Дух Фиилмарнен и его дети

За ужином Хиреворд спросил жену:

– Что ты, Хилла, загрустила?

– Маму жалко, она одна там с ним сидит, – ответила Хилла, кивнув в сторону перехода между домами. – Еще боюсь, как бы отец сюда не пришел и не нашел Гюрда.

Они рано потушили огонь и легли, но никто не спал. Со стороны половины родителей слышался недовольный голос Стига, ругавшего жену. Никому из них не пришло в голову осуждать его, ведь он был старшим в роду, как никому бы в голову не пришло и перечить ему.

Когда все затихло, Гюрд тихо поднялся и пошел в кузницу. У юноши захватывало дух, пока он в темноте разводил огонь. А вдруг, когда огонь вспыхнет, кузница окажется полна всякой лесной нечисти? Однако ничего страшного не произошло, и он потихоньку успокоился.

В кузнице в одном углу была свалена медная руда, рядом – железная и куски олова. В другом углу лежали сданные местными жителями в починку вещи. В кожаном мешке висели готовые заказы, а в мешочках поменьше – разноцветные камешки для украшения. В третьем углу находилась куча глины, покрытая мокрой тряпкой, куски воска и мягкого камня. Над ней на полке стоял горшок и наконечниками стрел и лежал мешок с древками копий. В четвертом углу была печь.

Гюрд нашел гадательные кости за кучей глины. Так могла поступить в порыве спешки только Хелихелин. Это были две оленьи лопатки, нагретые над огнем и растрескавшиеся. Как ни хотелось ему задержаться и их рассмотреть, юноша задул огонь и вернулся в дом. Кто знает, вдруг дух земли заглянет в кузницу ночью и сделает его одним из своих мастеров в горе?

На следующее утро, чуть рассвело, юноши отправились стрелять уток, оставив гадательные кости дома, чтобы не потерять их. Они договорились, что Хилла ближе к полудню принесет кости к лесному ручью. Тогда, при свете дня, выполнив свою основную работу, они их и рассмотрят.

Охота была удачной, хотя они и сильно промокли. Когда солнце было в зените, они вышли к ручью. Хилла с ребенком уже сидела там.

Увидев потресканные гадательные кости, Гюрд подумал, что Хелихелин, должно быть, просидела в кузнице всю ночь, нагревая их. Она не испугалась находиться там одна, так велико было ее желание скрыть свое занятие. По разговору между Хиревордом и Хиллой Гюрд понял, что о том, о чем друг сказал ему вчера, он говорил с женой не один раз. Юноша почувствовал легкую обиду, но потом понял, что это неизбежно, ведь он ночевал на половине родителей и целыми днями работал с отцом в кузнице, куда Хиреворду как непосвященному вход был закрыт.

Что же сказал дух земли Хелихелин? Ответить на этот вопрос было нелегко. По гадательным костям разбежались мелкие трещинки во всех направлениях, не считая крупных трещин.

– Смотрите, это похоже на длинный волчий нос, – сказал Хиреворд.

– Если это волк, то где глаза и уши, где остальное тело? – возразила Хилла.

– Может, это означает, что Агне пробрался к нам как коварный волк? – предположил Хиреворд.

– Из- за этого Хелихелин не сбежала бы с ним, – усомнился Гюрд. – Надо искать то, что ей было приятно.

– Ей хотелось выйти за него замуж, – сказала Хилла. – Взгляните, если проследить за нижней линией «волчьего носа», то это напоминает дно лодки, а «нос» – это нос лодки, а вот сюда трещина поднимается как корма.

– Смотри – ка, вправду лодка, – пробормотал Хиреворд.

– Действительно, похоже, – согласился Гюрд.

Она увидела лодку и решила, что дух земли одобряет ее затею, – предположила Хилла.

– Судя по всему, так оно и есть, – кивнул Гюрд.

Они долго изучали другие трещины, но разошлись во мнениях, что они обозначают.

Вечером Ойгла пришла на половину дочери и сказала, что Стиг успокоился, но успокоился нехорошо. Он заявил, что ему все равно, где находится Гюрд, что сын может вернуться в дом или не возвращаться вовсе, его это больше не волнует. Гюрд пообещал прийти ночевать на родительскую половину. Он жалел мать за то, что ей одной уже два дня приходилось сносить дурной нрав Стига. В глубине души он считал несправедливым, что за проступок Хелихелин отец наказывает всю семью, а Ойглу в особенности. Если уж хорошенько разобраться, больше всего вины в том, какой выросла младшая дочь, лежало на нем.

Гюрд вернулся в кузницу, но работал один. Стиг не обращал на него внимания и не разговаривал с ним. Так же он вел себя и дома, словно он жил совсем один. Однако он протестовал, если по вечерам Ойгла пыталась уйти на половину дочери. Он не разговаривал с ней, но требовал, чтобы жена находилась при нем. Из солидарности Гюрд оставался с матерью. Не было ничего тоскливее этих проходивших в полном молчании вечеров.

Впрочем, был один положительный момент в равнодушном отношении отца ко всем членам семьи. Они стали более свободны в распоряжении своим временем днем.

К зиме все, кроме Стига, очень заинтересовались тем, какое первое слово скажет маленькая Элиэнн. Хилла целыми днями твердила: «Скажи мама», Хиреворд – «Скажи папа», Гюрд – «Скажи дядя», а Ойгла – «Скажи баба». До этого они долго решали, на кого похож ребенок. Хиреворд считал, что на него, Хилла – что на нее, а Гюрд и Ойглой говорили, что она похожа сама на себя.

В начале зимы Элиэнн сказала: «Дам, дам». Сперва никто не понял, что это означает, но потом Гюрд догадался, что девочка скопировала фразу Хиллы, которую та произнесла, когда брат и муж ввалились в дом в заснеженной одежде: «Ох, и задам я сейчас кому – то! Не догадываетесь кому?»

Вскоре после этого к ним пришел Ирле Снайдерс и сказал, что до поселка дошла весть о рождении у Хелихелин сына. Ойгла прослезилась и рыдала всю ночь, думая о том, как плохо, должно быть, ее дочери среди чужих людей. На следующее утро вся молодежь отправилась в гости к Снайдерсам. Они играли в снежки, катались на водовозных санях с крутых холмов. На шестой день пребывания в гостях приехал один из сыновей Алиа, который жил у родственников жены в поселке Эсклермондов. Он рассказал, что до их поселка дошли вести о захвате Дарнерами части земель рода Элле, где они раньше только браконьерствовали. Они заявили, что действуют с согласия духа земли. Элле не посмели ни сопротивляться, ни сомневаться, тем более, когда Дарнеры объявили, что уступка земель зачтется их жертвам как подарок ко дню рождения внука Фиилмарнена. Этот поступок взволновал всех соседей. Гюрд, уже и думать забывший о гадальных костях, ощутил дрожь, ведь он был причастен к возникновению у Хелихелин веры в свое высокое происхождение.

Посланец, привезший плохую весть, привез и болезнь. Уже к вечеру в день приезда он ощущал слабость и головную боль. Ночью у него начался жар. Вслед за ним заболела Алиа, которая ухаживала за сыном. За ней заболела старшая дочь, взявшаяся ходить за матерью и братом. Она передала болезнь детям. Скоро весь поселок ходил со слезящимися глазами, хрипел и хлюпал носами. У людей закладывало горло, по ночам многие выходили на улицу, так как задыхались в душных домах, но от этого им делалось только хуже.

Видя это, Элсли поскорее отправились домой, но было поздно. По возвращении они свалились все. Стиг сначала решил, что ничего страшного нет. Он считал, что все семейство виновато перед ним, и он один достоин сочувствия и сострадания. Только когда Ойгла резко сказала ему, что вскоре исполнится его желание, и он останется один, он вдруг очнулся. Очнулся, он, правда, для того, чтобы указать жене ее место, но его указания не возымели обычного действия. Тогда – то он и понял, что дело действительно плохо. Стиг увидел, что, оплакивая одно дитя, находившееся далеко, он может потерять всех остальных, которые жили рядом. Ему легко было становиться в позу гордого одиночества, находясь среди семьи, но реально остаться на старости лет последним в своей ветви рода было бы куда как тяжело. Однако Стигу нелегко было переломить себя. Ему все время казалось, что малейшей уступкой он уронит свое достоинство главы семьи. Все больные находились на половине молодых, поэтому всё, на что он решался, это пробраться тихонько в переход, соединяющий оба дома, и прислушиваться кашлю, шарканью ног и осипшим голосам.

Ойгла, казалось, переселилась в дом, где были дети. Она не обращала внимания ни на что, кроме них. Внезапно Стиг впервые по – настоящему осознал, что остался один. Он вдруг заметил, как страшен в своей тишине двор, снег которого испещрен только его следами, как угрюм старый дом, где каждый треск полена в очаге раздается как грохот, как пуста и сиротлива кузница, полная ненужных и мрачных предметов. Тогда Стиг не выдержал и как – то ночью тихо пробрался в дом, где находились больные. Он опустился на колени возле лавки, на которой лежал Гюрд, и случайно разбудил его. Когда сын зашевелился, почувствовав на лице горячие слезы отца, Стиг обнял его и зашептал: «Не уходи, Гюрд! Не уходи!»

С тех пор он каждый день заходил к своим детям и сидел там молча, но кузнец чувствовал, что семья с ним примирилась, хотя об этом не было сказано ни слова. Постепенно он ввалил на себя большую часть забот, которые до этого тащила на своих плечах только Ойгла. Сердце Стига растаяло, как кусочек льда на мартовском солнце. Иногда, находясь в лесу на охоте, он садился на поваленное дерево и плакал от жалости к своим родным.

Когда больные стали выздоравливать, заявился Айлиль Снайдерс. Он сказал, что в поселке умерло шесть человек, а также, что дошли слухи о гибели Фагни Дарнера. Он провалился в медвежью берлогу. Стиг внутренне вздрогнул. Фагни Дарнер польстился на покровительство духа земли, как знать, не покарал ли дух его за самонадеянность? Стиг подумал, что дух всю жизнь оказывал покровительство и ему, даровав хорошую семью, а он в последнее время пренебрегал его даром. Не захочет ли Фиилмарнен наказать и его? Ночью кузнец пошел в кузницу и пообещал Фиилмарнену богатый подарок, если тот его простит и сохранит ему всю семью. Дух благоволил к Стигу. В то время как в окрестных поселках поветрие скосило много народу, кузнец не потерял никого.

Постепенно жизнь вошла в свою колею по всему Синему Гаутанду. С первыми лучами весеннего солнца поветрие прекратилось, но внутреннее напряжение везде осталось. Никто не знал, что предпримут Дарнеры после гибели главы своего рода. Было известно, что его место занял Агне, чем нарушался порядок наследования, ибо главой должен был стать следующий по старшинству брат Фагни. Поговаривали, что Дарнеры ждут, когда сойдет лед на реке, а затем что- то начнется. Лед прошел, но ничего не случилось. Новый срок предсказали, когда сойдет снег и просохнет земля. Снег стаял, земля начала прогреваться, но Дарнеры замкнуто жили в своем поселке и не выдавали своих планов.

Когда начали распускаться листья, в дом рода Элсли прибыла Алиа Снайдерс в сопровождении Ирне. Они приплыли на лодке по реке. Алиа поговорила со всеми, поиграла с внучкой, переночевала, а утром попросила Хиреворда проводить ее до половины дороги. Хиреворд вернулся к обеду, а после ужина попросил Гюрда тихонько пойти с ним в лес. Юноши немного отошли от дома, а потом спустились к реке. Там их ждала лодка.

– Мы едем на остров Хелихелин? – удивился Гюрд.

– Вот именно. Садись быстрее.

Сердце Гюрда бешено забилось. Неужели Хелихелин вернулась? Когда лодка въехала носом в песок островка, он заметил спрятанную в камыше другую лодку. В глубине зарослей, поджав ноги, на коряге сидели Алиа и Ирне. Гюрда охватило смятение чувств, когда они с Хиревордом сели напротив. Некоторое время все молчали, потом Алиа провела языком по сухим губам, подняла глаза, с треском сломала ветку, которую держала в руках, и сказала:

– Позавчера в наш поселок прибыл человек из рода Элле. Его послали Дарнеры. Судя по всему, твоя сестра тяжело больна. Они хотели, чтобы я приехала посмотреть ее. Кроме того, твоя сестра хочет тебя видеть, но только тебя одного. Дарнеры требуют, чтобы наша поездка осталась втайне от других родов. Я не знала, как сказать все это при твоих родителях. Также я не уверена, что все это не западня. Я – очень старая женщина, а ты – молод. Мы советовались с Хиревордом, но пока ни до чего не договорились. Человек из рода Элле будет ждать меня еще один день, а после этого поплывет обратно.

– Много ли народа знают об этом в вашем поселке? – спросил Гюрд.

– Только я и Ирне, – ответила Алиа, – а теперь вот и вы двое.

– Почему они хотят, чтобы никто не знал о поездке?

– Потому что это либо ловушка, либо на них обрушился гнев Фиилмарнена, – сказала Алиа. – Посланец утверждает, что по дороге ночевал только в лесу, не заезжая ни в один поселок.

– Возможно, они хотят захватить заложников, – вставил Хиреворд.

– Но наши земли далеки от них, – возразил Гюрд.

– Не забывай, что оба наших рода участвовали в прошлогоднем походе, – сказал Ирне.

– Ты поедешь, Алиа? – спросил Гюрд.

– Я – очень старая женщина, и я хочу, чтобы мои дети, внуки и правнуки жили счастливо. Я хочу постараться разузнать, что на уме у Дарнеров. Я уже выполнила свой долг на земле и могу спокойно сунуть голову в это осиное гнездо. А вот ты – совсем другое дело, – покачала головой Алиа, задумчиво глядя в землю.

– Я поеду с тобой, и они не посмеют тебя тронуть под страхом гнева духа земли, – пообещал Гюрд.

–Я не могла не рассказать тебе об этом деле, но ты должен помнить, что ты – единственный сын своего отца, и не можешь поехать без его соизволения. Говорить же с твоим отцом об этой поездке я не решилась.

– Он бы вспылил и помчался к Дарнерам сам, – согласился Гюрд.