Царь-монах. Государи и самозванцы на русском престоле

В этих условиях поддержка церковной иерархии имела для Шуйского исключительное значение. Патриарх Гермоген полностью поддерживал нового царя. Повстанцев он предавал анафеме, обличал в своих проповедях, и в письмах своих убиенного царя, называл «вором» и «расстригой». А ведь святейший предстоятель Церкви ни разу не видел государя Димитрия! Духовенство всё более и более склонялось к прославлению нового святого – царевича Димитрия, ссылаясь на чудеса, происходившие у его гроба. Но, каким образом возможно было доказать, что бывший во гробе убиенный отрок с которым связывали чудесные исцеления, действительно являлся убиенным царевичем? Инокиня Марфа ни слова не произнесла, когда увидела открытые мощи, привезённые из Углича!

Большое впечатление на простой народ произвели торжественные похороны Бориса Годунова, его жены и сына. Прах их был поднят из могил в ограде Варсонофьева монастыря, уложен в новые гробы. Бояре и монахини на руках с молитвами пронесли их по улицам столицы до Сретенских ворот, ведущих в Суздаль. Царевна Ксения (инокиня Ольга) следовала за гробами со слезами на глазах.

Слуги, холопы и соглядатаи Шуйских распускали слухи, что «воры», осадившие Москву, намереваются истребить («потребить») всё население столицы. С их слов вожди мятежников призывали своих сподвижников: «Идем вси и приимем Москву и потребим живущих в ней и обладаем ею, и разделим домы вельмож и сильных, и благородные жены их и дщери приимем в жены собе!». Однако, по словам иностранца Исаака Массы, находившегося в те дни Москве, многие москвичи верили, что Димитрий жив, но, тем не менее, по настоянию властей «московиты во второй раз присягнули царю Василию в том, что будут стоять за него и сражаться за своих жён и детей, ибо хорошо знали, что мятежники…говорили, (что) они, все (москвичи) повинны в убиении Димитрия»

. И действительно, население столицы, насмотревшись на дворцовые перевороты и разворачивающееся кровопролитие, реально боялось ухудшения своего положения и грабежей.

Новоиспечённого царя всё ещё поддерживало население крупнейших городов и служилые люди Смоленска, Великого Новгорода, Ярославля, Нижнего Новгорода. Шуйский учинил перепись всем москвичам старше шестнадцати лет и не побоялся вооружить их. В их лице власть получила не менее десяти тысяч боеспособных воинов. Это было московское ополчение, готовое оборонять свой город от незнакомых и ментально чужих им южан. Вооружённые пищалями, саблями, рогатинами, бердышами, москвичи были расписаны по осадным местам, заставам и готовились вступить в схватку с осаждавшими. Ими руководили торговые верхи – «лучшие люди», стоявшие во главе посадских общин. Они боялись разгрома московского войска и неотвратимого, как следствие, грабежа, и уже потому готовы были помочь Шуйскому. Его не любили, но при угрозе захвата Москвы пришлыми южанами и казаками из двух зол выбирали меньшее.

Пожалуй, именно тогда впервые и сказался субэтнический

, а потом и этнический фактор разгоравшейся Смуты. Как для дворян и детей боярских Рязанской и Елецкой земли, так и для донских, волжских, терских казаков, а тем более для русских южан – служилых людей Северщины и Черниговщины великороссы-москвичи являлись непонятными им, заносчивыми, экспансивными «москалями». И всё же суперэтническое