, распугивал духов, но ненадолго.
Однажды Амброши решил избавиться от них. Силой своей мысли он создал пустой внутри орех, излучавший золотистый свет. В скорлупе ореха дух пробил дырочку, в которую то и дело заглядывал с интересом. Другие духи, не видевшие раньше ничего подобного, заинтересовались и, подлетев поближе, зависли вокруг в пустоте толпами.
– Что ты видишь там, Амброши? – осмелился наконец спросить его какой – то мелкий дух. – Что ты видишь там?
– Я вижу великое чудо, равного которому мне раньше не доводилось видеть никогда. Я вижу неизвестный мир в сиянии розовой дымки, пронизанной серебристыми лучами. А за дымкой мне смутно видится нечто прекрасное, но что, я не могу понять. Я слишком огромен и не смогу пролезть сквозь дырочку этого ореха, чтобы рассмотреть все подробности.
– Может, я бы смог это разглядеть? – услужливо предложил мелкий дух.
– Ну нет, ты слишком низок, чтобы наблюдать подобную красоту, – возразил Амброши.
Окружавшие его духи зашелестели крыльями, зашумели, наперебой предлагая свои услуги, но мировой дух им всем отказал. Подогрев любопытство духов таким образом, Амброши через некоторое время притворился, что заснул. Тогда один из мелких духов потихоньку подобрался к волшебному ореху и нырнул туда. Попав в марево переливающегося света, он был так восхищен, что издал несколько ликующих воплей. Услыхав, что ему там хорошо, остальные духи, толкая друг друга, тоже полезли в орех. Вскоре все они были внутри. Тут – то Амброши схватил орех и залепил в нем отверстие, предварительно посадив туда двух жуков, красного – Солнце и желтого – Луну. Эти жуки должны были ползать вокруг залепленного отверстия и, освещая все вокруг себя, следить, чтобы ни один дух не смог выбраться обратно. А если бы кто и попытался это сделать, то красный жук – Солнце должен был обжечь его жаром, а желтый жук – Луна – заставить заледенеть от своего холода.
Что касается духов то, как только отверстие в орехе было заделано, волшебная дымка исчезла, и они увидели, что попали в западню. Поскольку выбраться возможности не было, они стали устраиваться, кто как может. Одни из них создали землю и поселились в ее недрах, другие – горы и заняли пещеры, третьи – леса и нашли приют в деревьях, четвертые наколдовали реки и озера, уйдя в их глубины. Те же из духов, кто не смирился, стали духами воздуха. Днем, невидимые, они следуют за Солнцем, ожидая, когда красный жук потеряет бдительность. Их крылья создают ветерок. Ночью они ожидают, когда ослабит внимание желтый жук – Луна, тогда на небе видны их походные костры – звезды. Но Солнце и Луна еще ни разу не ослабили внимания, и ни один дух не смог выйти наружу через заветное отверстие. Вот как был создан наш мир.
– Ну, хватит, ваши серьезные рассказы всем надоели, – заявил Ирле, лукаво блеснув глазами. Его вздернутый кончик носа придавал лицу выражение, которое могло бы быть у лисицы, решившей посетить зимние запасы нерадивого хозяина. – Вот я знаю историю получше, не такую древнюю, но куда более занимательную.
– Что – то не припомню, чтобы ты был занимательным рассказчиком, – строго посмотрела на него Ларио.
– Ладно – ладно, вы все меня недооцениваете, – растянув в улыбке рот до ушей, сказал Ирле.
– Ну, рассказывай, только смотри, чтобы не было обид после твоих рассказов.
– Конечно, какие обиды! – пожал плечами Ирле.
Рассказ Ирле
Я расскажу вам одну историю про Ирне. Вот он сидит рядом и не даст мне соврать (на этом месте Ирне подозрительно засопел).
Так вот. Иду я однажды по лесу. Вдруг слышу, кто – то разговаривает, а когда замолкает, то собака скулит. Раздвинул я кусты, а это Ирне сидит на поваленном дереве, а рядом с ним на земле пристроилась его собака Белка. Ирне ест мясо, а собака на него смотрит и скулит. Все знают, как мой брат любит свою Белку, поэтому стоило ей подать голос, как он отрывал кусочек мяса и кидал ей. Не успевал Ирне донести свой кусок до рта, как Белка свой уже проглатывала и принималась скулить снова. Ирне опять отрывал ей кусочек, опять не успевал до рта донести, как она опять все съедала и опять скулила. Он снова…
– Ирле, занимательность твоего рассказа переходит все пределы, – заметил Хиреворд.
– Ладно, кончаю, – усмехнулся Ирле, кося взглядом на напрягшегося, как струна, Ирне. – Сидел, значит, Ирне, сидел и ел с собакой свое мясо, таким образом, пока не заметил, что Белка со своим жалобным визгом получает мяса больше, чем он сам. Тогда Ирне посадил ее на свое место, отдал ей мясо и сказал: «Ты – хитрая, а я хитрей. Теперь ты ешь, а я буду скулить».
Ирне, побагровев от гнева, бросился на брата. Ирле успел отскочить, но споткнулся и был схвачен за ногу. После непродолжительной борьбы справедливость восторжествовала. Ирне сел верхом на Ирле и, приподняв его голову за волосы, потребовал отказаться от своей клеветы. Ирле тут же притворно заверещал, словно от непереносимой боли. На его крик прибежала Алиа. Она разгневалась на то, что ее внуки устроили в помещении больного такой шум. Алиа разогнала всех, а Ирне и Ирле, как главных зачинщиков, увела, держа за шкирки. Не смотря на неудобную позу, Ирле ухитрился показать брату язык и сообщить, что ему все – таки не пришлось ни от чего отказываться, за что последний угостил его пинком. В ответ на пинок Ирле, ухмыляясь, взвыл еще громче за спиной бабушки, а Алиа наградила Ирне подзатыльником.
11 Медведь – оборотень
Первые дни Гюрд часто притворялся, что дремлет, а сам из – под ресниц наблюдал за жизнью в новом доме. Дом жил как муравейник. С раннего утра начиналось хлопанье дверьми, лай собак, крики женщин и визг детей, развлекавшихся тем, что они прятались от матерей в помещении другой семьи. Гюрд выяснил, что у Хиреворда есть шесть замужних сестер, каждая из которых живет со своим мужем и детьми в отдельном доме, но в то же время все дома соединяются между собой переходами из переплетенных веток, обмазанных глиной. Движение и шум прекращались только на ночь. Заводилами всех семейных ссор и разбирательств были две старшие дочери – Айлин и Миолин, которые то и дело соревновались между собой. Ни одна из них не могла допустить, чтобы у одной было что–то, чего нет у первой. Единственное, в чем они не могли достигнуть равенства – было количество детей. Айлин, кроме сына Ирне, имела ещё двух сыновей – Ринда и Йоринда, и двух дочерей – Осоринду и Йоринду. Миолин же имела единственного ребёнка – Ирле.
Хиреворд и Ларио жили с матерью, потому что у них не было своих семей, и отдельное помещение им не полагалось. Алиа и ее дети спали на тех же полатях, где лежал Гюрд. Чтобы изгнать из него болезнь, Алиа по нескольку раз в день грела песком его ноги, а так же поила настоями липы и чабреца с медом, после которых Гюрда прошибал пот. Врачевательница считала, что с потом болезнь уходит из тела, и нарочно укутывала его шкурами, чтобы он потел сильнее.