Ретроградный Меркурий

Катя присвистнула, вернулась и села рядом с матерью, ошеломленно ее разглядывая.

– Но погоди… Да он тебя лет на тридцать был старше. Если я не путаю.

– Ну… Поменьше. Но прилично.

– И как же вы?! Нет, стоп, не надо. Я не буду задавать тебе банальных вопросов вроде того, любила ли ты его, знал ли он обо мне.

– Катя, даже я о тебе не знала, зачем было говорить ему? Мама сказала, что тебя усыновили, что ребенок попал в хорошую семью. Она настояла. Я что могла…

Катя молчала. Не укоряла, не спорила, ни в чем не обвиняла – в чем теперь можно было обвинять?

– Мама, значит, настояла… Мда… Нормальная русская баба Ирина, если не ошибаюсь, Васильевна…

– Да какая русская, цыганка она была, чуть ли не из табора. Всю жизнь скрывала, я только от отца узнала, когда ругались, он ее называл «цыганской ведьмой» – она сразу сникала, даже плакала. А ничто другое не могло ее остановить.

– Цыганская ведьма? О как, – Катя удивленно подняла вверх свои черные, с роковым изгибом, совершенно цыганские брови, – может, мне гадать научиться?

– А что ты смеешься, она и язык этот знала. Не знаю уж – какой он там у цыган. Мы дачу снимали в … нет, не помню, в каком году… Я в школу еще не ходила. Там на площади встретили цыганку. Она стала что-то маме говорить, показывая на меня, что беда будет. Ну, что они обычно говорят. Шла за нами почти до самого дома, все просила мою руку показать, завывала и пугала, что «дочка бедовая», так мама развернулась и так страшно что-то ей сказала на непонятном языке – цыганка в ужасе шарахнулась от нас и убежала, представляешь?

– Представляю. – Катя встала. – Пора мне. Дети скоро встанут. Муж-то твой где?

– Муж в командировках по полгода, он аудитор. А старшие дети у отца в Венгрии, сейчас каникулы. Только Лизка дома, она через полчаса проснется.

Провожая свежеобретенную дочь до двери, Анна все искала какие-то слова, но понимала, что вся ее жалкая чувственность разобьется сейчас о холодный камень. Представляла, как Катя посмотрит на нее презрительным маминым взглядом и скажет: «Ты бездарность», или что-то подобное. Мать часто так говорила. Поэтому лучше было молчать, а еще лучше – сказать что-то будничное, отвлечь себя и Катю от судьбоносности момента, заговорить демонов.

– Так что, тебе нужно просто узнать, в каком они городе?

– Хорошо бы еще кого-то оттуда. Из съемочной группы. Имя, фамилия, контакты и все что сможешь. Вдруг знакомые есть. Я же не смогу все сама, помощник нужен.

– А ты уверена, что это все тебе нужно?

– Так, не начинай! – Катя ухмыльнулась. – Я же кавказская женщина, месть – святое дело. Зарежу – может, полегчает.

– Как – зарежешь? – Анна даже оперлась на комод, накрытый кружевной скатертью.

Чуть не упала, уронила ключи, перчатки, все, что на нем лежало. Кряхтя, стала собирать.

Катя погладила оголившуюся древесину.

– Ого, это что, восемнадцатый век? – Она наклонилась над комодом. – Ох ты… Да это «чиппендейл», мать моя в кедах… Но откуда? Он и в Англии-то не во всех музеях есть… Ну, ты живешь… Шикарно как.

– Ты разбираешься в мебели? – удивилась Анна.

– Что тут разбираться, я же не на облаке живу. Любой поймет, ты посмотри, красота какая. Ты сама купила?

– От родителей досталось. – Анна помрачнела.

– Ладно, я побегу. Телефон я тебе написала на фотографии твоего отца. Там же, в книге.

– Когда? Там же и ручки не было, как ты успела?

Катя подмигнула ей, вышла и нажала кнопку лифта. Наверху сразу зашуршало, и медленно стали опускаться его запутанные серые кишки.

Анна стояла на пороге с лицом робким и слабым.

– Что? – буднично спросила Катя уже из лифта, словно мать сейчас могла бы отдать ей забытые перчатки или настоятельно попросить застегнуть куртку.

– Он же все-таки не только мне отец был, но и дед тебе, Кать.

– Кто? Аа… Да какой он мне, к черту, дед, – и захлопнула дверь.

А перчатки все-таки забыла…

Заметила уже в машине, когда схватилась за холодный руль.

Календарная весна была в разгаре, но ночью еще подмораживало, а машина стояла здесь много часов.

Возвращаться не хотелось, тем более, что припарковалась она в двух кварталах от дома, ну что за ерунда – перчатки.

Однако что-то заставило ее вылезти из машины и пойти обратно. Во дворе она оседлала какого-то уродца, призванного воспитывать у детей чувства прекрасного. Все раздумывала, заходить или нет. Перчатки были единственные, но пришлось бы снова ее увидеть… А, может, она и хочет ее увидеть, но ищет повод?

Стали появляться первые прохожие, из дома выходили люди, спешили на работу. В подъезд забежала какая-то женщина, Кате даже показалось, что номер квартиры она набрала на домофоне знакомый. Но от подъезда до детской площадки было далеко. Видимо, действительно – подсознание тянуло подняться и увидеть снова, что-то сказать, услышать в ответ нормальные человеческие слова, а не рассказ о генеалогическом древе. Может быть, даже обнять. Может быть…

Ах, сколько же ей еще сидеть в бесконечных чужих дворах, карауля, высматривая, пытаясь стать своей совершенно, в сущности, посторонним людям! Почему такой тяжелый поиск своей судьбы, почему всегда одна, всем чужая, никому не нужная…

Когда к дому подъехало такси, Катя опомнилась. Начинались пробки, нужно было что-то решать.

Она уже встала и уже двинулась со двора прочь, когда увидела Анну. Это она вызывала такси. В чем-то нелепом абрикосовом, наверченном поверх пальто. И дорожная сумка в руках.

«Как странно… Она ведь ни словом не обмолвилась, что уезжает. Да и как там дочка останется одна, она же маленькая?»

Через пять минут Катя снова жала ту же самую кнопку звонка.

Повернулся ключ, и в проеме двери нарисовалась чужая пожилая женщина, совершенно никакого отношения к этой семье не имеющая – это была явно няня, та самая няня, которая минут десять назад прошмыгнула мимо нее в подъезд.

Она выжидательно смотрела на Катю, но тут из комнат выбежала маленькая девочка. Обняв нянины колени, она смущенно поздоровалась.

– Здравствуй, – Катя невольно улыбнулась, – как спалось, Лиза?

Лиза тут же уткнулась в нянину юбку.

– Там Аня… Она внизу в такси, попросила книгу забрать. Сказала, в самолете почитает. Мы вместе с ней едем.

– Какую книгу? – Няня сразу заглотила наживку. – Где взять?

– Там на столе. «Маленький принц» называется.

– Сейчас принесу. Ой, Лиза, отпусти, я же упаду.